Час души - Марина Цветаева

16 мая 1920

«Сказавший всем страстям: прости…»

Сказавший всем страстям: прости —Прости и ты.Обиды наглоталась всласть.Как хлещущий библейских стих,Читаю я в глазах твоих:«Дурная страсть!»

В руках, тебе несущих есть,Читаешь – лесть.И смех мой – ревность всех сердец! —Как прокаженных бубенец —Гремит тебе.

И по тому, как в руки вдругКирку берешь – чтоб рукНе взять (не те же ли цветы?),Так ясно мне – до тьмы в очах! —Что не было в твоих стадахЧерней – овцы.

Есть остров – благостью Отца, —Где мне не надо бубенца,Где черный пух —Вдоль каждой изгороди. – Да. —Есть в мире – черные стада.Другой пастух.

17 мая 1920

«Да, вздохов обо мне – кpaй непочатый!..»

Да, вздохов обо мне – кpaй непочатый!А может быть – мне легче быть проклятой!А может быть – цыганские заплаты —Смиренные – мои

Не меньше, чем несмешанное злато,Чем белизной пылающие латыПред ликом судии.

Долг плясуна – не дрогнуть вдоль каната,Долг плясуна – забыть, что знал когда-то —Иное вещество,

Чем воздух – под ногой своей крылатой!Оставь его. Он – как и ты – глашатайГоспода своего.

17 мая 1920

«Суда поспешно не чини…»

Суда поспешно не чини:Непрочен суд земной!И голубиной – не черниГалчонка – белизной.

А впрочем – что ж, коли не лень!Но всех перелюбя,Быть может, я в тот черный деньОчнусь – белей тебя!

17 мая 1920

«Писала я на аспидной доске…»

С. Э.

Писала я на аспидной доске,И на листочках вееров поблёклых,И на речном, и на морском песке,Коньками по́ льду и кольцом на стеклах, —

И на стволах, которым сотни зим,И, наконец – чтоб было всем известно! —Что ты любим! любим! любим! – любим! —Расписывалась – радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвелВ века́х со мной! под пальцами моими!И как потом, склонивши лоб на стол,Крест-на́крест перечеркивала – имя…

Но ты, в руке продажного писцаЗажатое! ты, что мне сердце жалишь!Непроданное мной! внутри кольца!Ты – уцелеешь на скрижалях.

18 мая 1920

Пригвождена…

Пригвождена к позорному столбуСлавянской совести старинной,С змеею в сердце и с клеймом на лбу,Я утверждаю, что – невинна.

Я утверждаю, что во мне покойПричастницы перед причастьем,Что не моя вина, что я с рукойПо площадям стою – за счастьем.

Пересмотрите всё мое добро,Скажите – или я ослепла?Где золото мое? Где серебро?В моей ладони – горстка пепла!

И это всё, что лестью и мольбойЯ выпросила у счастливых.И это всё, что я возьму с собойВ край целований молчаливых.

19 мая 1920

«Восхи́щенной и восхищённой…»

Восхи́щенной и восхищённой,Сны видящей средь бела дня,Все спящей видели меня,Никто меня не видел сонной.

И оттого, что целый деньСны проплывают пред глазами,Уж ночью мне ложиться – лень.И вот, тоскующая тень,Стою над спящими друзьями.

Между 21 и 30 мая 1920

«Кто создан из камня, кто создан из глины…»

Кто создан из камня, кто создан из глины, —А я серебрюсь и сверкаю!Мне дело – измена, мне имя – Марина,Я – бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти —Тем гроб и надгробные плиты…– В купели морской крещена – и в полетеСвоем – непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сетиПробьется мое своеволье.Меня – видишь кудри беспутные эти? —Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,Я с каждой волной – воскресаю!Да здравствует пена – веселая пена —Высокая пена морская!

23 мая 1920

Две песни

1

И что тому костер остылый,Кому разлука – ремесло!Одной волною накатило,Другой волною унесло.

Ужели в раболепном гневеЗа милым поползу ползком —Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском!

Кусай себе, дружочек родный,Как яблоко – весь шар земной!Беседуя с пучиной водной,Ты всё ж беседуешь со мной.

Подобно земнородной деве,Не скрестит две руки крестом —Дщерь, выношенная во чревеНе материнском, а морском!

Нет, наши девушки не плачут,Не пишут и не ждут вестей!Нет, снова я пущусь рыбачитьБез невода и без сетей!

Какая власть в моем напеве, —Одна не ведаю о том, —Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском.

Когда-нибудь, морские струиРазглядывая с корабля,Ты скажешь: «Я любил – морскую!Морская канула – в моря!»

В коралловом подводном древеНе ты ль – серебряным хвостом,Дщерь, выношенная во чревеНе материнском, а морском!

13 июня 1920

2

Вчера еще в глаза глядел,А нынче – всё косится в сторону!Вчера еще до птиц сидел, —Все́ жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,Живой, а я остолбенелая.О вопль женщин всех времен:«Мой милый, что́ тебе я сделала?!»

И слезы ей – вода, и кровь —Вода, – в крови, в слезах умылася!Не мать, а мачеха – Любовь:Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,Уводит их дорога белая…И стон стоит вдоль всей земли:«Мой милый, что́ тебе я сделала?»

Вчера еще – в ногах лежал!Равнял с Китайскою державою!Враз обе рученьки разжал, —Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Детоубийцей на судуСтою – немилая, несмелая.Я и в аду тебе скажу:«Мой милый, что́ тебе я сделала?»

Спрошу я стул, спрошу кровать:«За что, за что терплю и бедствую?»«Отцеловал – колесовать:Другую целовать», – ответствуют.

Жить приучил в само́м огне,Сам бросил – в степь заледенелую!Вот что ты, милый, сделал – мне.Мой милый, что́ тебе – я сделала?

Всё ведаю – не прекословь!Вновь зрячая – уж не любовница!Где отступается Любовь,Там подступает Смерть-садовница.

Само́ – что́ дерево трясти! —В срок яблоко спадает спелое…– За всё, за всё меня прости,Мой милый, что́ тебе я сделала!

14 июня 1920

«Проста моя осанка…»

Проста моя осанка,Нищ мой домашний кров.Ведь я островитянкаС далеких островов!

Живу – никто не нужен!Взошел – ночей не сплю.Согреть Чужому ужин —Жилье свое спалю!

Взглянул – так и знакомый,Взошел – так и живи!Просты наши законы:Написаны в крови.

Луну заманим с небаВ ладонь, – коли мила!Ну, а ушел – как не! был,И я – как не была.

Гляжу на след ножовый:Успеет ли зажитьДо первого чужого,Который скажет: «Пить».

Август 1920

Волк

Было дружбой, стало службой,Бог с тобою, брат мой волк!Подыхает наша дружба:Я тебе не дар, а долг!

Заедай верстою вёрсту,Отсылай версту к версте!Перегладила по шерстке, —Стосковался по тоске!

Не взвожу тебя в злодеи, —Не твоя вина – мой грех:Ненасытностью своеюПерекармливаю всех!

Чем на вас с кремнем-огнивомВ лес ходить – как бог судил, —К одному бабьё ревниво:Чтобы лап не остудил.

Удержать – перстом не двину:Перст – не шест, а лес велик.Уноси свои седины,Бог с тобою, брат мой клык!

Прощевай, седая шкура!И во сне не вспомяну!Новая найдется дура —Верить в волчью седину.

Октябрь 1920

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробеНасторожусь – прельщусь – смущусь —рванусь.О милая! – Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасныхДана, чтоб на́ сердце держать пуды.Спеленутых, безглазых и безгласныхЯ не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки, – стан упругийЕдиным взмахом из твоих пелёнСмерть – выбью! Верст на тысячу в округеРастоплены снега – и лес спален.

И если всё ж – плеча, крыла, коленаСжав – на погост дала себя увезть, —То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,Стихом восстать – иль розаном расцвесть!

Около 28 ноября 1920

«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»

Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух – не решитьпо заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факелпотух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! – Небадочь!С полным передником роз! – Ни росткане наруша!Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Про!резь зари – и ответной улыбки проре́з…– Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Декабрь 1920