Итан Рокотански (СИ) - Нестор Штормовой

он не стоял вплотную: и тут я понял, что сейчас он бьется как Артуро Гатти. Вместе с этим я понял, что в этом есть и плюс. Артуро Гатти прозвали Рубакой за открытые и мощные удары едва ли не во всю ширину руки, а порой и вовсю — но в его стиле боя был один большой недостаток. Сам Гатти, возможно, так и не считал, но легендарный боец, сделавший одну из лучших трилогий в боксе, полностью забывал о защите. Да, возможно, не забывал, а даже презирал ее: но нужно ли считать, сколько ударов он пропустил, в то время как мог бы защищаться?

Чувствуя, как Кронштадт рубит меня по плечам, стараясь снова пробраться к бокам, метя параллельно в голову, я вырвался вперед и нанес ему несколько ударов по лицу. Не ожидавший этого противник отступил на несколько шагов в сторону, прекратив атаку. Я знал, что он поступит именно так. Поэтому лишнего времени ему не дал и сам стал на какое-то время Артуро — удар в бок, удар в челюсть. Кронштадт бросается вперед и отталкивает меня. Толпа орет, но ни я, ни мой соперник не разбираем ни слова: на арене сейчас только мы и ничего больше не имеет значения.

— Бей как Мэнни! — неожиданно донёсся до меня голос Огонька среди десятков других голосов. — Стань смерчем!

И я его послушал. Не без труда, потому что тело начинало отказывать: несмотря на то, что адреналин полностью залил вены, усталость и боль брали свое. Из последних сил я начал уворачиваться от ударов Кронштатда, на миллисекунду вставая в стойку, и каждую миллисекунду приближаясь к нему: выкидывая руки вперед, я достигал его почти каждым ударом. Жаль, что не каждым: ценой за промах являлась энергия тела, а только с ее помощью я все еще стоял на ногах.

А затем я почувствовал, что виски у меня липкие от крови, сам я в поту, а несколько ребер переломаны точно. Бороду Кронштатда, темную и аккуратно постриженную, заливала кровь. Глаза сверкали в свете ламп, освещавших арену. Вокруг шумело человеческое море. Над человеческим морем висели столпы дыма. Я не видел это, но знал, что это так. Впрочем, никакого значения это не имело.

Я выкинул Кронштадту джеб. Он резко нырнул вниз и отправил мне хук. Я успел почувствовал, как кулак, сделанный будто из стали, врезается в мою челюсть. Ощутил, как мир вокруг погружается в темноту. Несмотря на то, что все это произошло буквально за секунду, для моего мозга это продлилось с полминуты — а это было невероятно долго. Но почему так произошло я не знал, да и никакого значения это не имело. Мир погрузился во тьму.

***

Не вспомнить, сколько на протяжении этой истории меня отправляли в беспамятство. Потому лишний раз рассказывать о том, как я приходил в сознание, смысла нет. А пришел я в него уже дома: друзья увели меня и погрузили в машину Петровича, после чего отвезли к Огоньку домой. Сказать лишь можно о том, что состояние по пробуждению оказалось гораздо паршивее, чем можно было представить. Все тело болело: торс, руки, лицо, ноги, находившиеся во время боя в постоянном напряжении. А еще я проиграл. Проиграл не только бой Кронштадту, но проиграл самому себе. А значит, я подставил жену. Подставив ее, я потерял время на лечение болезни. И от осознания этого хотелось провалиться под землю — только иногда права на это не имеешь. Почему? Потому что надо быть сильным. И не ради себя, а ради кого-то. А это иногда гораздо важнее.

Но все оказалось не совсем так, как я ожидал. Даже нет — все оказалось совершенно иначе. Информация, которую поведал мне Огонек, едва я немного пришел в себя, вырвавшись из мучительного беспамятства, дала огонек надежды.

Толпа требовала продолжения боя. В это сложно было поверить, но это было так. Пусть кто-то и болел за Итана Рокотански на арене, пусть кто-то ожидал его проигрыша, но зрелище не оставило равнодушным никого. Пусть этот бой и не был каким-то особенным или выдающимся, но он был максимально настоящим. А если что-то в этом мире действительно стоящее, действительно настоящее, то оно очень ценно и востребовано. Так работает, если вокруг много фальши и подделок.

Информация о бое "КРОНШТАТД — РОКОТАНСКИ" разнеслась далеко за пределы бойцовского клуба, в котором он проводился. Она достигла самых отдаленных уголков остальных клубов. Люди начали спрашивать, где можно будет купить билеты на второй матч, а еще — где можно будет поставить на кого-либо из бойцов. Руководство "Преисподней" не заставило себя ждать. Боссы тут же связались с Огоньком и предложили неплохую сумму денег. Недостаточную, чтобы покинуть НРГ и добраться до берегов Японии, но ее хватит, чтобы дать старт сбережениям и добыть еще немного времени. И от этого мы решили отталкиваться. Чувствуя, как щипает раны, пока Зоя протирает их салфетками с перекисью, я сказал Огоньку, что согласен на второй бой. Он кивнул и молча вышел, оставив нас с женой наедине. Та со слезами на глазах посмотрела на меня.

— Не надо слез, малышка, — прошептал я. — Это всего лишь драки.

— Все это из-за меня, — всхлипнула, склонившись, она. Чувствуя как сводит ребра, я притянул ее к себе, положив рядом.

— Ты не виновата, детка. Просто так случается, вот и все. Но мы справимся. Ясно? Да, я проиграл бой, — я закрыл глаза, чувствуя, как в них появились горячие слезы, — но не войну. Все будет хорошо.

Зоя прижалась ко мне, аккуратно сжав мою руку. Даже в этот момент, болея неизвестной болезнью, переживая в себе море эмоций, она не забывала о моей боли. Я поцеловал ее в макушку и обнял крепче.

— Все будет хорошо, малышка. Я обещаю тебе.

Глава 16. Луч надежды

Признак незрелости человека — то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зреслости — то, что он хочет смиренно жить ради правого дела.

Джером Сэлинджер

— Знаешь, — протянул лежавший за стеной Мейгбун, — что отличает человека, способного выжить, от человека не способного выжить?

Я промолчал, смотря в бетонный потолок.

— Способность убивать. Превращаться в животное, следуя одним лишь инстинктам.

Я промолчал и здесь, хотя ответ уже вертелся на языке.

— Кстати, — блондин, находившийся так близко, но которого я не видел уже несколько месяцев, будто бы почесал в голове, — не помнишь, Рождество уже было? Хочется отпраздновать. Тебе, наверно, тоже?

Тишина.

— Ты серьезно