Дипломаты в сталинской Москве. Дневники шефа протокола 1920–1934 - Артем Юрьевич Рудницкий

ресторан, блуждают в поисках места; к их столам подсаживаются всякие пришлые элементы; кухня сделалась совершенно невозможной; вообще на фоне нелепого безвкусного декорума, свойственного кафе самого скверного пошиба, идут сплошные безобразия и сплошная неразбериха; ресторан под флагом обслуживания иностранцев кормит и дает приют всякой шантрапе…»[703].

Вопрос с едой Флоринский решил за счет чекистов, курировавших общество «Динамо», и «кооператив ОГПУ как компенсацию предоставил продукты». Но нужно было как-то обезопасить Стомонякова и всех участников завтрака, то есть изолировать Белый зал, где предполагалось устроить мероприятие. От «необузданных посетителей», которые «в случае недостаточности мест в первых комнатах, пытаются проникнуть в резервированный зал (из-за столов происходят ежедневные скандалы и для удаления некоторых посетителей приходится иногда даже вызывать милицию)». Шеф протокола, как водится, проявил сообразительность и расторопность. «Ширму для отделения зала я раздобыл в Кустпромторге за 19 руб. … и благополучно доставил ее за 5 минут до приезда немцев»[704].

Кризис и «великий перелом» сказались не только на сельском хозяйстве и производстве продовольствия. Рушилась вся экономическая система, выходили из строя коммуникации, из магазинов исчезали самые необходимые товары. Со всеми вопросами и просьбами дипломаты бросались к Флоринскому, и он с трудом сдерживал раздражение. В октябре 1931 года персидский посол Пакреван попросил его помочь купить кровать для сотрудника посольства. Сделал это «развязнейшим образом», в ложе Большого театра, во время спектакля. Шеф протокола был взбешен и «сухо ответил, что НКИД не имеет мебельного магазина»[705].

Китайский посол попросил мебель сразу после вручения верительных грамот (февраль 1933 года). «У вашего правительства, наверное, много мебели; может быть, мне продадут или уступят, что мне надо»[706]. Флоринский отправил китайца в Бюробин.

Мексиканский посланник Фернандо Матти не мог приобрести постельное белье, потому что не был членом кооператива. Флоринский пошел навстречу, добыл специальное разрешение. Вот только в магазинах ничего найти не удалось. Простыни, пододеяльники и наволочки из продажи исчезли. Но Матти облагодетельствовали – выделили 30 метров холста на простыни, и также обеспечили поставки молока, мексиканец об этом тоже просил[707].

В гостинице Новомосковская (после развала СССР ее реконструировали и сейчас это отель «Балчуг Кемпински»), где жили многие дипломаты, горячая вода поднималась не выше 2–3 этажа. С этой проблемой тоже шли к Флоринскому[708].

Англичане не только сами себе готовили, но и сами стирали свое белье – очевидно, прачечные перестали функционировать[709].

В 1932 году были закрыты дипломатические распределители, переведены консульские сборы на валюту и повышены цены в сети валютных магазинов «Торгсин». Понятно, что цель заключалась в получении дополнительных доходов, но дипломатов это задело. Турецкий посол Рагиб-бей озвучил коллективные протесты дипкорпуса «по снабженческому вопросу»[710]. Свое недовольство высказывали не только Флоринскому, но и Литвинову— лично Дирксен и Овий.

Конечно, трудности иностранных дипломатов не шли ни в какое сравнение с тяготами и страданиями советских людей, прежде всего, крестьян. Наверное, в дипкорпусе не представляли себе всех последствий коллективизации, которая привела к страшному голоду, поразившему Украину, Казахстан и многие области России. Если бы представляли, возможно, не «гнали волну» в связи с теми лишениями, которые испытывали сами.

Нянька Флоринский

Помимо серьезных проблем, шефу протокола приходилось заниматься и проблемами помельче, «приземленными» бытовыми, но имевшими для дипломатов не меньшее значение. В суровой, малокомфортной Москве того времени они подчас чувствовали себя растерянными и взывали о помощи по малейшему поводу. Так что шеф протокола ни минуты не сидел без дела, постоянно что-то решал и урегулировал, недаром его называли «неутомимый Флоринский»[711].

В начале 1920-х годов, особенно зимой, в голодной, холодной Москве, дипломатов нужно было кормить и одевать. В магазинах ничего не было. Они мерзли, прежде всего это касалось теплолюбивых представителей азиатских стран. Зимой 1920 года персидский посол ходатайствовал «о выдаче ордеров для посла и состава посольства, состоящего из 9 человек: лично для посла меха котикового на три шубы (одной мужской и двух дамских) и для посольства одной шубы на меху и одного теплого пальто для секретарей, 14 теплых фуфаек Егера[712], 14 пар таких же кальсон, 20 пар теплых мужских носков, 6 пар женских чулок, и дюжины мужских носовых платков, 6 дамских носовых платков, 3 пары дамских ботиков, 5 пар мужских брюк, 5 пар мужских теплых перчаток»[713].

Чем только Флоринскому не приходилось заниматься… Договариваться в Пастеровском институте о «впрыскиваниях» для ребенка турецкого военного атташе – его укусила собака. Организовать лечение японцев: «коммерческий советник Каватани заболел тифом, его беременная жена нервно потрясена. У секретаря Сасаки болят почки»[714]. Устроить «электроприжигание» для персидского посла Пакревана в 20 местах (главу миссии беспокоили «точки вроде веснушек»)[715].

Или достать турецкому послу «электрические лампочки, изобретенные в СССР, пропускающие ультрафиолетовые лучи – для лечения ревматизма»[716].

Много душевных сил отняла мнительность супруги Пакревана, обнаружившей у себя «пятнышко на груди». Пришлось отвезти ее на консультацию к профессору Розанову, который убеждал послицу, что опасности это пятнышко не представляет, и «оно даже красиво». История умалчивает о дальнейшей судьбе пятнышка, но в больнице дама произвела неприятное впечатление своими вопросами: «“Зачем нужно надевать халат? Чист ли халат? Боятся ли заразы от нее или боятся, чтобы она не заразилась? Нет ли здесь заразных заболеваний”? Проф. Розанов указал, что она находится в хирургическом отделении, что за границей также одеваются в подобных случаях в халаты и т. д.»[717].

А сколько раз Флоринский ездил в милицию и МУР (в документах используется сокращение МУУР – Московское управление уголовного розыска) в связи с кражами в посольствах или другими происшествиями! Это всё изматывало, но, описывая эти происшествия, шеф протокола обычно не изменял своему чувству юмора и легкой иронии.

В 1926 году, в феврале, случился «налет, произведенный на польскую миссию». В дневнике оставлена такая запись: «Около часу ночи три грабителя пытались проникнуть в здание миссии, но ошибочно попали в помещение шофферов и были задержаны прислугой. Кентчинский в этот вечер обедал у датчан. Услышав шум, весь персонал миссии спустился вниз и пытался принять участие в задержании грабителей. Кентчинский выступал во фраке, Лепковский и Корсак в пижамах»[718].

В январе 1930 года схватили дворника итальянского посольства Плошкина, «которого итальянцы заметили, когда он вскрыл канцелярский стол и пытался похитить деньги». Тут же «агенты МУУРа были посланы для ареста», но итальянцы попросили не возбуждать уголовного дела – из жалости к Плошкину, обремененному большой семьей[719].

В