Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

с воблой. С кусочком черного хлеба!

— Простите великодушно, Мария Леонтьевна! Запамятовал. У нас установлен порядок. Коли мы отвлекли человека от дел, мы угощаем его обедом. Не лукулловым, к сожалению, но все же...

Он вызвал дежурного и распорядился насчет еды.

Кручинина и Аракелов сидели за письменным столом и с аппетитом ели суп из воблы, овсяную кашу. За чаем Самсон Артемьевич сказал:

— Не надоело вам в домработницах?

— Господи!..

— Так займитесь настоящим делом.

— Каким?

— Вы медицинская сестра, могли бы работать в военном госпитале имени Полторацкого[10].

— Кто меня возьмет, невесту офицера, женщину без рекомендаций?

— Сейчас же идите в госпиталь. Он расположен в здании бывшего кадетского корпуса. Комиссар госпиталя Иванов Иван Ефимович ваш земляк. Там же работает и моя жена. Обратитесь к комиссару, сошлитесь на Аракелова, и все будет в порядке. И общежитие есть.

Глаза Кручининой радостно заблестели.

— Господи, словно во сне! Товарищ Аракелов...

— Э, пустяки. Я вам сейчас еще кое-что приятное скажу. Ваш жених, Виктор Дмитриевич Лбов, никуда не уезжал. Лжет Муфельдт, будто он отправился на фронт. Вскоре вы увидитесь с ним. Даю слово.

— Не может быть! — воскликнула Кручинина. Она вскочила, схватилась рукой за сердце. — А где он, что с ним?.. Я так беспокоилась!

— Он вам расскажет сам о своих приключениях. Теперь же хотел бы вас просить, Мария Леонтьевна, об одном одолжении. Помогите нам. Очень нужно.

— Помочь... Вам? Да вы, наверное, шутите. Чем я, слабая женщина, могу помочь? Хотя я с удовольствием...

— Ну и прекрасно. А теперь слушайте. Вы действительно попали в очень скверную компанию. То, о чем я вам сейчас поведаю, никто не должен знать, даже ваш жених. Государственная тайна. Хватит ли у вас отваги, выдержки выполнить нашу просьбу? Дело идет, быть может, о судьбе революции. А вы дочь рабочего человека.

Самсон Артемьевич внимательно наблюдал за Кручининой. И он с удовлетворением заметил, как, после короткого раздумья, женщина посмотрела на него своими удивительными глазами и решительно ответила:

— Я согласна. Что надо сделать?

— Спасибо. А для начала прошу вас не порывать с Муфельдт. Бывайте у нее дома. Разумеется, теперь уже никаких постирушек. С сего дня вы не зависите от этой страшной женщины, дьявола в юбке. Продолжайте навещать ее дом. Можете немного помогать по хозяйству. Только не выдайте себя, пожалуйста, неосторожным словом, взглядом... Предупреждаю: если Муфельдт хоть что-то заподозрит, не сносить вам головы. Я сказал честно. Теперь тоже согласны?

— Тем более согласна.

— И последнее, — Аракелов вынул из ящика стола листок бумаги. — Вам записочка от Виктора Дмитриевича. Простите, что пришлось нарушить тайну переписки, но таковы уж обстоятельства. Прошу извинить.

Кручинина держала записку во вздрагивающих пальцах, и слезы радости ручьями лились из ее прекрасных глаз.

К вечеру с протоколом допроса Кручининой ознакомились руководители Управления охраны города и Чрезвычайной следственной комиссии. Возвращая его Цирулю, Фоменко устало произнес:

— Действуй, Фриц Янович. Назревает что-то серьезное. И в твоей епархии хлопот хватает, и у нас дел невпроворот. Возможно, придется обратиться к тебе за помощью.

— Совместно ведь работаем, Игнат Порфирьевич. Какие могут быть счеты? Я — тебе, ты — мне.

— А насчет Кручининой Самсон умно придумал. Одно беспокоит: выдержит ли она? Сдадут нервы — и прощай у Лбова счастливая семейная жизнь. Но этого мы, конечно, не допустим.

— С ней и я, и Пригодинский беседовали. Ожесточилась она против Муфельдт и компании. Уверен, что не подведет.

— В таком случае ни пуха, ни пера!..

— К черту.

Едва Цируль вернулся в Управление охраны, ответственный дежурный доложил:

— Только что получено сообщение. Зверское двойное убийство на улице Долинской, дом двадцать один!

Начальник охраны немедленно выехал на место трагических событий. Там уже находился Пригодинский с оперативной группой.

Имя видного экономиста профессора Когена было хорошо известно не только в Ташкенте. На его работы ссылались столичные ученые, зарубежные. Самуил Абрамович восторженно встретил Октябрьскую революцию, ушел с головой в работу, не жалея своего здоровья. Он заведовал отделом сельхозстатистики, изнурял себя составлением отчетов, графиков, изучением динамических рядов. Это лишь со стороны кажется, что статистика легкое занятие — знай себе выводи цифры на бумаге.

Был Коген немолод, вдов, одинок. Друзья прозвали его Бессребреником. Жил скромно, имущества у него не имелось. Снимал маленькую комнатку в доме некоей Максимовой. Дома почти не бывал, поскольку, кроме отдела сельхозстатистики, безвозмездно взял на себя нелегкие обязанности декана социально-экономического факультета Народного университета.

И вот такого-то милого человека, который, наверно, и мухи никогда не обидел, зверски убили!

Часов в семь вечера у Максимовой собрались гости. За самоваром, за дружеской беседой время летит незаметно. Вдруг дверь, ведущая из кухни во двор, распахнулась, сорванная с крючка, и через кухню в столовую ворвались пятеро в черных кожаных куртках. «Чекисты! — испуганно подумали хозяйка и ее гости. — Что такое?!.»

Но это были бандиты, одетые «под чекистов». Главарь, зверского вида, громила, с двумя наганами в лапищах, скомандовал:

— Встать... Вашу так! Ручки вверх!

Все вскочили, замерев с поднятыми руками. Главарь страшными своими глазищами пристально вглядывался в каждого. Наконец прохрипел:

— Ага, спрятали, значит, комиссара!

— К-к-ка-акого комисса-а-ара? — пролепетала Максимова. — Здесь живет профессор Коген.

Бандит ткнул ее стволом нагана в бок.

— Говори, тварь, где его спрятала? Иначе крышка тебе!

— Профессор еще не приходил, — произнесла Максимова, еле ворочая от ужаса языком.

— Врешь! Семь пуль в брюхо всажу!

Тем временем остальные бандиты поставили лицом к стенке всех гостей. Приказали не шевелиться, руки держать на затылке.

— Где деньги?! — продолжал бандитский главарь. — Нам хорошо известно, что крижопольский комиссар Коген получил вчера в банке пятьдесят тысяч рублей![11]

В парадной раздался звонок. Бандиты открыли дверь. Это вернулся профессор. Завидев неизвестных, близоруко прищурил глаза:

— Вы меня ожидаете, товарищи?

— Тебя! Тебя! — радостно заорали бандиты, схватили профессора за руки и протащили волоком в столовую. — Вот он, комиссаришка! — радостно загалдели негодяи, обращаясь к главарю. — Познакомься. Продался большевикам, с портфелем чапает. Пощекочи ему брюхо «пером», Абрек!

В хилом теле профессора обитала, однако, бесстрашная душа. Поняв, с кем имеет дело, Самуил Абрамович не только не испугался, но даже повеселел. Разумеется, ему было страшно, однако Коген улыбался.

— Что вам от меня угодно? — спросил профессор.

— Деньги! — прорычал главарь.