Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза беты сузились, и он зарычал, но я не внял низкому рокоту. Когда расстояние между нами сократилось до двадцати футов, он оскалился. Молодой самец тут же отскочил в сторонку, но я продолжал двигаться, и из горла беты снова вырвалось низкое рычание.
Я по-прежнему не понимал его предупреждений. В конце концов, ведь именно он первым пришел ко мне, пригласил держаться вместе со стаей. Так что можете себе представить бешеный стук моего сердца, когда волк одним прыжком сократил расстояние между нами и клацнул зубами в сантиметре от лица.
От страха я окаменел на месте. Я не мог пошевелиться, не мог дышать. Волк сомкнул челюсти вокруг моего лица, обдавая жарким дыханием. Затем грубо повернул мою голову влево и вниз, показывая правильный ответ. Снова щелкнул зубами, издал глубокий рык, показал зубы и предупреждающе зарычал, повторив урок в обратном порядке.
Позже в тот день я сидел, положив руки на колени, когда бета подошел ко мне, сделал внезапный выпад и схватил снизу за горло. Я почувствовал, как вонзились в кожу его зубы, и инстинктивно перекатился на спину, в позу полного подчинения. Мне было понятно: волк хочет убедиться, что я усвоил преподанный урок. Он сильнее сжал горло, отчего у меня перехватило дыхание. «Видишь, на что я способен, – говорил он. – Но я ничего тебе не сделаю. Поэтому ты можешь мне доверять».
Самое высокое место в иерархии стаи занимает вовсе не тот, кто полагается на грубую силу. Его занимает тот, кто может вас убить, но добровольно оставляет в живых.
Хелен
Полагаю, разнообразие оттенков серого в моих рабочих нарядах многое обо мне говорит. И причина не только в метафорическом смысле, но и в том, что мне не нужно каждое утро мучиться выбором, надеть зеленую блузку или голубую, не слишком ли она яркая для работы общественного опекуна. Печальная правда заключается в том, что, когда дело доходит до личных решений, их принятие дается мне с трудом, в то время как дела других я улаживаю с природным талантом.
Офис общественных опекунов в Нью-Гэмпшире представляет собой некоммерческую организацию, которая обслуживает почти тысячу психически больных, людей с задержкой развития, страдающих болезнью Альцгеймера или перенесших черепно-мозговую травму. Если суд получает запрос на назначение временного или постоянного опекунства, далее дело передается нам. Вчера босс бросил мне на стол еще одну папку. Это не первый раз, когда меня назначают временным представителем интересов человека с черепно-мозговой травмой, но данный случай выглядит особенным. Обычно вмешательство нашего офиса требуется, когда больница не может найти родственников, готовых или способных принимать медицинские решения за пациента. Однако, судя по прочитанному файлу, сейчас проблема заключается в ином: оба ребенка этого человека столь рьяно борются за право решать его дальнейшую судьбу, что ситуация вышла из-под контроля.
И очевидно, я единственная в нашем офисе, кто слыхом не слыхивал о пациенте Люке Уоррене. А он в некотором роде знаменитость, по крайней мере настолько, насколько может быть знаменит натуралист. Он вел программу по кабельному каналу, где рассказывал о работе с волчьими стаями, но я слушаю только новости и Пи-би-эс. Утром Ла-а – ее полное имя произносится как «Ладаша», и я часто гадаю, кого больше расстраивает данное родителями имя, меня или ее, – кладет мне на стол книгу.
– Хелен, держи, – говорит она. – Я подумала, что тебе может пригодиться. Хэнк, свинья, оставил ее у меня, когда съехал.
Кто знал, что Люк Уоррен был не только телеведущим и защитником дикой природы, но и писателем? Я провожу рукой по рельефным золоченым буквам на обложке автобиографии. Надпись гласит: «ОДИНОКИЙ ВОЛК. ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕЛОВЕКА В ДИКОЙ ПРИРОДЕ».
– Я верну тебе книгу, когда прочитаю, – обещаю я.
Ла-а пожимает плечами:
– Это книга Хэнка. Как по мне, можешь ее сжечь.
Она дотрагивается до обложки книги, где на фотографии Люка Уоррена осыпает поцелуями предположительно дикий зверь.
– Печально, что можно столь быстро скатиться от такого к этому, – указывает она на темную папку с делом.
Большинство моих подопечных не публиковали автобиографий, а на YouTube не найти видеозаписей с ними в расцвете сил за работой. Ну что ж, мне будет проще понять, каким был Люк Уоррен до аварии. Я беру книгу и читаю первый абзац.
«Меня постоянно спрашивают: „Как ты мог так поступить? Как ты смог уйти от цивилизации, от семьи и отправиться в канадские леса, чтобы жить там со стаей диких волков? Как ты смог отказаться от горячего душа, кофе, человеческого контакта, разговоров? Выбросить два года жизни своих детей?“»
Заступая на должность чьего-то опекуна, даже временно, я пытаюсь проникнуть в душу этого человека, найти в себе хоть какие-то похожие черты. Можно предположить, что одинокой женщине сорока восьми лет с однотонным гардеробом, настолько тихой, что библиотекари просят ее говорить погромче, будет сложно найти что-то общее с человеком наподобие Люка Уоррена, но я сразу же чувствую сильную связь между нами.
С превеликой радостью Люк Уоррен сбросил бы человеческую кожу и стал настоящим волком.
Я тоже прожила свою жизнь, мечтая стать тем, кем не являюсь.
В свидетельстве о рождении моей матери указано имя Кристал Чандра Лир. Она выступала с главным номером в клубе для джентльменов «Мяу», пока одной ночью, полной текилы и лунного света, ее не соблазнил бармен в кладовой на ящиках «Абсолюта» и «Хосе Куэрво». К моменту моего рождения бармена след простыл, и мать воспитывала меня одна, зарабатывая на жизнь тем, что устраивала домашние вечеринки, где вместо ланч-боксов продавала секс-игрушки. В отличие от других матерей, она высветляла волосы так сильно, что казалось, с ее головы стекает лунный свет. Даже по воскресеньям она носила высокие каблуки. У нее не было ни единого предмета одежды без кружева.
Я перестала приглашать друзей после истории, рассказанной матерью на вечеринке с ночевкой, о том, что меня в детстве мучили страшные колики и я успокаивалась, только когда мне подкладывали вибратор под детское сиденье в машине. С того дня целью моей жизни стало вырасти полной противоположностью матери. Я отказалась от косметики и начала одеваться в бесформенную блеклую одежду. Я постоянно училась и школу окончила с самым высоким средним баллом в классе. Я не ходила на
- Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт - Русская классическая проза
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Все сбудется - Кира Гольдберг - Русская классическая проза
- Не могу без тебя! Не могу! - Оксана Геннадьевна Ревкова - Поэзия / Русская классическая проза
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Слепой музыкант (илл. Губарев) - Владимир Короленко - Русская классическая проза
- Кто виноват? - Юлия Александровна Колесникова - Русская классическая проза
- Диалог со смертью и прочее о жизни - Ольга Бражникова - Русская классическая проза
- Однажды в платяном шкафу - Патти Каллахан - Русская классическая проза
- Вторжение - Генри Лайон Олди - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / Русская классическая проза