Дочь реки (СИ) - Счастная Елена

Сцепляться и кататься по земле в поединках на кулаках не разрешалось. Мужи встали, взметнув еще не прибитую пыль вокруг покрытых потом тел. И взглядами они вгрызались друг в друга, словно в глотки. Ярость их становилась все больше с каждым мигом. Такие бои, бывает, и смертью оканчиваются, если противники не находят в себе сил остановиться. А они кажется, уже не собирались отступаться.

Дождь чуть разошелся. Мужи схлестнулись снова. Словно молотами огромными били их руки. Когда по воздуху, а когда попадали по телам. Они скользили по утоптанной намокшей земле, когда рывками бросались друг на друга, смыкались кольцами кольчуги и отталкивались. Били снова, силясь достать по голове. Гроза и не дышала, кажется, все цепляясь взглядом за багровеющие пятна на боках Рарога. Каждый раз замирала, пытаясь подтолкнуть собственное сердце, чтобы не забывало биться, когда Бальду удавалось достать его кулачищами. Но и сам сын старейшины уже шатался. Верткий находник умотал его похлеще, чем оратай — мерина на пашне. Да и сам устал заметно. Движения его стали медленнее, по спине то и дело пробегали тонкие дорожки пота вперемешку с дождем. И Гроза все разглядывала его, запоминая каждую черту, каждый изгиб. Казалось, только встретились, и снова прощаться — это скользкое ощущение неуверенности, излома, никак не желало покидать душу и только нарастало. Она готова была кинуться вперед, повиснуть на его плечах, чтобы остановить. Не было сил смотреть.

Может, потому она и пропустила тот миг, как Рарог снова бросился к Бальду. Осыпал чередой быстрых резких ударов. Не всеми попал, но рассеял его внимание. И когда противник уже перестал понимать, с какой стороны надо прикрыться, находник выбросил руку вперед, поддел его точно под бороду. Бальд резко качнулся назад — и рухнул на землю плашмя.

Стало тихо. Только шумное дыхание Рарога, замершего над поверженным соперником, разносилось вокруг. Он выждал немного, а после присел рядом с Бальдом на колено, потрепал его за плечо и встал снова, когда тот пошевелился — значит, жив. Больше ничего не стал находник говорить, ни к брату не подошел, ни к отцу. Остановился напротив девицы, что так и держала его рубаху с поясом в руках. Она подняла на Рарога огромные глазищи и протянула одежу. Но в последний миг вдруг расправила и помогла надеть, ненароком скользнув ладонями по его бокам. Шепнула что-то, а находник только усмехнулся беззвучно и мимо прошел, сжимая в кулаке со сбитыми костяшками широкий пояс. Гроза на девицу смелую покосилась, поймала взгляд: стало быть, та почуяла стороннее внимание. Но тут она резко голову запрокинула: стоящая за ее спиной женщина — видно, мать — хорошенько дернула девчонку за косу. Да и самой, признаться, хотелось это сделать: неприятный червячок ревности — пусть и глупой — вдруг заелозил в груди лишь от того, как проникновенно и восхищенно та коснулась Рарога.

Весечане сгрудились вокруг медленно встающего с земли Бальда. Гроза вытянула шею, выглядывая спешно ушедшего находника, чей облик стоял теперь перед взором так ясно, что не отринуть никак. Неужто и правда буйство Ярилы Сильного, что туманило нынче головы парням, а там и девицам, что на них во все глаза смотрели, заставляло все то время, что шла схватка, жадно глотать Рарога взглядом? Да и дня не было, чтобы Гроза не вспоминала его — сейчас только поняла. Мелькнула далеко впереди зеленая рубаха Рарога — может, почудилось? Гроза протиснулась через гурьбу молодых весечан, которые с пылом обсуждали прошедший бой. Кто-то попытался ее остановить. Жадные, чуть нагловатые руки сомкнулись было на талии, но она решительно вырвалась.

— Пройдусь одна, — только и бросила в ответ, когда кто-то спросил, куда она собралась.

И никто останавливать ее не стал: всех сейчас больше занимал изрядно побитый Бальд да толки о так внезапно появившемся Рароге, который и впрямь будто соколом с неба упал.

Когда осталась толпа позади, Гроза пошла быстрее. Пробежав через улицу, проскочила между избой старейшины Жадена и бревенчатым срубом одной из общинных житниц. Она на ходу стянула с головы платок и встряхнула косу — тут же облепило лицо влажным ветром, запахом прошедшего только что, короткого дождя, который словно напомнил, что после Ярилиного времени приходит время Даждьбога и Перуна. Один землю греть будет, а другой щедро угощать небесной влагой, чтобы буйными были всходы, полнее наливались. Чтобы зима была если не сытой, то хоть не голодной: того опасались в каждой веси, в каждом городе, как бы близко ни проходили от них торговые пути. А уж в глухом Кременье о том говорили чаще, чем в других селениях. Как будто все они тут неприкаянные малость. Ни тому, ни другому княжеству не принадлежат. И платили дань то Долесским князьям, то Волоцким — смотря кто владения эти себе отхватывал в редких стычках за за земли, что теперь стали уж только россказнями.

Гроза вывернула на почти незаметную тропку среди густой поросли боярышника, который защекотал кожу нежными цветками, что ясно белели в зеленоватых сумерках маленькими облачками. Да только ударил в ноздри запах их удивительно острый, от которого неприятно качнулось что-то в груди. Но дальше за ним сомкнулись ветви диких яблонь, что качали крупными цветками над головой, осыпая волосы редкими лепестками. Стало чуть легче. И голову повело от сладковатого, душного аромата, который не мог разогнать даже ветер, нынче слишком ленивый, чтобы гулять слишком рьяно. Гроза не знала, верно ли идет, но показалось, что Рарог скрылся в этой стороне. И чем дальше она уходила от шумного гуляния в неподвижное уединения яблоневой рощи, тем большее разочарование отравляло дыхание: почудилось все ж.

Она остановилась, заслышав тихий шепот обмелевшего к лету Широкого ручья, границы весеннего русла которого уже проступили поперек тропки. Гроза прислонилась плечом к тонкому стволу яблони, думая повернуть назад. Но тут тяжелая ладонь упала на плечо — не слишком резко, да все равно напугала едва не до икоты.

— А я и подумать не мог, что пойдешь за мной, Лисица, — хрипловатый шепот рассыпался по изгибу шеи теплым песком.

Гроза повела плечом, как будто и желая скинуть с него руку находника, да только ощутила, как та скользнула поверх рубахи, коснулась кожи. Она обернулась: Рарог смотрел на нее внимательно, без тени улыбки, а его глаза, совсем черные, шарили по ее лицу неспешно. И оттого пекло губы и скулы — все сильнее, не давая подумать о чем-то еще, кроме того, что она хотела видеть его перед собой. Рада была — так глупо и остро, словно колючками тонкими душу царапало.

— Зачем ты пришел сюда? — спросила она отчего-то тоже шепотом, как будто кто- то их услышать мог.

Да кому тут взяться, кроме двух заблудших душ, которые все дорогу свою ищут, да по другим плутают? И сходятся — какой уж раз. Значит ли это, что оба их пути неверные? Или только один — рядом друг с другом — тот, который следует выбрать?

— За тем, что меня здесь не рады видеть, — находник улыбнулся горько. — Но я хочу еще видеть тех, кто мне дорог. Ради кого я хочу что-то в своей судьбе исправить.

— Груз тяжелый? — Гроза повернулась к нему совсем, выпрямила спину, чтобы хоть чуть-чуть выше рядом с ним казаться.

Да без толку: она маленькая глупая лисица, которая сама прибежала в ловушку охотника.

— Тяжелее некуда, — Рарог склонил голову и очертил кончиками пальцев подбородок ее. — Но не все я еще свершил, не всего дождался. Может, и не дождусь никогда. А не видеть их совсем — не могу.

Гроза слегка приподняла голову, и силясь будто бы отстраниться от его касания, и невольно позволяя ему скользнуть вниз по шее.

— Говорят, тебя Чернобог отметил. Что тебя лесавки подменили в колыбели.

— Обо мне многое говорят — всего не упомнишь. Только вода и Огонь Сварожич решат, как мне дальше быть, — он усмехнулся, продолжая мягко обводить линии лица Грозы легкими взмахами.

А она не сопротивлялась, завороженная, и дышала едва-едва, все не в силах насмотреться. Другой он был нынче. Словно часть этого сада, выросший от корней самой могучей яблони — хранительницы мудрости. И место его здесь, в Кременье