Чикита - Антонио Орландо Родригес

обнаружила, что когда тебя треплют, шлепают по ягодицам и называют «грязной бабенкой» и «ненасытной чушкой», то это очень возбуждает.

Криниган же, напротив, даже в минуту обуревающей похоти оставался джентльменом. Иногда его деликатность выводила Чикиту из себя, особенно, когда он вставлял ей свой ключик. Интересно, он был таким со всеми женщинами или осторожничал только с ней из страха навредить? Он, конечно, тоже доставлял ей удовольствие, но вовсе не такое головокружительное, как Помпео… С другой стороны, хоть в постели ей не хватало сальностей итальянского любовника и естественного сплетения тел, Криниган давал Помпео сто очков вперед по части ума и чуткости. С ним она никогда не скучала и могла беседовать обо всем: от победы Мак-Кинли, «огайского идола», повергшего на президентских выборах демократа Брайана, до последней книги Марка Твена или обнаруженных на Юконе золотых месторождений.

Однажды Криниган заявился в «Хоффман-хаус» без предупреждения, ворвался, словно ураган, в спальню Чикиты и застукал ее в постели за сложным па-де-де с Помпео. Ирландец чуть было не вышвырнул карлика в окно, но Чикита смогла его утихомирить и помогла открыть глаза на горькую правду. Да, она предала его и просит прощения. Но не пора ли поговорить начистоту? Они оба, и Помпео, и Криниган, ей просто необходимы. Каждый обладает тем, чего другому недостает, и она не желает отказываться ни от одного из них. Они все обсудили, как подобает цивилизованным людям, и пришли к соглашению: мужчинам придется терпеть друг дружку, а Чикита поровну поделит время между ними.

— Я пошел на эту позорную сделку, потому что слишком сильно люблю тебя, — сказал Криниган, как только они остались с Чикитой наедине. — Когда у «И Пикколини» кончится контракт с Пастором, Помпео вернется в Италию, и у нас с тобой все станет по-прежнему.

Но это оказалось не так-то просто. Помпео настаивал, чтобы Чикита разорвала контракт с Проктором в конце января, перешла в их труппу и отправилась в Европу. Их имена будут огромными буквами значиться на всех афишах, и люди будут давиться в очередях, чтобы услышать их пение дуэтом. Чикита молча слушала, но всерьез не задумывалась о подобном плане. Она знала, что «И Пикколини» получают всего 3500 долларов в неделю, и к тому же не могла вообразить, как будет исполнять неаполитанские песенки или проделывать трюки верхом на японском пони, подобно Принчипессе Валентине. Какой смысл ей бросать многообещающую карьеру примадонны и превосходные гонорары, чтобы стать пешкой в чужой труппе?

Тем временем, невзирая на обещания наступить на горло своей ревности и не замечать соперника, великан и пигмей принялись отравлять друг другу жизнь. Ирландец заплатил шайке земляков, чтобы они приходили на выступления «И Пикколини» и освистывали Помпео. А тот, недолго думая, нанял мордоворотов, и те отмутузили Кринигана. Месть последнего была ужасна: он подкупил официанта из отеля, где жил Помпео, и велел подсыпать мощного слабительного ему в соус для спагетти. Дьявольский план сработал, и Помпео сутки напролет сидел в стенах уборной. После чего дал достойный отпор: еще не придя в себя, он отправил в редакцию «Уорлд» коробку в подарочной упаковке с бантом в виде листьев плюща. Криниган, пребывая в уверенности, что это от Чикиты, вскрыл посылку и обнаружил внутри кучу экскрементов.

Чикита притворно сердилась и ругала любовников за эти выходки, но в действительности чувствовала себя польщенной и забавлялась от души, рассказывая Рустике, на какие глупости способны мужчины из ревности.

В феврале 1897 года, по завершении контракта, «И Пикколини» вернулись в Италию. Перед отъездом Синьор Помпео пустил в ход все мыслимые доводы, чтобы его Пикколетта бросила Проктора и Кринигана и последовала за ним. Но в конце концов вынужден был отступиться и поднялся на борт в совершенном удручении. Чикита не стала сильно горевать. Она знала, что печали Помпео пройдут, как только ему на глаза попадется следующая красотка, а учитывая его донжуанский характер, ждать этого было недолго. Вечером она встретилась с ирландцем и объявила, что отныне он вновь единственный властелин ее сердца. Странным образом эта новость не обрадовала Кринигана.

— Газета отправляет меня на Кубу корреспондентом, — сказал он с горечью. — Если бы не было тебя, я бы прыгал от радости, — сейчас журналист и мечтать не смеет о лучшей командировке. Но нам суждено расстаться, и это сводит меня с ума…

Чикита дала ему понять, что краткая разлука ничего не изменит в их отношениях. Он вернется, их роман вспыхнет с новой силой, и все будет по-прежнему. Криниган с сомнением кивнул. Как все может стать по-прежнему после ее измены с итальяшкой? Патрика утешает лишь одно: он будет счастливым свидетелем перемен на родине возлюбленной.

Куба и вправду менялась час от часу. Декрет о «концентрации», введенный в силу Мясником — Валериано Вейлером, превратил остров в кромешный ад. Вейлер придерживался мнения, что для победы над повстанцами следует надавить также и на оказывавших им поддержку крестьян, и поэтому принудил их покинуть свои дома, посевы и скот и перебраться в города, где они теперь влачили нищенское существование. В своем стремлении подавить мятеж он, казалось, готов был истребить все гражданское население Кубы.

Ужасы, описываемые американскими газетами, отнюдь не были плодами воображения репортеров. Иногда, за неимением новостей, корреспонденты и впрямь подпускали уток (однажды они выдумали женский батальон мамби-амазонок, которые якобы сражались верхом и с обнаженной грудью), но страшная система «концентрации» крестьян в городах существовала на самом деле. Чикита знала об этом из письма Манон. Та с ужасом писала, что по Матансасу бродят, словно призраки, сотни голодных, босых изможденных людей. Они спят под открытым небом и справляют нужду на любом углу. Из-за антисанитарии процветают дизентерия, малярия и желтая лихорадка. Комендантский час не отменяют, расстрелы продолжаются, а чванливые добровольцы и солдаты ведут себя так, будто они хозяева города. Еду раздобыть все труднее даже тем, у кого есть деньги. Единственное, до чего додумались власти для некоторого исправления этого кошмарного положения дел, — приютить часть крестьян под крышей театра «Эстебан». Чикита усмотрела кощунство в том, что несчастных поселили в храме муз, где сама Сара Бернар произносила расиновские строки.

В конце письма Манон предавалась размышлениям: вернется ли жизнь на круги своя? «Сомневаюсь, и будь ты с нами, тоже утратила бы надежду», — писала она, прежде чем послать Чиките множество объятий и поцелуев. А в постскриптуме значилось: «От Хувеналя уже давно нет известий. Думаю, ему еще хуже, чем нам».

Криниган отплыл в Гавану 4 марта 1897 года, в день инаугурации президента Мак-Кинли. Вечером