Чикита - Антонио Орландо Родригес

тут еще и снежная буря — словом, поезд застрял. Ударил такой мороз, что несчастная Лусия скончалась от переохлаждения. Паулину Мустерс он также очень любил и всегда называл «голландской мушкой с кружевными крыльями и в рубиновой короне». У него имелась целая коллекция портретов разных лилипутов, я сам видел. Но сильнее всего Колтай гордился тем, что ему довелось присутствовать на бракосочетании Тома Большого Пальца. Я раз двадцать слышал от него эту историю.

Свадьба Генерала Большого Пальца и Лавинии Уоррен стала событием в масштабе всей страны. В предстоящие дни газеты даже стали печатать меньше сводок о Гражданской войне, чтобы читатели не упустили ни одной подробности свадьбы. Невесте исполнился двадцать один год, а росту в ней было тридцать два дюйма; жених обгонял ее на четыре года и два дюйма. Юный Колтай из кожи вон вылез, но добыл приглашения на церемонию в церкви и праздничный банкет, устроенный Барнумом в отеле «Метрополитен»[71]. В дешевом, но отглаженном и накрахмаленном костюмчике он смешался с толпой миллионеров, сенаторов, генералов и дипломатов. Жениха и невесту поставили на крышку рояля, и оттуда они принимали поздравления. Но лишь немногие гости (и в их числе, разумеется, Колтай) знали, что женихом на этой свадьбе Чарльз Страттон оказался едва ли не случайно.

Том Большой Палец с первого взгляда безумно влюбился в Лавинию Уоррен (та прибыла из родного массачусетского селения поработать несколько недель у Барнума в Американском музее). Роль Купидона разделили между собой Анна Свон, великанша шведского происхождения из Новой Шотландии, и Мадам Клофуллия, бородатая женщина, уроженка Швейцарии.

«Ты должен познакомиться с мисс Уоррен! Она твоего размера, тебе понравится», — сказала великанша. «К тому же тебе самая пора жениться», — поддакнула бородатая. Поначалу лилипут воспротивился: он знать не желает никакую там девицу. «Да я перецеловал больше женщин, чем любой парень моего возраста, включая королев Англии, Франции, Бельгии и Испании, — похвастал он и презрительно добавил:

— Она, наверное, толстая уродина, и ей лет под сорок».

Великанша заметила, что Лавиния отличается редкостной красотой и ей едва сравнялся двадцать один, а Клофуллия рассказала, что по профессии она учительница, и, хотя ученики бывают намного выше ее, она вполне с ними управляется и пользуется их уважением.

Том Большой Палец не хотел признавать, но на самом деле он мечтал жениться. Ведь, несмотря на свой рост и тоненький голосок, он был мужчиной в расцвете сил, каждое утро брился и имел те же нужды, что любой другой. Жена требовалась срочно. Поэтому с виду равнодушный Том при первой возможности отправился взглянуть на мисс Уоррен и убедился: Анна Свон и Мадам Клофуллия сказали чистую правду.

Но мало кто знал, что у Лавинии уже был поклонник. Когда Генерал Большой Палец отправился в контору к Барнуму просить, чтобы тот представил их немедленно, импресарио рассказал, что еще один лилипут из его труппы, Коммодор Натт, также влюблен в Лавинию и вот уже несколько дней за ней ухаживает, так что преимущество на его стороне. Более того, он просил Барнума помочь с покупкой кольца, поскольку в самом скором времени собирается признаться в любви. Однако Барнум, полагая, что большим обязан Генералу Большому Пальцу — самому высокооплачиваемому из его «чудес природы», — чем Натту, обещал Тому всяческую поддержку.

По счастью, поддержка не потребовалась. Как только Лавиния увидела Чарльза, она думать забыла про Коммодора Натта. Том Большой Палец был более опытным, более светским… и, да простится мне дурномыслие, более обеспеченным мужчиной. Так что она моментально переключилась на него. Натт бешено ревновал и хотел даже вызвать соперника на дуэль. Дело запахло жареным, и Барнуму пришлось вмешаться.

«Послушай, дружище, — сказал он Натту. — Эту битву ты проиграл. Мисс Уоррен выйдет замуж за Чарли. Она испытывает к тебе глубокое почтение, но ты слишком юн, а ей в мужья нужен зрелый мужчина. Но не вешай нос, у меня отличная новость: у Лавинии есть младшая сестра, зовут Минни. На пару дюймов пониже. Невеста хоть куда».

Барнум добился невозможного: Натт стал посаженым отцом на свадьбе. Убедить его было проще простого: ему сказали, что Минни будет посаженой матерью. Жаль только, Минни он совсем не понравился, и романа не получилось. Бедняга Натт умер холостяком.

«Таких лилипутов больше не делают, — вечно вздыхал Колтай, рассказывая свои истории. — Теперь все как по одной мерке вырезаны. Какие-то мини-люди, и не только из-за малого роста, но и ввиду отсутствия индивидуальности. Теперь уж не встретишь благородства, как у Лавинии, стати Тома Большого Пальца, нежности Минни, остроумия Коммодора Натта». Он показывал пальцем на Чикиту и говорил: «Все, все представители золотого века перемерли. Только она одна у нас и осталась. Нам несказанно повезло, что она еще с нами».

Колтай без устали твердил, что Чикита была звездой первой величины. Но иногда он наклонялся ко мне (что мне страшно не нравилось, поскольку дыхание у него было зловонное) и нашептывал про ее недостатки. Она, дескать, ветреная и самовлюбленная. Не умеет прощать. Никогда не ценила дружбу. Однажды он заметил, что самая большая ошибка Чикиты состояла в том, что она не смогла вовремя покинуть сцену. «Я видел ее дебют у Проктора и следил за ее карьерой до самого конца и могу сказать: надо было ей распрощаться с театром до того, как она утратила молодость и красоту, — почти неслышно произнес он. Огляделся и продолжал: — На последние выступления было горько смотреть. Перебор с гримом, платье не по возрасту, не говоря уже о жутком черном парике. Зачем было так пыжиться? Денег у нее хватало. Нет чтобы уйти с достоинством».

«Наверное, хотела стать лилипутской Сарой Бернар», — беззаботно отвечал я. Но Колтай в сомнении покачал головой. «Зарубите на носу, молодой человек, — сказал он. — Лилипутке во цвете лет и делать-то ничего не надо, чтобы вызывать восторги, но та, что замазывает морщины и рядится в девичьи тряпки, всегда выглядит жалко».

«Лавиния, вдова Тома Большого Пальца, выступала до глубокой старости», — возразил я. «Это другое дело. Она никогда не кокетничала и не выставляла декольте на сцене. Старела благородно и не пыталась убавить себе возраст. Чикита же едва не сгубила свою славу».

Словом, я убедился, что Колтай, хоть уважал и ценил Чикиту, не был ей слепо предан. Это мне пришлось по нраву — не люблю фанатиков. Чтобы позлить Рустику, я придумал байку: будто бы господин Колтай давно уже скончался и перед нами — ходячий труп. Якобы всякий раз, как он собирается в Фар-Рокавей, родственники извлекают его из