Чикита - Антонио Орландо Родригес

русским амулетом, но большего он мне не открыл. Мы договорились встретиться на следующий день и обговорить ход дела. Но он так и не появился.

— А что же вам надо от меня? — Чикита заняла оборонительную позицию. — Судя по вашим словам, Розмберка и Клаппа прикончили одни и те же преступники, но клянусь вам, я понятия не имею, кто бы это мог быть.

— Я вам верю, — успокоил ее Свитблад. — Но вдруг вы знаете или подозреваете, за что их убили. Я задам вам вопрос, мисс Сенда. Вы не обязаны отвечать, но, если надумаете ответить, — прошу начистоту. Розмберк открыл вам значение иероглифов?

— Нет! Честное слово, нет! Он только сказал, что знаки, возможно, относятся к Geheimsprache der kleinen Leute, тайному языку, на котором люди очень маленького роста якобы переговаривались между собой много веков назад. Но это только гипотеза. Он собирался с кем-то еще посоветоваться или что-то прочесть. Я даже не приняла это всерьез — он сам сказал, что никто точно не знает, был ли такой язык на самом деле или это легенда…

— Так что же вы не сказали всего этого Клаппу? — ополчился на нее детектив. — Знай он об этом — может, был бы сейчас жив.

— Я думала, это неважно, — пролепетала Чикита. — Какая-то нелепость, бред — Geheimsprache der kleinen Leute!

— Боюсь, Розмберк с кем-то говорил о вашем амулете, и за это его убили. Не исключено, чтобы избежать дальнейшего распространения сведений. — Свитблад вдохновенно принялся строить версию. — Потом те же типы проникли в отель и украли амулет. А когда они узнали, что Клапп усмотрел связь между двумя преступлениями и близок к разгадке, решили убрать и его.

— Но кто способен на такую дикость? И зачем это все? Разве этот талисман стоит того, чтобы ради него убивать людей?

— Не удивлюсь, если виновники похожи на вас — то есть это люди очень маленького роста. В последней нашей беседе Клапп упомянул о существовании тайного общества карликов или чего-то в этом роде. Вам известно, кому принадлежал талисман до вас? Не связан ли с каким-нибудь братством или сектой? Розмберк ничего такого не говорил?

— Нет, нет! — испуганно воскликнула Чикита, которой становилось все больше не по себе. — Амулет мне подарил великий князь из династии Романовых. Я ношу его всю жизнь. К чему вы клоните?

— К истине. И не успокоюсь, пока не доберусь до нее. Я в долгу перед Клаппом. И некоторым образом перед его невестой Марией Перес. Я видел ее в морге. Она безутешна.

— Неудивительно! — с жаром сказала Чикита. — Ее суженого искрошили в фарш, а из языка сделали подушечку для булавок. Другая бы вообще лишилась рассудка.

Свитблад пропустил это замечание мимо ушей.

— Надеюсь, ради вашего же блага, что на сей раз вы ничего не утаили, — сказал он. — Не хотел бы, чтобы с вами случилось несчастье.

— Если бы мне хотели навредить, навредили бы в ночь похищения, — ответила Чикита и поднесла руку к горлу. — К тому же теперь талисман не у меня.

— Не у вас. Но теперь вам известно многое, чего в ту ночь вы не знали, и остерегайтесь болтать — а то как бы и вам не утыкали язычок булавками! — пробурчал детектив. Чикита не нашлась что ответить. Свитблад поднялся на ноги. — Отдыхайте, — сказал он и посмотрел на часы. — Вам скоро снова на сцену.

— Вы не останетесь на выступление? — сама не зная почему, задала Чикита глупый вопрос.

— Я бы с радостью, но не могу. У меня назначена встреча кое с кем по этому делу.

Состоялась ли эта встреча? И поведал ли собеседник Свитбладу нечто важное? Чиките не суждено было узнать. Через несколько дней Мундо показал ей номер «Джорнал» с краткой заметкой о гибели детектива Джеймса Свитблада. Он шел мимо стройки, и ему на голову свалилась стальная балка. Эспиридиона Сенда не вполне разделяла мнение газетчика о «несчастном случае», но послала венок на похороны и анонимно пожертвовала некоторую сумму денег вдове и сиротам покойного.

— К чему такая щедрость? — проворчал Криниган в постели. — Я понимаю — если бы он еще вернул амулет.

Чикита чуть не попросила его выяснить, осматривали ли при вскрытии язык Свитблада, но вовремя прикусила свой собственный.

[Глава XIV]

Хоть режь меня, но эта глава у меня совершенно выветрилась из головы. Если память не изменяет, Чикита еще только раз упоминала о похищении амулета и смерти детективов — мол, больше она не получала известий об этих двух событиях. А вот другое отчетливо помню: письмо, которое Эстрада Пальма и прочие члены Кубинской хунты прислали ей после премьеры во «Дворце удовольствий». Оно было написано со всем уважением, но от похвал авторы воздерживались, скорее, давали понять, что разочарованы спектаклем. Даже просили внести изменения. К примеру, им не понравилось, что Проктор ошибочно поставил Масео во главе кубинских войск, в то время как в действительности главнокомандующим был Максимо Гомес.

Но хуже всего, по их мнению, было то, что роль героя отводилась Дяде Сэму. Будто кубинцы не способны сами победить испанскую армию, и лишь вмешательство янки принесет им свободу. Плачевная мысль, оказывающая скверное влияние на революцию! Кубинская хунта стремится, чтобы Соединенные Штаты признали право кубинцев на независимость, а не посылали свои войска на чужую войну. В конце письма Чикиту просили проявить себя истиной патриоткой и изменить водевиль так, чтобы кубинцы в нем побеждали без чьей-либо помощи.

Это, естественно, привело ее в бешенство. Она швырнула письмо в мусорную корзину и не подумала отвечать. «Ну почему, почему люди так близоруки и от всего воротят нос? — воззвала она к Рустике и Сехисмундо. — Они ведь придираются к мелочам, но пропускают главное: после каждого выступления зрители аплодируют до упаду и требуют свободы многострадальной Кубе». Кого волнует, что кубинцы побеждают при помощи Дяди Сэма, если публика вываливает из театра, горя желанием поддержать независимость Кубы?

Точно утверждать не могу, но сдается мне, посмотреть на Чикиту во «Дворец удовольствий» стекались в основном голубые. Ну, ты понял, — извращенцы. Это я к тому, что в пору моего пребывания в Фар-Рокавей я имел возможность убедиться: содомитов к ней тянуло как магнитом.

Сразу скажу: я ничегошеньки против педиков не имею. Когда я работал корректором в «Боэмии», у меня было много таких коллег, и мы никогда не ссорились. Иногда они, конечно, устраивали драмы и, так сказать, распушали перышки, но мне-то что? Есть пословица: «Всякий волен сделать из своей задницы барабан и искать, кто на