Беззаветные охотники - Greko

к останкам старого моста. На руках несли готовый сруб, который беспрепятственно водрузили на сохранившуюся каменную насыпь. Для соединения с другим берегом решено было силами охотников-пловцов установить длинную лестницу.

По всему лагерю кинули клич. Васю в приказном порядке прикрепили к добровольцам: Пулло вспомнил о его роли в переправе роты резервного батальона через Ярык-су. Унтер отправился к месту переправы прямо из полевого лазарета, где он по старой привычке разносил воду раненым.

«Губит людей не пиво, губит людей вода», — вздохнул Вася, раздеваясь до исподнего. Полез в холодную речку с таким стремительным течением, что трудно было устоять на ногах. Свалишься — и тебя тут же унесет на сотню метров. Вместе с десятком других охотников удерживал конец тяжелой 13-метровой лестницы, с трудом выгребая. А вокруг всплескивали фонтанчики. Горцы вели огонь по пловцам и по команде поддержки на берегу. Их отгоняли огнем орудий и малоэффективными залпами стрелков.

Наконец, лестницу установили. По ней сразу бросились кабардинцы, чтобы занять позицию у садов Чирката и позволить рабочим командам перетащить материалы. Замёрзшие дрожащие охотники с трудом выбрались на правый берег. Их встретил коренастый невысокий командир кабардинцев совершенно негенеральского вида. В засаленном сюртуке и дешевой ситцевой рубашке, с дрянной сигарой в зубах, Лабынцов хмуро смотрел, как мокрым солдатам раздают водку.

— Погрейте, мамочки, утробу. Заслужили! А, и ты здесь, прохвостина! — узнал генерал Васю. — Не тебя ль мои кабардинцы с верхотуры Сурхаевой притащили?

Вася, стуча зубами, кивнул.

— Оклемался, гляжу! Меня тоже там приложили по кумполу, — Лабынцов постучал пальцем по зажившей ссадине на начавшей рано лысеть голове[3]. Он лично возглавил последнюю атаку кабардинцев на Сурхаеву башню 29 июня, где и пострадал. — Что ж, вы, ребята, свое дело сделали. Теперь черед моих орлов абреков штыком пощекотать.

Мост постепенно восстанавливал свои очертания. Уже к вечеру 3-го августа три роты людей Лабынцова заняли левый берег.

4-го к ним присоединились оба батальона в полном составе, потеряв всего одного убитым и 15 ранеными за все время операции. Не обращая внимание на шаткость конструкции, переправили два горных орудия и лошадей. Выбили горцев из Чирката. Заняли высоты напротив Ахульго. Первый же подошедший караван, спешивший на помощь Шамилю, вынужденно развернулся и скрылся в ближайшем ущелье. Из единорогов по замку пустили несколько гранат. Это стало сигналом успешного завершения предприятия.

Правильная осада Ахульго началась.

Коста. Лондон, 30 мая 1839 года.

Белл занимал меблированные комнаты на границе Уайтчепела, одного из самых плохих районов столицы. Царство перенаселенных трущоб, где не стихал плач голодных детей и шум драк из-за куска хлеба. Ночлежки, превращенные в бордели, и приходские работные дома, где трудились за еду тысячи несчастных, позабывших о самоуважении. Зловонные гигантские мусорные кучи и озера из фекалий. Уродливые дома, подоконники которых стыдливо украшали кадки с чахлыми растениями. Здесь не было ни канализации, ни водопровода. Мы прошли мимо общественных бань, реклама которых предлагала «теплую ванну первого класса» за шесть пенсов, «второго» — за два и «холодную ванну второго класса» — за пенни. Там, где во множестве роились клопы, блохи и прочие паразиты, подобная услуга была жизненно необходима.

Люди в лондонских трущобах не жили, а выживали. Ночная столица принадлежала им. Навстречу нам в вечерних сумерках двигался поток тех, кто направлялся в Вест-Энд в надежде чем-то поживиться. Украсть, выклянчить или сдохнуть от голода на ступеньках отеля, где цена обеда начиналась от пяти фунтов. Ночной и дневной Лондон был двумя городами — городом мистера Хайда и городом доктора Джекилла. Дневной — городом света, баснословных денег, банкетов, концертов и утонченных нарядов. Ночной — городом убийц, насильников, попрошаек, проституток и прочего отребья. Ночной Лондон был не изнанкой, а порождением дневного: доктор Джекилл создал мистера Хайда без всякой микстуры. В погоне за наживой уточненный английский джентльмен был готов превратить в трущобы не только Ист-Энд, но и весь мир.

Именно мистером Хайдом я чувствовал себя — с мыслями об убийстве в голове и облаченный в обноски и уродливую шляпу, скрывающую лицо. Мы приобрели подходящие случаю наряды в магазине секонд-хенда у еврея Мозеса — вельветовые брюки, жилеты и котелки. В такой одежде выпускали из тюрьмы заключенных — в обманчиво честном виде, который никого не вводил в заблуждение насчет рода деятельности подобных типов. Полицейские провожали нас настороженным взглядом, прохожие шарахались в сторону. Бахадур веселился, но честно тащил мешок с нашим приличным цивильным прикидом.

Нужная улица внезапно обрывалась темным проходом. Он вел к мрачному дому без приличного фасада. Унылая лестница, лишенная мало-мальски приятных глазу финтифлюшек, перечерчивала его, словно клеймо на лице преступника. Грязные плиты двора имели подобие дорожки, прошарканной в вековых наслоениях осадков лондонского смога ботинками жильцов, ежедневно отправляющихся в город за хлебом насущным.

Я не сомневался, что мы прибыли по адресу. Но на всякий случай решил уточнить у оборванца, который сидел на крыльце более приличного здания у самого прохода и чиркал бездумно спичками о ступени. Ни дать ни взять, апостол Петр у входа в Чистилище.

— Дом номер восемь? — я указал рукой на предполагаемое обиталище Белла.

Оборванец вяло кивнул, лишь скользнув мутными глазами без зрачков по моему лицу. Сразу отвернулся, потеряв всякий интерес.

Мы вступили на дорожку, серевшую в полутьме одинокого фонаря. Ноздри забивал запах гари от топившихся угольных каминов — наверное, спасительный, ибо не будь его, мы бы задыхались от вони помойных куч, «украшавших» окрестности. Пересекли двор. Железная, повидавшая Большой пожар лестница, загрохотала над нашей головой. По ней спускался юнец со смазливым, но порочным лицом. Столкнувшись с нами на повороте, он скорчил жалостливую кокетливую гримасу и тут же сбросил ее, как надоевшую личину. Уличные инстинкты безошибочно подсказали ему, что мы опасны. Он проскользнул мимо, вжимая голову в плечи и пряча лицо.

«Неужели, он идет от Белла? Еще одна растленная жертва бездушного Лондона?»

Нужная дверь.

— Зачем ты вернулся, маленький поганец? Я сполна с тобой рассчитался! — в ответ на стук раздался знакомый скрипучий голос, подтверждая мои догадки.

История повторялась. Точно так же я стучал в ночной тишине в дверь Никоса в Стамбуле. Точно также я встретил открывшего ее ударом ногой в грудь. Единственное отличие — у меня не было ханджара. Я сжимал в руке двуствольный пистолет, подарок Гудсона. Уменьшенную копию оружия, из которого Белл застрелил Цекери и Курчок-али.

От моего удара мистер заноза-в-заднице улетел внутрь комнаты, обустроенной, к моему удивлению, не