Беззаветные охотники - Greko

про кризис в спальне, на который я тебе намекнул в прошлый раз?

— Да! Но мало что понял. Какая-то нелепая возня из-за подружек королевы.

— Нелепая? Нет, кунак, ты меня разочаровываешь. Все крайне серьезно. Тебя должна была насторожить попытка отставки лорда Мельбурна. Впрочем, ты не разбираешься в нашей политической кухне, так что тебе простительно. Тогда позволь объяснить. Лорд Мельбурн подал в отставку 7 мая из-за того, что предложенный им законопроект был утвержден в Палате Общин с перевесом всего в пять голосов. Королева пригласила занять пост премьер-министра Роберта Пиля, лидера тори. 10 мая состоялась аудиенция. Пиль выдвинул условие: в состав статс-дам и фрейлин войдут жены вождей его партии. Королева категорически отказала. Пиль не решился настаивать и снял свою кандидатуру. Ненаглядный королевский друг, лорд Мельбурн, сохранил свой пост.

— 10 мая вечером был бал во Дворце. Королева просидела молча весь вечер, усадив рядом Александра, — припомнил я подробности и догадался. — Она обдумывала следующие шаги!

— Бинго!

— Ты намекаешь, что она решила изобразить вспыхнувшую страсть к русскому Престолонаследнику, чтобы шантажировать лорда Мельбурна⁈

— Уверен, она не единожды сообщила и ему, и его супруге, как ей понравился юный принц.

— И напугала его до смерти. Или тех, кого требовалось. Я прав?

— Quod erat demonstrandum![2]

— Получается, — задумчиво произнес я, — сцена в опере, приглашение в Виндзор и дальнейшее сближение были просто игрой?

— Ни секунды не сомневаюсь! Эта маленькая интриганка разыграла все как по нотам. Свобода в выборе своего окружения в обмен на отказ от мысли о возможном браке с русским.

— Оно того стоило?

— Конечно! Она показала зубки. Заставила считаться со своим мнением. Уверен, что вскоре она заполучит в свои маленькие ручки все нити правления и заставит считаться с собой всех министров. Даже такого зубра, как лорд Палмерстон.

— Бедный Александр! Он поддался ее чарам, не подозревая о коварстве.

— Женщины! Они слабы и ловко используют оружие, которым их одарила природа!

— Думаю, лорд Мельбурн понимал все с самого начала. Он подмигнул мне на обеде в Лондонской таверне! Он участвовал в заговоре, чтобы подавить сопротивление членов кабинета! Но как же я был слеп!

— Не играй на чужом поле и по правилам, не тобой установленным — и не будешь разочарован!

— Мне точно нужно выпить! — я махнул виски одним глотком, не чувствуя его вкуса.

— Не расстраивайся, мой друг. Мне есть чем усладить горечь твоего разочарования.

— Адрес Белла?

— Записывай!

— Забыл предупредить о еще одном условии нашей совместной поездки: больше никаких записок путешественника!

— Согласен, мой друг! Я же еду собирать материал о чеченской поэзии о шейхе Мансуре. Ты забыл?

— Как же, забудешь такое! Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.

— Не бурчи! Еще увидишь: мои литературные изыскания принесут мне славу!

[1] Положение осложняла груда раненых и убитых за спиной и то, что свежие роты раньше времени бросились вперед, создав настоящую пробку на узкой тропе. Очевидная потеря управляемости войсками.

[2] (лат.) — что и требовалось доказать.

Глава 20

Вася. Ахульго, вторая половина июля — начало августа 1839 года.

«Нельзя судьбе без черных дней», — успокаивал себя Граббе.

Он не был раздавлен поражением. Не впал в уныние от больших потерь, хоть и был расстроен. Не из-за гибели солдат и офицеров. Его подобным не удивишь. Сколько раз он смотрел смерти в лицо, был ранен, контужен, но оставался в строю. Спас русскую армию под Смоленском, первым переправился через Дунай на последней войне с турками… Весь увешанный орденами, он считал себя отличным солдатом и требовал от подчиненных полной самоотдачи в бою. Мысль о том, что его экспедиция может закончиться крахом плескалась на задворках сознания. Дальше он ее не пускал. Сохранял показное спокойствие перед всем лагерем, что давалось ему с трудом. Он физически чувствовал себя ужасно. Старые раны давали о себе знать. Жара днем и ночью сводила с ума. Пот лился ручьями. А еще эти метеоры, рассыпающие искры… Они не радовали — бесили! Не дай Бог, возобновятся припадки, от которых он лечился на Кавказских водах весь 1835 год.

«Неужели всего в полудне пути в горах по ночам, так холодно, что даже бурка не спасает, как рассказывают мои офицеры? В этих раскаленных камнях в подобное не верится. И жена пишет грустное… Предчувствия, видите ли, у нее… Смятение духа можно и должно побороть! Новый штурм необходим, и, я уверен, он будет стоить нам еще больших пожертвований».

Генерал аккуратно заносил в военный журнал скупые строчки: из строя выбыло общим счетом 768 человек. Убитыми — 1 штаб-офицер, 6 обер-офицеров, 143 нижним чинов. Ранено — 5 штаб-офицеров, 35 обер-офицеров, 578 нижних чинов[1].

Врал! Никогда не верьте реляциям и донесениям военных! Врагов у них убито — о-го-го сколько! А потери? Какой большой начальник признается, что сгубил прорву вверенных ему людей⁈ Дураки на Руси повывелись еще при Петре. На фоне подобных рапортичек охотничьи рассказы отдыхают!

Тысячи мух кружили и безнаказанно ползали по сотням раненых, контуженных и изломанных после падения с круч людей. Они лежали рядами на голой земле под раскаленным солнцем. Между ними бродили полковые священники, принимая последние исповеди у тех, кто уже не жилец. Черный, как негр, старший врач отряда доктор Николай Федорович Земский оперировал не переставая и уже не держался на ногах от усталости. Вася сновал в лазарете, помогая чем мог раненым. Наслушался сбивчивых рассказов. Услышанное от обер-офицеров поражало.

У ширванцев из строя выбыло 800 человек из полутора тысяч. Офицеров почти не осталось. Прапорщики командовали теперь ротами. В батальоны графцев назначали кого можно — прикомандированных и даже артиллеристов. У апшеронцев из колонны майора Тарасевича мюриды выбили треть. Сколько погибло в третьей колонне, история умалчивала.

Поручик Милютин, навещавший раненого полковника Врангеля, доверительно ему сказал:

— Думаю, Александр Евстафьевич, общим числом из строя убыло две тысячи человек.

Унтер-офицер Девяткин, услыхав краем уха эту цифру, ничуть не удивился. Страшная ночь выпала на его долю. Он лазил и лазил в ров перед первым укреплением, вытаскивая раненых, контуженных и потерявших сознание. Многие чуть не задохнулись под грудой тел. Очнулись в темноте, не понимая, что происходит. Люди кричат от боли, гремят выстрелы. Мюриды Шамиля вернулись в передовые укрепления, пробившись через горы живых и мертвых русских. И открыли ураганный огонь, мешая эвакуации тел и тех, кого