Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечерами мы сумерничали в большом дворе, где я выросла, это был час сказок, и Анита рассказывала историю, уверяя, будто у всякого, кто смотрел на ковер, начинала так кружиться голова, что человек не мог ступить на него. Дети держались за стены или отводили взгляд – только так и можно было пройти по ковру.
Моя мать мерила шагами бесконечность в поисках нити, изначального узелка, который распустил бы все остальное, не понимая, что этот ковер-лабиринт – зеркало, что, склоняясь над ним, она склонялась над самой собой, что, вглядываясь в ковер, она искала дорогу, по которой она пойдет, когда ковер исчезнет.
И ковер исчез.
Однажды утром мы проснулись в комнате, лишившейся своей драгоценности.
Нур ничего нам не объяснила, моя мать покорно дала надеть на себя длинную тунику из полосатой ткани, и нас привели на край туземного квартала, в этот двор напротив пустыря с красной пылью.
Мы подошли к большим воротам со сломанными створками, прислушиваясь к вырывавшимся оттуда раскатам испанского, знакомым словам, летевшим со всех сторон. Нас встретили десятки детей, галдящих на разных языках. Нам отвели один из скромных домиков, обрамлявших этот просторный двор, в котором обитали полтора десятка семей, по преимуществу андалузских. В этом пограничном пространстве моя мать могла начать новую жизнь.
Мы так и не узнали, как хранительница ковра сумела добыть для нас это жилье. Как бы там ни было, в течение года у нас не спрашивали платы. Когда наконец появился хозяин, у моей матери уже была прочная репутация, и мы могли ему платить.
Мы больше никогда не видели ни Нур, ни ее ковра. Дом старухи, ее рыжие от хны руки, невероятный шедевр, хранительницей которого она была, – все это словно исчезло за поворотом извилистой улочки медины. Но моя мать стронулась с места, будто челнок на ткацком станке, она впервые встретилась с произведением искусства и поняла, что делать с отпущенным ей временем.
Брачный сезон
Pirouli caramelo qué rico y qué bueno![12]
Крик бродячего торговца, как случалось каждую неделю, пролетел над пустырем и всполошил двор. Дети приставали к матерям, требовали мелочь, катались в пыли, плакали, просили. Некоторые, съежившись в тени стен, зажимали руками уши, чтобы не слышать. Другие, торжествуя, возвращались с карманами, набитыми солеными тыквенными семечками, или с насаженным на палочку цветным конусом, предметом общего вожделения, и медленно лизали его на солнцепеке.
Я, сидя на руках одной из моих сестер, слушала, как счастливчики с причмокиваниями посасывают сласть.
А моя мать присматривалась, искала способ выжить в этой новой стране.
И как-то раз, когда она разглядывала тела девушек из нашего двора, наблюдала за тем, как они ходят, как двигаются в замкнутом пространстве, к ней подошла соседка.
!
– Ты швея, и, как говорят, не из болтливых. Я хотела бы, чтобы ты к нам пришла, моей дочери требуются твои услуги и твое умение хранить секрет.
– Я умею шить, вышивать и молчать. Я приду.
У Мануэлы, дочери этой соседки, живот так раздулся, что никакая юбка уже не могла скрыть того, что в нем росло. Однажды ночью она позволила увести ее в пустыню с красной землей, и молодой Хуан оборвал ее лепестки.
– Он едва поговорил со мной, а я пухну! – хныкала девушка, уже почти три недели не выходившая из дома. – Вот не думала, что от нескольких нежных слов со мной такое сделается.
– Помолчала бы! – ярилась мать, с размеренностью метронома хлеща ее по щекам. – Словами девок не брюхатят! Это всем известно! Даже священнику! Тебе надо было поостеречься, только и всего! Или хотя бы рассказать мне об этом раньше, вместо того чтобы разыгрывать из себя недотрогу. Хорошо еще, что твой Хуан согласен на тебе жениться и что ему удалось договориться, чтобы свадьбу устроили поскорее! Как обвенчаетесь, уйдете жить в домик его тетушек, там дождетесь, чтобы твой грешок вышел из живота. А пока все это надо скрывать. Свадьба через две недели, и кто знает, насколько тебя еще за это время разнесет.
– Иди сюда, дай пощупать твой живот, – спокойно приказала моя мать.
Девушка подошла к швее и подставила пузо. Потрогав сквозь ткань надутую плоть, Фраскита Караско заявила:
– Ты брюхата никак не меньше семи месяцев.
– Я же чувствовала, что там что-то ворочается, но изо всех сил старалась об этом забыть. – Девушка разрыдалась.
– Да уж, самое время поплакать! Ты сможешь скроить платье, которое прикрыло бы грех этой потаскухи? – спросила соседка, снова принимаясь отвешивать дочери оплеухи.
– Да, только у меня нет ткани, нужна материя.
– У нас нет лишних денег.
– Тащи все лоскутки, какие добудешь, остальное я беру на себя. Будете ходить ко мне на примерки, как стемнеет.
– И сколько ты с нас возьмешь?
– Найди работу моим старшим дочкам, а пока дай мне чем накормить детей.
– Девочки могут пойти в прислуги к семье Кардиналь, на виллу Паради, она чуть ниже по большой дороге. Я знаю, что они нанимают людей. Но хочу тебя предупредить – хозяйка придирчивая. Моя дочка одно время там работала.
– Мерзкая тетка! И говорит только по-французски! Твоим дочкам придется постараться, чтобы она осталась довольна, – вытирая слезы, сказала Мануэла.
– А ты сегодня вечером сделай из хлебной корочки крестик, – распорядилась швея. – Принесешь мне его через три дня вместе с ниткой, тайком выдернутой из одежды твоего жениха.
– Зачем? – спросила Мануэла.
– Тогда в день твоей свадьбы тебе скажут, что ты красива, а если не скажут, так подумают, – ответила Фраскита Караско и ушла.
Через день, на рассвете, меня, чтобы отпустить Аниту и Анхелу, завернули в черную мамину шаль и отдали на попечение Мартирио, которой не исполнилось еще девяти лет. Две мои старшие сестры пересекли пустырь, вышли на
- Петрушка в Городе Ангелов - Ева Василькова - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу - Николай Чернышевский - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- 48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Часы - Эдуард Дипнер - Русская классическая проза
- Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Фантом - Сигизмунд Кржижановский - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза