Век перевода (2006) - Евгений Витковский

В веках, однако, мнение Скиннера поддержки не нашло. Выдающийся канадский поэт Роберт Сервис, шотландец по происхождению, донес до нас последние отзвуки спора тех времен:

РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС{236} (1874–1958)

Старое кресло

Была у прадеда манераГудеть от Труна и до Эра.И Бернс, брат, — та еще холера! —Гудел с ним вместе.Пока в сознанье пребывали,«Звезду» нахально рифмовали,И выпивали, выпивали, —Всё честь по чести!

«Вот кресло старое, вот пятна,Что Бернс оставил. Всё понятно?» —Твердил нам дед неоднократноИ пел внучатам«Ту, что постлала мне постель», брат,Или читал, впадая в хмель, брат,Стишок про Вошь, что и досель, брат,Не напечатан.

И я в то кресло по привычкеСвои ребячьи ягодичкиЛюбил пристраивать. СтраничкиВсё шелестели…Родным наречьем покоренный,Читал о Мыши разоренной,О Дьяволе. — В ночи бессоннойЧасы летели…

Люблю я Стивенсона, ГардиИ Киплинга, — и всё ж о Барде,Чей дар подобен был петарде,О землеробе,Воспитанный волшебным слогом,Я думаю в молчанье строгом:То грешник был, любимый Богом, —Великий Робби!

БРАЙАН УОЛЛЕР ПРОКТЕР{237} (Барри Корнуолл) (1787/90 — 1874)

К сумраку

О сумрак, благодетель, спрячьМеня от бедствий и удач,И стихнет смех, и стихнет плачДо новой зорьки,И разольется сон вовне,И разольется сон во мне,И чувства горькие во снеНе будут горьки.

И если сон бывает зрим,То я, туманный пилигрим,Увижу Рай, увижу с нимВ лучах зарницы,Как дух мой, бросив старый дом,Уйдет змеей через пролом,И с черной думой о быломДуша простится.

Она простится и, вольна,Пускай вместит в себя онаЛюбви и радости сполна,Но если векиСомкну и будет мне невмочьЗемную боль отринуть прочь,Приди и помоги мне, ночь,Уснуть навеки.

УИЛЬЯМ ГАРРИСОН ЭЙНСВОРТ{238} (1805–1882)

Гробовщик и чума

Тебя называют — подлюгою, стервой,А я называю — подругою первой:Пока ты клиента мне гонишь под крышку,Деньжата рекою текут мне в кубышку!Пью за Чуму! Пью за Чуму!

Хоть месяц, хоть годы обрушивай яростьНа пылкую младость, на хилую старость,Пусть полчеловечества вымрет, — не струшуГробы разойдутся за милую душу!Пью за Чуму! Пью за Чуму!

Четыре правила

Помни первое правило это,Что святее любого завета:Пуще яда, штыка и стилетаОпасайся, дружок,Опасайся, дружок,Опасайся, дружок, пистолета!

И второе есть правило, милый,Как отбиться от смерти постылой,Проследи-ка внимательно с тыла,Проследи-ка, дружок,Проследи-ка, дружок,Не заехал ли кто-нибудь с тыла!

Помни также о третьем зароке:Отрывайся в мгновение окаОт карет, обгоняющих сбоку.Отрывайся, дружок,Отрывайся, дружок,От карет, обгоняющих сбоку!

И — четвертое правило: в обаТы гляди, опасаясь особоПриближенья духовной особы,Ибо мед на устах —Что засада в кустах.Опасайся духовной особы!

АРТУР КОНАН ДОЙЛ{239} (1859–1930)

«Норы! Здесь опасно!»[39]

Какая смерть, скажу я вам!(Предупреждаю, дорогие:Я этих дел не видел сам,Зато их видели другие.)

Они неслись от Шиллингли,Они неслись до Чиллингхорста,А лис дразнил их — ай-люли! —Минут, примерно, девяносто.

От деревушки ЭберноИх путь лежал вдоль речки Даун.Уже почти настигли, — ноХитрец помчался в Кирфорд-Таун.

Промчали суссекский Кирфорд,И вид их был совсем не бравым:Их лис, увертливый как черт,Водил, мотал по сорным травам.

С полдюжины осталось ихВ конце всей этой передряги,Когда гряды валов морскихОни увидели, бедняги.

То были: Хэдли-офицер,И Дей, и Джимми (псарь отличный!),И Перселлы, и Чарльз Адэр,И некий джентльмен столичный.

Он вместе со своим конемТри сотни фунтов весил с гаком.Ах, как же весело на немОн гарцевал по буеракам!

Никто не знал, кому и кемОн в нашем графстве приходился.Ах, как сидел он между тем:Как будто впрямь в седле родился!

Собаки взяли след, — и вдругОграда. Что же делать, братцы?Перемахнуть иль, сделав круг,С другого места подобраться?

Наш джентльмен — перемахнул,И тут же в гневе и в досадеОн обернулся, и взглянулНа тех троих, что были сзади.

Как героический девиз,Он крикнул: «Норы! Здесь опасно!»И вниз, — и вниз, — и вниз, — и вниз, —И вниз, — в карьер, — на дно, — ужасно!

В две сотни футов глубиныРазверзла пасть каменоломня!(Они потом ругали сны,Кошмар увиденный запомня.)

Предупредить успев троих,Погиб, как истинный мужчина.Славнее тысячи другихОдна такая вот кончина!

И в людях долго не смолкалСуровый бас, густой и зычный.Надолго в душу им запалОтважный джентльмен столичный!

«ФУДРОЙАНТ»,

корабль военно-морских сил Ее Величества

Смиренное обращение

к советникам военно-морского ведомства

Ее Величества,

которые продали Германии старинное судно —

флагман Нельсона — за тысячу фунтов стерлингов

Безденежье — удел глупцов,А мы… Себе мы — не враги:Наследство дедов и отцовМы выставляем на торги!В делах застой, карман пустой.Наш хлопок, уголь — кто берет?Торгуй святым; святое — дым.Вперед, вперед!

Очаг Шекспира (господа,За это кое-что дают!),Уютный домик (не беда,Что это — Мильтона приют!),Меч Кромвеля (хотите, нет?),Доспех Эдварда (о, восторг!),Могила, где лежит Альфред, —Отличный торг!

Сбыть мрамор — тоже не позор(Большая выгода при сем!).Эдвардов разнесем Виндзор,Дворец Уолси разнесем.Не будь ослом, — продай на сломСобор святого Павла. (Ай,Какой барыш!) — Чего стоишь?Считай! Считай!

Ужель неясно, торгаши,О чем ведется эта речь? —Не отовсюду барышиВам дозволяется извлечь!Историю не продают,Здесь неуместен звон монет.Мы продаем и жизнь, и труд,Но славу — нет!

На бойню отведи коня(Он, старый, срок свой пережил!),Лакея не держи ни дня(Тебе он, старый, отслужил!), —Но взгляд широкий обретиНа то, чем наш народ богат,И славный флагман вороти,Верни назад!

И если нет, куда ни кинь,Стоянок лишних никаких,Старинный флагман отодвиньПодальше от путей морских.Открой кингстоны. Пусть умрет,Когда иного не дано,И с флагом, с вымпелом уйдетНа дно, на дно!

МАЙЯ ЦЕСАРСКАЯ{240}

ЭНДРЕ АДИ{241} (1877–1919)

Геракл долга

Заждалось гномье — ишь, как долгоДержусь. И сник бы трусом,Да никак. Стою, Геракл долга.

Вот бестолочь: да я и сам имДавным-давно сломился бы,Каб вздохнуть — клянусь небесами.

Так нет же: прут, мельтешат — гонятНа беду себе, недоумки,В новую веру, в песню, в огонь.

Зло б взяло на себя самого,Так ведь и их на меня берет,Нет уж. Шагаю — и ничего.

Изболеться б, взвыть, хоть под стрехуВлезть — и пропади всё пропадом, —Но не швали же на потеху!

Что ж, так и быть. В драку, так в драку.И сон неймет, и смерть неймет меня,Знай хорохорюсь — горе-Геракл.

Эй, вы, спесь, вошь, мелкая заводь,Потише б, да попочтительней,А то ж не умру никогда ведь.

ДЮЛА ЮХАС{242} (1883–1937)