Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЮЛИЯ ТЕЛЕЖКО{222}
АЛБЕРТ ВЕРВЕЙ{223} (1865–1936)
Художник
Кандинскому
«В душу мою посмотри: упоеньеСветом, и цвета безудержный пир.Нет ничего, но тут скрыто движенье,Сущность вещей и тумана — и мир.
О, что за бури огонь расщепляют,О, столкновенья и снова — простор.Линий, что бездну как нож рассекают,Круговоротов свистящих напор.
Всё это — тайны небес и земного:Рядом с эфиром соседствует прах.Корчится мрак, и рождается сноваИскристый свет на небесных лугах.
Полюса оба столкнулись во мне — иВзрыв, как кузнец, их расплавил в одно.Передо мной не меандры, скорееМолний зигзаги влетают в окно.
Что мне с того, есть ли ясность у формы,Техника так ли была хороша.Здесь на холсте чудеса, а не нормы,Глядя на них, холодеет душа.
Чудо чудес: колдовское движеньеЗримой Вселенной, чья тайная цель —Нас разрушать, чтобы ни на мгновеньеНе прекращать перемен карусель.
Жизнь — как поток, в нем Вселенная тает,Смесь и смятенье палитр и основ.И вместе с нами она исчезает,Став напоследок туманнее снов.
Вот наша сущность — из света и глянца,Где и движенье, и форма прейдет, —Та, что сумбуру извечного танцаСтатику вряд ли когда предпочтет».
К Уильяму Блейку
Виденья знавший и запечатлевший тень ихПером иль кистью на бумаге иль холсте,Их форму — в цвете, а их суть — в стихотвореньях,Прекрасные иль нет — тысячекратно те.
Ты был подобно всем нам; страсть, что ты боялся,Была ничем иным, как жжением огня,Что и из мрачных бездн, и в небесах являлся,К высотам Творчества вслед за собой маня.
Ты отказался взор поднять в иные сферыИль опустить, чем на своих фантазий шквал,И слово странное иль образ — лишь примеры,Как ты, толмач Его, Его нам воспевал.
Как вьется линия и речь, и человеку —Судьбе, запутанной у случая в сети, —Легко понять себя, узрев видений реку,И к Царству своему на ощупь путь найти.
То Царство в нас — твое, его ты провозвестник.Воображеньем звать его: Дух всё творитЕго рукой, оно — Его чудесный крестник,Но Разум судится, сужает и дробит.
Сей западни бежать! Одна Любовь спасает,Всему рожденному сполна себя дарив,Лишь косное она и старое бросает,Тем Отрицателя Природы усмирив.
Как сеял тот росток в душе твоей смятенье!И не в одной твоей — им полон род людской,Сквозь мифы и мечты, чье пышное цветеньеПлоть обрело в строках, придуманных тобой.
Под этим куполом, осмеянный примерно,И даже лучшими, кто труд твой вздором мнил,Работал с женщиной бок о бок ты, столь верной,Сколь верен творчеству был сам, — и снова жил.
Когда же иногда, свои открыв виденьяВо всей их глубине и полноте, ты спесьУслышал: «Где видал ты эти откровенья?»Показывал на лоб и отвечал всем: «Здесь!»
Здесь, не в миру, что сон, обман и серость бытаТому, кто мир как факт, а не как символ знал.Здесь, в нашем Царстве, что для каждого открыто,Природы символ здесь самим Искусством стал.
Пророк Искусства; что есть лик Воображенья,Чье выраженье — Жизнь, Ее ж водитель — ДухПослал Любовь, что, сняв с Природы украшенья,Всё изменила в ней, замкнув Творенья круг.
Как стал ты тих в конце и кроток перед Богом,Лежал, и ждал, и пел — светло, до хрипоты,Как будто чтоб узнать смогли там, за Порогом,О том виденьи, что последним видел ты.
Ты пел! Так хорошо, она ж, любя, рыдала,И ты: «Любовь, не плачь, то спето Им одним!»Да, то был Бог опять, чья песнь в тебе звучала.Мы были с ним, уйдем к нему, пребудем с ним.
К Новалису
В душе ты жаждой смерти жил,И всё же был великий Дух.Но боль тогда ты центром мнилВселенной, к ней лишь не был глух.
Тогда был сон и смерть — покой,Вокруг чего вращался мир,И крест, овеянный тоской,Был ближе, чем веселый пир.
Тогда ты на борту стоялИ в бледном свете с корабляВ ответ ребенку помахал,Сбегая в дальние края,
Не медля, чтобы солнца лучС зарей не погасил твой пыл,В виденьях среди мрачных тучНайдя тот образ, что манил.
Тогда надеялся — придетСмелее, чем дитя, однаИ за собою поведетТебя, словно слепца, — Она.
Туда, где, словно на плацу,Наук чудесные стволыСклоняли к твоему лицу,К твоим стопам свои главы.
Завороженный, шел в тиши,Не ведая, что ешь, что пьешь,Но, зная, что всё слышишь, иУверенный, что всё поймешь.
Пока бушующий потокТебе не преграждает путь.Ты входишь, но сбивает с ног,И чувствуешь, что стал тонуть.
«На помощь!» — ты кричишь, и вотТы думаешь, что смерть близка, —На берег из бурлящих водТебя кладет чья-то рука.
Там мир был ясен, как алмаз,Себе подобен, объяснен,Собой любующийся глаз,Кому естественность — закон.
Ты говоришь: «То — Смерти ликИли за Зеркалом Оплот,Тем, что владеет каждый мигЛюбым, кто дышит и живет?
Иль это — Жизнь, и всё, что мыДо этих пор за Жизнь сочли,Распадом было, полным Тьмы,Всё истлевающей Земли?»
И с этих пор ты понял Мир,Где всё преходит с быстротой.Ты видишь, как один шарнирВ часах цепляет за другой.
Тебя научат, что звезда,Одна взошедшая в зенит,Светить не сможет никогда.Крутовращенье объяснит,
Что кровь, а в Космосе — эфир —Явленье — неслучайное —Свой, полный постоянства мир,Безмерный, как всё тайное.
И ты забыл, что Все и «я» —Всё ж призваны отдельно быть.Так жизнь закончилась твоя,И станешь ты в других светить.
КАРЕЛ ВАНДЕ ВУСТЕЙНЕ{224} (1878–1929)
«Когда любовь нежна, царит в душе весна…»
Когда любовь нежна, царит в душе весна,и милой дальний смех иль близкий — наслажденье.Пусть вечером скорбишь — наступит пробужденье,с улыбкой вновь встаешь, разбив оковы сна. —Любовь и смех — от всех страданий исцеленье.
В чем счастье, мне ли знать? Но твой прекрасный ликспокоен. Я дрожу, я счастлив, это верно…Я хохочу, как тот ребенок-озорник,когда по ледяной воде шагает мерно,и брызгается всласть при этом всякий миг.
Ведь я тебя люблю; но глаз лишь не робеетот близости твоей, от смеха твоего.Я, как ребенок, что коснуться не посмеет,попав в чудесный сад: от красоты немеет,лишь смотрит на плоды, не взяв ни одного.
АНТОН ВАН ВИЛДЕРОДЕ{225} (1918–1998)
Конькобежец
Визжал конек, лед под собой взрезая,налево, вправо, вдоль и поперекна гладком льду граффити оставляяи подчиняя блещущий каток.
Свет поутру — прозрачный, как сиянье,беззвучно ниспадал к моим ногам,а я, внезапно проявив старанье,направил курс к далеким берегам.
Скользил над замороженною флорой,над водорослями во глубине,холодный ветер в уши дул упорно,моя деревня — где-то в стороне.
Уже и одноклассников не слышно,их голоса исчезли, отзвеня;а для меня — весь мир стал больше, выше,чем раньше был, — и только для меня!
РАХИЛЬ ТОРПУСМАН{226}
- Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский - Поэзия
- Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая - Дмитрий Мережковский - Поэзия
- В горах Армении. Поэмы и стихотворения. Мемориальное издание - Ордуни - Поэзия
- Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 - Коллектив авторов - Поэзия
- Пролетарские поэты Серебряного века - Антология - Поэзия
- Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr] - Константин Бальмонт - Поэзия
- Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки - Поэзия
- Без лжи - Андрей Скаржинский - Поэзия
- «И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы - Николай Сотников - Поэзия
- Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов - Данила Михайлович Давыдов - Поэзия