Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РИЧАРД УИЛБЕР{218} (р. 1921)
Обращаясь к пророку
Когда в наш город ты придешь, вращая бешено глазами,Чтоб в сотый раз произнестиНе прописные истины о пагубном пути,Но прорицание о том, что будет с нами,
Прошу, не поминай о бомбе, оставь язык военныхИ чисел длинный ряд оставь.Для нас страшны не числа, но живая явь.Ужасное лежит в вещах обыкновенных.
Избавь нас также от рассказов о гибели всего людского рода.Возможно ли представить этот мир без нас?Вообразить, что солнца нет, а есть горящий газ,Что окаменел не только камень — вся природа?
Молчи о нас, но говори о мире, его судьбе. И помни про оковыВоображенья нашего — мы знаем то, что знает взгляд:Разорванное в клочья облако, позябший виноград,Сдвиг перспективы. Поверить мы готовы,
Коль скажешь нам, что лань исконною украдкой,Исконно трепеща, в исконный мрак скользнет,Что окоем наш птица проклянет,Что дикая сосна ослабит свою хватку,
Цепляясь за уступ, и что вскипит пучина,Подобно Ксанфу, и прервет свой бегВмиг оглоушенная рыба. Кем был бы человек,Когда б не видел он ни выстрела дельфина
Из вод морских, ни голубя круженья — этого началаИ зренья нашего, и речи? Спроси всех нас еще,Как естество нам выразить свое,Когда померкнет иль рассыплется зерцало —
Живой язык, собой скрестивший всех и вся,В котором о любви нам толковала роза, рысак — о резвости, цикада — о душе,Освободившейся от пут вотще, —Язык, в котором осмысляли мы себя?
Спроси, пророк: что будем мы без розы, как устоимИ устоим ли мы, не дрогнем ли душой?Останутся ль слова «могучий», «вековой»,Когда исчезнет существующее к ним?
ЕЛЕНА ТВЕРСКАЯ{219}
ТОМАС ГАРДИ{220} (1840–1921)
После меня
Когда Время захлопнет за мною дверь, жизни дрожь уняв,И Май-месяц крыльями листьев всплеснет опять,Нежными, тонкими, словно шелк, — скажут ли про меня:«Он-то умел подобное замечать»?
Если в сумерках это случится, когда, как ресницы взлет,Ястреб беззвучно над тенью своей скользитВверх, на изломанный ветром сук, — может, кто вздохнет:«Ему-то, верно, был знаком этот вид»?
Если я уйду теплой ночью, мягкой как мотылек,Когда ежик крадется, страшась пути своего, —Кто-нибудь, может, скажет: «Жалеть малых сих он мог,Но немногим сумел помочь, и вот — нет его».
Если узнают, что я ушел, когда выйдут смотретьВ звездное небо в зимний вечерний час,Будут ли думать те, кто меня уж не встретит впредь:«Вот у кого на такие дела был глаз!»
И скажет ли кто-нибудь, когда погребальный звон,Прерванный ветром, снова начнет звучать,Так, словно это новый колокол: «Он —Он-то умел подобное замечать»?
УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН{221} (1907–1973)
«Не понимая, почему запретен…»
Не понимая, почему запретенБыл плод, не научивший ничемуИх новому, досаду скрыв, как дети,Не внемля ни упреку, ни уму,
Они ушли. И память тут же стерлаВоспоминанья. Стала им ничьяНе внятна речь: ни псов, вчера покорных,Ни сразу онемевшего ручья.
Мольбы и брань: свобода так дика!При приближеньи зрелость отступала,Как от ребенка горизонт, пока
Рос счет крутой опасностям и бедам,И ангельское войско преграждалоОбратный путь поэту с правоведом.
Осенняя песнь
Листья падают — не счесть.И лугам не долго цвесть.Няньки вечным сном уснут,Лишь колясочки бегут.
Шепотком соседский ротНашу радость отпугнет,В ледяной ввергая плен,Так, что рук не снять с колен.
Сзади толпы мертвецовК небу обращают зов,Буки вытянув своиПантомимою любви.
На охоту чередойВыйдут тролли в лес пустой.Соловей, как сыч, смолчит,С неба ангел не слетит.
Впереди величьем стенВысится гора Взамен,К чьим прохладным родникамНе припасть живым устам.
Блюз беженцев
Десять миллионов в городе моем.Кто живет в покоях, кто — и под мостом.Но места нет для нас, мой друг, но места нет для нас.
А была когда-то и у нас страна.Посмотри на карту — вот она видна.Но нам туда нельзя, мой друг, но нам туда нельзя.
Там растет у церкви старый тис прямой,Он как новый — каждою весной.А старый паспорт — нет, мой друг, а старый паспорт — нет.
По столу ударил консул нам вослед:«Вас без документов всё равно что нет».Но мы еще живем, мой друг, но мы еще живем.
В паспортном отделе нам указали дверь:«Через год придите». А куда теперь?Куда теперь пойдем, мой друг, куда теперь пойдем?
Я пошел на площадь, речи там ведут:«Дай им только волю — хлеб наш украдут».Они это про нас, мой друг, они это про нас.
Будто гром грохочет в небе в эти дни:Это Гитлер грянул: «Пусть умрут они!»Ведь это он о нас, мой друг, ведь это он о нас.
Видел я в жилете пуделя вчера,Видел, в дом пускали кошку со двора.Евреи — не они, мой друг, евреи — не они.
Вниз пошел на пристань, видел, как на днеВольные гуляли рыбы в глубине,Всего в пяти шагах, мой друг, всего в пяти шагах.
Проходил я лесом, слышал на ветвяхПтиц, аполитично свищущих в кустах.Куда им до людей, мой друг, куда им до людей!
Тысячеэтажный мне приснился дом,Тысяча дверей и окон было в нем,Но нашего в нем нет, мой друг, но нашего в нем нет.
По пустой равнине, где снега метут,Тысячи солдат вперед-назад бегут:За мною и тобой, мой друг, за мною и тобой.
Shorts
В драку лезь, на бой идиИ героя победи;Льва поймай, плюнь с высоты;Кто поймет, что слабый ты?
У прирожденной сиделки родняБольше болеет день ото дня.
Изменяет мне терпеньеВ моих личных отношеньях:Мало в них хорошегоИ стоят мне недешево.
Я за свободу стою, ибо цензору не доверяю.Сделавшись цензором сам, о, как я стал бы суров!
Когда здоров он или рад,Она ему устроит ад,Но встанет каменной стеной,Когда он слабый и больной.
Иных, не внемлющих уму,Их действия погубят;Иные гибнут потому,Что действовать не любят.
Пусть в почет войдет навекВертикальный человек,Всеми чтим и так тотальноЧеловек горизонтальный.
Частный типВ публичном местеВыглядит скорей на месте,И милей, сказать по чести,Чем чиновник в частном месте.
Птичьи беседы всегдаСообщают так мало,Но так много значат.
Из всех зверейЛишь человек имеет уши,Не выражающие чувств.
В минуты радостиВсе мы хотели б иметьХвост, чтоб вилять им.
Стыд старенияНе в том, что желание гаснет(Кто сожалеет о том,в чем ему нету нужды?), — а в том,что нужно сказать другому.
Девиз тирана:Всё, что Возможно, —Необходимо.
Красота, проходящая мимо,Еще восхищает его,Но он больше не долженОборачиваться вослед.
Судит ли нас ГосподьПо тому, как мы выглядим внешне?Подозреваю, что да.
Сегодня две песни просились, чтоб я записал их:Прости, уже нет, дорогая! Прости, мой дружок, еще нет!
В зеркало смотримся мы, чтоб дефект отыскать исправимый,Неисправимые нам слишком известны и так.
Бог не вяжет узлов,Но может, если попросят,Легко развязать их.
Мечта поэта: бытьКак сыр — местным,Но ценимым в других местах.
ЮЛИЯ ТЕЛЕЖКО{222}
- Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский - Поэзия
- Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая - Дмитрий Мережковский - Поэзия
- В горах Армении. Поэмы и стихотворения. Мемориальное издание - Ордуни - Поэзия
- Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1 - Коллектив авторов - Поэзия
- Пролетарские поэты Серебряного века - Антология - Поэзия
- Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr] - Константин Бальмонт - Поэзия
- Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки - Поэзия
- Без лжи - Андрей Скаржинский - Поэзия
- «И дольше века длится век…». Пьесы, документальные повести, очерки, рецензии, письма, документы - Николай Сотников - Поэзия
- Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов - Данила Михайлович Давыдов - Поэзия