Простая милость - Уильям Кент Крюгер

Я последовал за Лизой в садовый сарай, где она сняла со стены тяпку и вручила Джейку, а он передал мне. Сама она взяла лопатку, и мы втроем направились в огород.

Мы только начали работать, когда передняя дверь дома открылась. Мгновение спустя мои родители появились из-за угла и вышли в огород.

— Кажется, я велел вам сидеть дома, — сказал отец. Он отнюдь не обрадовался, но и не рассердился.

Я не сумел ничего выдумать на ходу, поэтому сказал правду:

— Мы хотели знать, что происходит.

Лиза Брандт стояла на коленях, яростно вскапывая землю лопаткой и демонстративно игнорируя моих родителей.

— Идем домой, — сказал отец. — Там и поговорим.

Джейк подошел к Лизе, но она не обратила на него внимания. Он положил садовую вилку на землю рядом с ней, я положил тяпку, и мы проследовали за родителями к "паккарду", припаркованному у передней калитки. Эмиль Брандт стоял на веранде и, несмотря на слепоту, повернул голову нам вслед, как будто следил за каждым движением. Выражение и цвет его лица словно бы отражали грозное небо. Я понял, что ему обо всем рассказали, и ненавидел его за это. То, что отец отказывался рассказывать Джейку и мне, знал Эмиль Брандт, и почему-то это показалось мне предательством.

Возвращались в полном молчании. Перед домом я увидел дедушкин "бьюик". Дедушка стоял на крыльце вместе с Лиз, оба выглядели обеспокоенными.

— Мы волновались, что никого нет дома! — воскликнул он.

— Зайдемте в дом, — сказал отец. — Нам всем нужно кое о чем поговорить.

— Ненавижу Брандтов, — сказал я, лежа вечером в постели.

Тучи принесли очередную летнюю грозу. Мы закрыли окна от дождя, и в спальне стало жарко и душно. Джейк целый вечер почти ничего не говорил. Услышав о беременности Ариэли, дедушка пришел в неистовство и сказал, что если Карл Брандт попадется ему в руки, то он этому молодчику шею свернет. Он несколько раз крепко выругался — такое бывало с ним в гневе, отец напомнил ему о нас с Джейком, на что дедушка сказал:

— Черт побери, Натан, они больше не дети, и пора бы им услышать, как говорят взрослые мужчины.

И повторил свою угрозу в отношении Карла Брандта в еще более грубых выражениях. Лиз коснулась его руки, но дедушка отстранился, встал с кресла и принялся расхаживать широкими шагами, сотрясая половицы.

— Кто-нибудь уже говорил с Карлом? — тихо спросила Лиз.

— Шериф, — ответил отец.

— Что он сказал?

— Не знаю.

— Может быть, прежде чем осуждать его, нам следует послушать, что он скажет? — кротко предложила Лиз.

— Брандты всегда брали все, что хотели, — проговорила моя мать. — И отбрасывали, когда оно им надоедало. С чего Карлу быть другим?

— Я собираюсь поговорить с Карлом и его родителями, — сказал отец.

— Мы собираемся, — поправила мать.

— Господи, я тоже хочу в этом поучаствовать! — воскликнул дед.

— Нет, — ответил отец. — Это останется между Брандтами, Рут и мной.

— И шерифом, — добавил я.

Они посмотрели на меня, как на посланца с другой планеты. После этого, как тяжело мне ни было, я не проронил ни слова.

Перед сном к нам в комнату вошел отец, и между нами состоялся разговор.

— Может быть, он ее изнасиловал? — сказал я, используя выражение, которое бог знает откуда взял.

— Нет, это исключено, Фрэнк. Влюбленные люди иногда принимают неправильные решения, вот и все.

— Так вот почему Карл убил ее? Он просто принял неправильное решение?

— Мы не знаем, причастен ли он к смерти Ариэли.

— Не знаем? Этот ребенок сильно усложнил бы жизнь Карла, — возразил я, почти дословно повторив то, что сказал шериф в тот же день в кабинете у отца.

— Фрэнк, ты знаешь Карла. Как ты думаешь, он способен совершить такое с Ариэль?

— Обрюхатить ее?

— Больше не говори такого. Ты знаешь, о чем я.

— Боже мой, не знаю.

Отец мог бы взъесться на меня за то, что я поминаю Господа всуе, но он спокойно сидел на моей кровати и пытался меня урезонить.

— Большинство людей, Фрэнк, неспособны на убийство. Это невероятно сложно.

— Ты убивал людей.

Я думал, отец возразит, что тогда была война и другая ситуация, но он этого не сказал.

— Если бы только я мог отменить содеянное, — ответил он. Эти слова он произнес с такой грустной убежденностью, что у меня пропала охота вдаваться в расспросы об убийствах, на которые Гас намекал однажды в подпитии, и про которые снова заговорил несколько дней назад в сумраке церкви.

— Тебе всегда нравился Карл, — напомнил мне отец. — И всем нам нравился. Он был приличным юношей.

— Видимо, не всегда, — сказал я. Именно этой фразой мать ответила на почти такое же утверждение отца, когда они спорили внизу, в гостиной.

— Мне хотелось бы попросить вас вот о чем. Вас обоих, — сказал он, глядя в сторону безмолвного Джейка. — Не выносите никаких суждений, пока мы с матерью не поговорим с Карлом и его родителями. Никому ничего не говорите, даже если на вас будут давить. Порочащие слухи только усугубят трагедию. Понимаете?

— Да, сэр, — немедленно ответил Джейк.

— Фрэнк?

— Понимаю.

— И сделаешь, как я прошу?

Я на мгновение задумался, прежде чем дать такое обещание, но наконец сказал:

— Да, сэр.

Отец поднялся, но перед самым уходом промолвил:

— Ребята, мы все блуждаем во тьме. Честно говоря, я знаю не лучше вас, что правильно, а что нет. Одно я знаю точно — мы должны верить в Бога. Вот выход из всего этого — Бог нас выведет. Я верю в это безоговорочно. Надеюсь, и вы тоже.

Когда отец ушел, я сказал, глядя в потолок:

— Ненавижу Брандтов.

Джейк не ответил. Я лежал, слушал, как дождь хлещет в оконное стекло, и задавался вопросом, правда ли, так трудно убить человека, потому что в ту минуту я чувствовал, что мог бы.