Anamnesis morbi. (История болезни) - Александр Светин

— Петрович, давай рули! Надо уменьшить высоту, иначе задохнемся сейчас! — превозмогая мучительный кашель, проорал я.

На крик ушел последний кислород, в моих глазах помутнело, и на какое-то время я выпал из реальности.

Пришел в себя оттого, что заложило уши. Сглотнув несколько раз, я огляделся.

— Снижаемся, Палыч! — известил меня Петрович.

Он сидел в своем кресле, напряженно подавшись вперед и сжимая штурвал.

— Какая высота? — прохрипел я и откашлялся, избавляясь от засевшего где-то в носоглотке противного привкуса гари.

— А хрен ее знает! — безответственно заявил наш эрзац-пилот. И пояснил: — Альтиметр разбит. Да все почти разбито, …ь!

Я прислушался к своим ощущениям. Дышалось легко, никаких признаков кислородного голодания.

— Думаю, мы уже ниже трех тысяч метров. Долго я был в отрубе?

— Минуты две-три.

Уши опять заложило. Я покачал головой:

— Ванька, выравнивай машину. Слишком быстро снижаемся, кажется. Да и подумать надо, что дальше-то делать будем?

Петрович согласно кивнул и аккуратно потянул штурвал на себя. Нас вдавило в кресла.

— Упс… Многовато будет! — виновато прокричал пилот-любитель и согнулся над штурвалом, пытаясь заставить самолет лететь горизонтально.

Через минуту ему это удалось. Почувствовав, что внутренние органы во главе с желудком вернулись на свои места, я поинтересовался:

— Так что, садиться будем? Куда и как?

Ас от сохи пожал плечами:

— Ну, «как» — я еще примерно могу себе представить. А вот «куда» — это, знаешь ли, задачка! Навигация не работает, связи с землей нет. Где ближайший аэропорт, не знаю. Да и не попаду я на полосу, это только в фильмах дилетанты «Боинги» всякие запросто сажают. Единственное, что могу предложить — помолиться и попытаться сесть «на брюхо» в степи. Или в поле. Словом, на что-нибудь относительно ровное.

Я вздохнул. А что еще оставалось делать?

— Принимается. Только не тяни, давай прямо сейчас и сажать. Пока самолет управляем. А то еще отвалится чего-нибудь важное, мы же не знаем, что и до какой степени разрушено.

— Типун тебе на язык! — осадил Петрович. И выжидательно уставился на меня.

— Ну? Чего ждем?

— Палыч, ты бы уполз в хвост, да пристегнулся там. И Кларку с собой возьми. Если что, там больше шансов… — спокойно посоветовал Ванька.

— За заботу спасибо, но я останусь. Во-первых, тебе может понадобиться помощь — рули тягать. Я в кино видел! — невесело усмехнулся я.

— А во-вторых?

— А во-вторых я тебе на земле скажу, — пообещал я ему. И в самом деле, не объяснять же сейчас, что я предпочел бы сразу помереть тут при ударе о землю, чем потом медленно поджариваться в хвосте…

— Ты хорошо подумал? — Петрович не унимался.

— Хорошо. Так что этот вопрос мы больше не обсуждаем. Ты лучше скажи, где здесь внутренняя связь?

— По-моему, это, — Ванька ткнул пальцем в болтающийся на витом шнуре микрофон. — Там сбоку кнопка есть. А тебе зачем?

— Надо пассажиров подбодрить. И предупредить заодно, чтобы приготовились к аварийной посадке.

— Валяй.

Я взял микрофон и, нажав кнопку, поднес его к губам:

— Внимание! Говорит второй пилот! — Ванька громко фыркнул. Я негодующе посмотрел на него и продолжил: — Наш самолет готовится совершить аварийную посадку. Пожалуйста, займите свои места и пристегнитесь. Приведите спинки кресел в вертикальное положение. Избавьтесь от всех колюще-режущих предметов, снимите очки, наклоните голову к коленям и обхватите ее руками. После полной остановки самолета немедленно покиньте его, используя для этого все основные и запасные выходы, — отключившись, я повесил микрофон на поручень и перевел дух.

— Весьма убедительно! — похвалил Петрович. — Вот только ты тоже забыл добавить «и помолитесь».

— Думаю, они там и так уже молятся. Ну, давай садиться. С Богом!

— А это уж как получится! — возразил Ванька и двинул штурвал вперед.

Самолет резво клюнул носом и нацелился в землю. Кресло ушло из-под меня. Если бы не ремни, я бы точно улетел в дыру над головой. Из салона опять донеслись дружные вопли.

Вцепившись в подлокотники и борясь с подкатившей тошнотой, я покосился на Петровича. Тот, стиснув зубы, ворочал штурвал вперед-назад, стараясь добиться пологого угла снижения. Удивительно, но тяжелый самолет послушно отзывался на малейшее движение рук новоиспеченного пилота. Через несколько секунд Ванька выровнял-таки машину, и наше снижение перестало напоминать падение.

Тем не менее… Отчаянно моргая слезящимися от ветра глазами, я смотрел на землю. Она стремительно приближалась!

— Мне кажется, или мы слишком быстро снижаемся? — стараясь быть спокойным, спросил я.

— Не кажется. Нужно уменьшить обороты турбин и снизить скорость! — прокричал в ответ Петрович.

— Так уменьшай. Ты знаешь как?

— По-моему, знаю. Нужно вот эти рукоятки двинуть назад… Или вперед? Короче, надо их куда-то двинуть! — заявил пилот и положил правую руку на те самые рукоятки.

Я опять схватился за подлокотники, откинулся на спинку и закрыл глаза. Господи, пронеси!

Что-то изменилось. Меня слегка потянуло вперед и вой встречного ветра заметно стих.

— Получается! — торжествующе заорал Петрович.

Но тут же замолчал, сосредоточенно шаря глазами по приборной панели.

— Что ищешь?

— Спидометр… Или как он тут называется? Нужно следить за скоростью. Как только замедлимся до трехсот — трехсот пятидесяти километров в час, нужно будет выпустить закрылки. Иначе свалимся. Ага! — он в восторге щелкнул пальцами по стеклу какого-то прибора. — Вот он!

Я посмотрел на шкалу. Четыреста пятьдесят. И продолжаем замедляться.

— Ванька, а как закрылки выпустить? Ты нашел, откуда они управляются?

— Нашел. Вот! — и указал на какую-то рукоятку. — Ты следи за скоростью, как будет триста пятьдесят, крикни мне, ладно?

— Ладно! — ответил я и впился глазами в спидометр.

Четыреста двадцать.

Четыреста.

Триста восемьдесят…

Самолет вдруг сильно затрясло, и он начал медленно заваливаться на правое крыло.

— Петрович, что это?

Он бросил взгляд на спидометр и выругался:

— …! Как я сразу-то не сообразил! У нас же весь нос разворочен, аэродинамика нарушена! Раньше придется закрылки выпускать! — и двинул рукоять.

«Ту» продолжал трястись и клевать носом.

— Хреново… — растерянно констатировал Петрович и подтолкнул вперед ручки регулятора тяги двигателей.

Тряска прекратилась. Самолет выровнялся, но ветер забил в кабину с удвоенной силой.

— Что случилось? — потребовал я объяснений.

Ванька сидел бледный, его лицо покрывали крупные капли пота.

— Не сядем мы, Палыч! — еле шевеля губами, произнес он.

— Это почему же?

— Закрылки… Закрылки не работают. Если без них замедлимся хотя бы до трехсот пятидесяти, свалимся в пике или штопор. А на такой скорости, как сейчас, пытаться садиться — безумие. Нас по полю размажет километров на десять… Приехали, — он сморщился и закрыл глаза.

Я судорожно цеплялся за надежду:

— А другие варианты? Есть еще какие-то способы посадить самолет без закрылков?

Петрович, не открывая глаз, помотал головой:

— Нет вариантов. По крайней мере, я их не знаю. На том симуляторе, знаешь ли, я всегда садился с выпущенными закрылками… Только один раз, когда меня «МиГ» подбил, попытался сесть без них…

— И что?

— И ничего… Был награжден орденом «Пурпурного Сердца»… посмертно.

В кабине воцарилась тишина, нарушаемая лишь привычным уже воем ветра. Я лихорадочно обдумывал наше положение, пытаясь найти выход. Но ничего путного в голову не приходило. Неужели все? Странно, но страха не было. Зато была обида: огромная, чудовищная обида на… А собственно, на кого?

На покойного Антониди, вовлекшего меня в эту авантюру? Или на дьявола-подростка, считающего всех нас лишь пешками в своей совсем не детской Игре? Или на улыбающуюся монстрообразную девицу из турагентства, выправившую нам билеты именно на этот рейс? Или на Хруля, который…

Хруль?! Как же я сразу-то о нем не вспомнил?! А ведь он говорил, помнится, что стоит лишь мне его позвать, как он тут же явится… Вот только сможет ли ушастый полтергейст помочь в этой ситуации? Да чего уж гадать…

— Хруль!!! — заорал я, перекрикивая завывания ветра.

Петрович вздрогнул и открыл глаза:

— Ты чего? Сбрендил с испугу?

Не теряя времени на объяснения, я продолжал взывать:

— Хруль! Хруль!! Хру-уль!!!

— И вовсе незачем так орать! — сварливо произнес классическую фразу знакомый голос.

9 августа, 8.34, рейс 237

Полтергейст сидел на рваном краю пробоины, беззаботно свесив ножки наружу. Я дернулся было затащить его внутрь, но вместо домотканой рубахи мои пальцы схватили пустоту.