Anamnesis morbi. (История болезни) - Александр Светин

И в самом деле, несмотря на весь ужас, творящийся в салоне, самолет не падал. Более того, он продолжал набирать высоту!

Я принялся расстегивать ремень. Кларочка непонимающе посмотрела на меня. Наклонившись к ее уху, я объяснил:

— Надо посмотреть, что произошло! Кажется, у пилотов что-то взорвалось. Возможно, нужна помощь.

— Да, да, конечно… — девушка быстро закивала головой, но мою руку не отпустила. — Но почему ты? Пусть кто-то из экипажа…

Я осторожно освободился из ее пальчиков:

— Кларочка, половина экипажа улетела в хвост. Пилоты — в кабине, скорее всего им самим нужна помощь. Кроме того… — я запнулся.

— Что? — огромные серые глаза были полны слез.

— Жить чертовски хочется! — усмехнулся я, чмокнул Кларочку в нос, отстегнулся и осторожно стал выбираться в проход.

Жить и в самом деле хотелось. Посему сидеть пристегнутым к креслу и ждать, пока случившаяся катастрофа не завершится естественным образом где-нибудь в овраге под Нероградом, мне совершенно не хотелось.

Добравшись до прохода, я понял, что доползти до раскорячившегося в нескольких метрах впереди Петровича будет весьма и весьма затруднительно.

Ветер был не просто сильным. Он был страшен. Будто обрадовавшись появлению новой жертвы, ледяной воздушный поток с размаху ударил одновременно по всему телу, стремясь сплющить, раздавить, разорвать его. Цепляясь за поручни кресел, я стоял на четвереньках, уворачиваясь от многочисленных мелких и не очень предметов, норовящих попасть мне в голову. И собирался с силами (главным образом с силой духа), чтобы оторвать одну руку от опоры и сделать шаг вперед. Или как там это называется, когда передвигаешься по-тараканьи?

Неосторожно попытался вдохнуть. И тут же пожалел об этом: холодная струя ударила в нос и рот, распирая легкие. Я захлебывался воздухом! Закашлявшись, плотно сжал губы и максимально наклонил голову, подставляя беспощадному ветру затылок. Стало немного легче. По крайней мере появилась возможность дышать, не опасаясь лопнуть, как раздутый шарик.

Так и пополз. Медленно, сантиметр за сантиметром, я карабкался вперед, стараясь двигаться так, чтобы в каждый момент отрывать от опоры не более одной из четырех конечностей. Пару раз по мне протащило очередных неудачников, которые, забыв об осторожности, попытались поспорить с ветром. Оглянувшись, я обнаружил, что куча тел в хвосте салона значительно выросла.

Сколько прошло так времени, не знаю. Двигаясь по уже привычной системе (левая передняя — левая задняя, правая передняя — правая задняя), я уткнулся макушкой в что-то упругое.

— Палыч, ты куда ползешь? Там, впереди — полная …па! — голосом Петровича сообщило мне препятствие.

— Опустись! — крикнул я ему, по-прежнему низко наклоняя голову. Ветер с готовностью подхватил мой крик и уволок в хвост.

— Что?! — переспросил Ванька, ничего, разумеется, не услышав.

— На четвереньки встань, говорю! — заорал я изо всех сил, рискнув приподнять голову.

На этот раз дошло. Оттерев меня в сторону, Петрович плюхнулся рядом:

— Пилотам — кранты! — без затей констатировал он.

— Что там?

— Точно не знаю. Когда случился взрыв, меня швырнуло вперед, в предбанник, где стюардессы и все такое… Успел только заметить дыру в кабине… огромную такую дырищу. Пилотов увидел… они из кресел свесились, в крови оба. А потом ветер ударил и меня обратно вынесло, в салон. — Ванька тяжело дышал. Воздух, несмотря на то что заданную высоту набрать самолет не успел, все-таки был разреженным.

— Пилоты точно мертвы? Оба?

— Я же говорю, не проверял. По виду — трупы. Но сам знаешь, всяко бывает!

Я кивнул. Знаю. Петрович перевел дыхание и спросил:

— Как думаешь, что у них там могло так рвануть?

— Понятия не имею. Ты же у нас фанат авиации, не я.

— Да я все больше по военным самолетам… — повинился Ванька.

— Ладно, поползли в кабину. Поглядим, что с пилотами, — скомандовал я и продолжил: левой передней — левой задней…

Петрович пристроился в кильватер. Наш маленький караван прополз через предбанник и оказался у входа в кабину пилотов.

Здесь ветер дул еще сильнее. Задержав дыхание, я поднял голову. Глаза тут же заслезились, но и сквозь влажную пелену открывшаяся картина казалась страшной.

Верхней части кабины просто не было. Вместо нее зияла огромная дыра с рваными, кое-где обугленными краями. В эту дыру-то и врывался убийственный ветер, трепля волосы мертвых пилотов. В том, что они мертвы, сомневаться не приходилось: у того, что справа, отсутствовала значительная часть головы. У левого голова была цела, хоть и залита кровью, зато вся спинка сиденья была сплошь испещрена дырами с вывороченными наружу краями.

И кровь. Такого количества крови я не видел за всю свою врачебную жизнь. Она была повсюду, но окончательно убило во мне надежду найти кого-нибудь из летчиков живым лишь зрелище темно-красной жидкости, вяло вытекающей из тех самых дыр в спинке пилотского кресла…

— Мать твою, да что же тут случилось-то? — прошептал я потрясенно.

Каким-то образом мой шепот услышал Петрович:

— Что-то рвануло впереди. А их осколками посекло… Насквозь, — пояснил он.

Это я и сам понял. Непонятно было другое: как теперь без пилотов мы садиться будем?

— Петрович, ты самолет водить умеешь? — спросил я.

Он нервно хохотнул:

— Издеваешься? Я и машину-то не вожу.

— А придется… — грустно пообещал я.

А что еще прикажете делать? Либо терпеливо ждать, пока мы не грохнемся об мать сыру землю, либо пытаться сажать самолет самим… Хуже все равно не сделаем, в крайнем случае — исход тот же. Разве что поискать какого-нибудь шального пилота среди пассажиров?

Я обернулся: по проходу никто не полз. Лишь в хвосте вяло шевелилась куча-мала из нескольких тел. Спасительную мысль о летчике из числа пассажиров пришлось отмести: если бы вдруг таковой и оказался среди нас, он бы уже карабкался в кабину, прекрасно понимая, что самолет неуправляем.

Петрович больно ткнул меня пальцем в бок. Я вздрогнул и повернулся к нему, уткнувшись лбом в лоб.

— Палыч, я на симуляторе летал. На хорошем симуляторе, не игрушечном, а настоящем, тренировочном. Мне один знакомый программист диск приносил. Американская разработка, для пилотов дальних бомбардировщиков. Приятель взломал по случаю, ему не понадобилась, так он мне задарил! — орал Ванька мне в ухо, с трудом перекрывая вой ветра.

— И что?

— Ну… принцип управления тот же. Может, попробовать посадить самолет, а?

— А что, у нас есть другие варианты?

Петрович на миг задумался и отрицательно помотал головой:

— Однозначно нет.

— Тогда тебе и карты в руки. Как думаешь, сможешь?

— Хрен его знает… Раньше, знаешь ли, как-то не приходилось самолетами рулить. Но, как говорилось в одном известном фильме: жить захочешь — еще не так раскорячишься! — коллега пытался бодриться, но видно было, что ему сильно не по себе. И я его понимал.

— Надо пилотов вытащить из кресел. И побыстрее. Если не ошибаюсь, мы продолжаем набирать высоту, — не давая Петровичу времени для сомнений, перешел я к делу.

— Так это хорошо, что набираем: чем больше будет запас высоты, тем лучше! — тоном профессионала заявил приятель.

— Хорошо, да не очень! — возразил я. — Салон-то разгерметизирован. Через несколько минут нам просто нечем будет дышать. Уже тяжело, не чувствуешь разве? Да и холод наверху зверский — минус пятьдесят, а то и ниже. Если не задохнемся сразу, так замерзнем.

— Точно, как-то я не подумал! Так чего ждем, давай кресла освобождать, — воскликнул свеженазначенный пилот и полез вперед.

— Стой! — Я поймал его за ногу.

— Ты что? — недовольно обернулся Петрович.

— Так не пойдет! Подстраховаться надо: гляди, дырища какая! Вылетишь к чертям, и привет, — объяснил я ему.

Ванька покосился на зияющую дыру и поежился:

— Что предлагаешь?

— Меняемся! Я лезу вытаскивать тела, ты меня держишь за ремень одной рукой, а всеми остальными конечностями намертво цепляешься за все, что возможно.

Петрович попытался возмутиться:

— А может наоборот? Я вытаскиваю тела, а ты меня страхуешь?

— Не пойдет. Ты тяжелее. Будешь якорем.

Он на мгновение задумался и кивнул, соглашаясь.

Через минуту, заботливо удерживаемый за ремень, я уже осторожно карабкался в левое кресло. Дышать становилось труднее с каждой секундой: в ушах стучали тамтамы, а перед глазами вспыхивали разноцветные огни. Кроме того, меня била крупная дрожь от лютого холода и (чего уж там!) животного страха. Всего лишь в полуметре от моей головы начиналась дыра, ведущая в бездну.

А подо мной было искромсанное тело мертвого пилота. Я полз по нему, прижимаясь к продырявленной груди, весь перемазанный чужой кровью. Кошмар дополнял чудовищной силы ветер, врывающийся в пробоину и ледяным рубанком проходящийся по моей голове, нещадно вырывая волосы.