Anamnesis morbi. (История болезни) - Александр Светин

— А-а-а… — протянул Петрович. — А успеет?

Хруль фыркнул и вылетел в пробоину. Через мгновение я услышал:

— Я готов. Снижайте самолет.

Крепче прижав к себе дрожащую Кларочку, я скомандовал:

— Давай, Петрович! Вниз! — и закрыл глаза.

На какую-то долю секунды успел почувствовать, как из-под меня вниз уходит кресло. К горлу опять подкатила тошнота…

…А потом все ощущения разом исчезли. Навалившаяся тишина была нереальной: вой ветра, гул турбин, крики испуганных пассажиров — все это прекратилось мгновенно, будто кто-то повернул выключатель. Только тихий ритмичный стук какого-то механизма эхом отдавался в моей голове. Немного поразмыслив, я понял, что слышу собственное сердце.

И открыл глаза. Первое, что увидел, — зажмурившуюся и закусившую губку Кларочку. Обняв меня за шею, она дрожала крупной дрожью.

— Бу! — тихо сказал я ей и подул на глаза. Они тут же открылись.

— Что? Мы упали, да? — почему-то шепотом поинтересовалась девушка.

— Нет. Висим. — успокоил я ее.

Мы и впрямь висели. В мертвом, неподвижном и даже каком-то безвкусном воздухе. В метре от земли.

— О…ть! — выразил общее мнение Петрович и отпустил штурвал, озадаченно рассматривая собственные ладони. На них красовались кровоточащие мозоли.

Я отстегнул ремень. Кларочка резво спрыгнула с моих колен и огляделась:

— Но… этого не может быть! Мы и в самом деле висим! Я что, сплю? Или мы уже разбились?

— Ни то, ни другое. Обыкновенное чудо! — исчерпывающе объяснил я и тоже выбрался из кресла.

В кабину вплыл Хруль и тут же занял освобожденное нами место:

— У вас час. Время пошло. Удивляться будете потом.

Сорок пять шагов. Туда — с тяжелой ношей на плечах. И столько же — обратно, налегке. Впрыгнуть в салон, вытащить из кресла очередное тело, взвалить его на плечи… (да что ж вы все такие тяжелые-то, а?!) И опять — сорок пять шагов.

Пот заливает глаза. Вытирать некогда. Да и нечем: руки заняты, удерживая на плечах неподатливое, неудобное тело. Солнце издевается: жарит вовсю, несмотря на ранний час. И ноги подкашиваются, так и норовят подломиться на бегу. Но падать никак нельзя, на подъем уйдут драгоценные секунды. А их и так остается все меньше. Совсем мало.

Уф-ф! Тридцать шестой. Свалил толстого полковника в траву, мельком взглянул на часы (наши часы продолжали идти, отсчитывая минуты вне времени!), развернулся, припустил бегом к самолету. Навстречу — Петрович с теткой на плечах. Вид жалкий у обоих.

— Ванька, сколько?

— Тридцать четыре!

Разбежались, как два встречных поезда. Значит, у нас на двоих — семьдесят тел… то есть душ. И того, и другого, словом. Времени прошло сорок пять минут. Отстаем, отстаем от графика, черт подери! На двадцать человек отстаем!

Навстречу Кларочка. И опять с двумя мальцами в охапку. Молодец, девочка!

— Сколько у тебя?

— Пятеро осталось!

Ай, умница! Ну, хоть детишек всех вытащим, уже хорошо. Кларочка, когда закончит, к нам присоединится — тоже подспорье. Хотя каким образом она будет таскать упитанные тушки пассажиров, с трудом себе представляю…

Опять салон. Уже наполовину опустевший. Даже на две трети. Но много, ох как много еще остается. Так, вот эта девица на очереди. Продолжаем процесс: ремень расстегнуть, подлокотник вверх, упасть на колено, навалить тело на шею, перехватить за руку и за ногу, подняться… Слава богу, хоть эта нормального веса! Видимо, за фигурой следит… вон какая упругая вся!

Тьфу, о чем это я думаю-то?! Бежать надо, Пал Палыч, а не о красотах беспомощных незнакомок задумываться! Ну-ка, к двери. Теперь прыжок вниз… аккуратнее, ногу не подверни! Хорошо, молодец, есть еще порох в ягоди… в пороховницах!

И опять — сорок пять шагов. Петрович навстречу, порожняком:

— Сорок шесть минут! Опаздываем!

Кивнул лишь в ответ. Сам знаю. Говорить поменьше надо, кислород беречь, дыхание не сбивать. С Хрулем хорошо, ему и телепатировать можно:

«Хруль, держишь? Сколько еще у нас времени?»

Пауза. Потом — голос в сознании: тоже с натугой:

«Д-держу пока! Сколько — не знаю. Когда пойму, что больше не могу, скажу. Постараюсь заранее, за минуту».

Правильно, Хранитель. Нам же время нужно будет, чтобы от самолета отбежать. Держи, ушастый, держи время! Чувствую, по голосу слышу, что нелегко тебе… да только помочь ничем не могу, уж извини. Сам еле ноги волоку…

«Волоки, волоки. Поживее давай!» — сварливо отозвался Хруль.

Подслушивает, нахал. Да ладно, потом с ним на эту тему поговорим. А пока — девицу на землю, развернуться — и к самолету.

…Пятидесятая! Упав на колени, я стащил с плеч пожилую матрону и позволил себе пять секунд отдыха. Прошел один час и десять минут. В салоне остаются всего пять или шесть пассажиров. Дети давно эвакуированы. Неужели успеем вытащить всех?!

«Хруль, ты как?»

Длинная пауза. И задыхающийся голос в мозгу:

«P-работайте. Я держу».

Умница. Держи, дорогой, держи. А мы уж не подкачаем.

Сделав напоследок глубокий вдох, я с колена, как на стометровке, стартовал к самолету. Навстречу в кильватерном строю Кларочка с хрупкой девушкой на плечах и Петрович со стюардессой на загривке. Той самой, с грудью.

— В салоне трое остались! — информировала меня Клара и промчалась мимо. Следом, молча сопя, протопал Ванька.

Ворвавшись в салон, я бросился в хвост. И в самом деле, трое. Еще одна стюардесса, небритый, южного вида гражданин и «летающая» старушка. Ее, пожалуй, как самую субтильную, мы оставим Кларочке. А Петровичу — горца. В конце концов, одну стюардессу он уже отнес, надо делиться.

Сказано — сделано. Взгромоздив крепкую девицу на плечи, я побрел к выходу. Спрыгнул вниз и посторонился, пропуская в салон коллег-спасателей. Почти не спеша, прогулочным шагом пошел к куче тел, наваленной в сорока пяти шагах отсюда.

«Павел, все! Еще секунд тридцать… больше не удержу».

Я замер. В салон только что забрались Кларочка с Петровичем! Надо предупредить.

— Клара! Ванька! Вон из самолета!!! — выдыхая остатки воздуха, проорал я.

Крик получился каким-то сдавленным. В скрюченном состоянии особо-то не покричишь. Коллеги явно не услышали. Не особо церемонясь, я швырнул несчастную стюардессу на землю… И оторопел.

Девушка слабо шевельнула рукой. Одновременно в привычной уже вязкой тишине прорезался низкий утробный гул. Мгновенно похолодев, я обернулся.

«Ту» уже не висел неподвижно. Он летел! Медленно, со скоростью плотно отобедавшего пешехода, но летел над оживающей степью. С немым ужасом я наблюдал, как нос самолета неуклонно приближается к земле. Пылевые водовороты за турбинами начали вращаться, увлекая за собой давешнюю ворону. Птица, не переставая удивляться, медленно шевелила крыльями.

— Бегите! Вон из салона, мать вашу! — набрав полную грудь воздуха, выкрикнул я и припустил вдогонку за ползущим в воздухе лайнером.

Услышали. В проеме показалась испуганная Кларочка со старушкой на плечах. Не теряя времени на изумление по поводу оживающей действительности, она ловко спрыгнула вниз и помчалась мне навстречу.

А Петровича все не было. Я уже почти поравнялся с хвостом «Тушки», но дверной проем все еще оставался пустым. Мимо молча пронеслась Клара, вцепившись в спасенную бабку.

Наконец-то! На пороге появился Ванька с кавказцем на шее. Горец вяло ворочал головой и, кажется, пытался грязно ругаться. По крайней мере, его рот медленно и широко раскрывался. Петрович присел и неловко спрыгнул вниз.

Упал! Лицо друга скривилось в гримасе боли. Он выпустил свою ношу и схватился за ногу. Нет, только не это!

— Петрович, ты что?! — я подбежал к нему и присел рядом.

Ванька тяжело дышал и постанывал:

— Нога! Подвернул-таки, …ь!

— Вставай! Обопрись на меня и вставай! Самолет сейчас грохнется! — я взвалил на плечи горца и одной рукой попытался поднять приятеля. Какое там!

— Не могу, больно! Кажется, лодыжку сломал! Беги отсюда, а я поползу как-нибудь.

— Хрен тебе! Если не встанешь, сдохнем тут втроем к такой-то матери! — не выбирая выражений, объяснил я ему наши перспективы.

Помогло. Вскрикнув от боли, Петрович встал-таки, уцепился за мой локоть и запрыгал рядом на здоровой конечности.

— Молоток! Держись крепче и не вздумай падать! Поскакали.

Медленно и нелепо наша троица двинулась прочь от самолета. Ванька больно вцепился в мой локоть, отчаянно матерясь сквозь зубы. А в мое левое ухо что-то хрипел оживающий джигит.

Окружающая действительность приходила в движение. Очень неспешно, но все-таки, все-таки недостаточно медленно! Гул нарастал и краем глаза я видел, как белый борт лайнера проезжает мимо все быстрее. Сколько у нас еще осталось? Десять секунд, пятнадцать? А потом «Ту» ткнется носом в землю и взорвется. Разметав по окрестным кустам и оврагам все, что находится в непосредственной близости. Включая нас.