Ледяной лес - Чиын Ха

Мои губы тронула легкая улыбка. Каждый раз, доходя до этих строк, я тоже испытывал огромное счастье.

Пишу тебе, чтобы рассказать об одном удивительном ребенке. Не думай, что я шучу или преувеличиваю. У меня обучается девочка лет тринадцати, и ее мастерство ничуть не уступает моему. Она понимает язык музыки. Иногда она разговаривает со мной с помощью него и делает это так четко, что мне становится страшно. Правда. Как ты и говорил, на свете очень много талантов.

Невероятно: девочка тринадцати лет с легкостью говорит на языке музыки?

Обычно я всегда хвалил ее, но вчера сделал замечание. Она жутко разозлилась и ответила: «Вы совсем не понимаете мою музыку». Представляешь? Сначала мне стало смешно, а затем я разволновался. Она напомнила мне десятилетнего Антонио Баэля. Я не хочу, чтобы она повторила мою судьбу, и решил с ней поговорить. «Похоже, ты мечтаешь найти своего истинного ценителя. Того, кто будет понимать тебя и твою музыку», – сказал ей я. Она загадочно на меня посмотрела, а затем ответила: «Я его уже нашла». Как же сильно я удивился. Когда я поинтересовался, кто этот человек, она указала на себя. Потом объяснила: «Я буду играть для себя. Двух рук достаточно, чтобы играть для других, но у меня еще есть уши, чтобы я могла услышать себя». А потом она как ни в чем не бывало продолжила играть. Наш разговор всколыхнул во мне старые воспоминания. И я вдруг задумался: а играл ли я когда-нибудь для себя? И понял, что не могу ответить на этот вопрос. Но потом подумал о тебе и решил написать.

Дочитав письмо, я аккуратно свернул его, положил в карман и прибавил шагу. Опасения, что будет непросто найти дорогу, не подтвердились: местные жители охотно указывали путь. Должно быть, жалели беднягу иностранца, оказавшегося в их краях. А может, их привлекал звон монет, доносящийся из мешочка на моем поясе.

Я быстро отыскал деревню, о которой писал Баэль, – ее и впрямь окружали горы. Окинув взглядом величественный простор, я почувствовал, как сжалось сердце. На глазах выступили слезы. Где-то здесь живет мой любимый друг, по которому я так сильно скучал.

Я со всех ног бросился в деревню. Ее обитатели, низкорослые и смуглые, с удивлением рассматривали пришельца. Раз за разом я называл имя Антонио Баэля, но из того, что мне отвечали, не мог разобрать ни слова.

– Вы понимаете меня? Мне нужен Антонио Баэль! Баэль!

Все было тщетно. Наконец, когда я уже совсем отчаялся, из какого-то дома вышел дряхлый старик и, махнув рукой, позвал следовать за ним. Мы вышли из деревни и стали подниматься вверх по горной тропинке. Мне внезапно стало страшно: вдруг этот человек хочет заманить меня в безлюдное место и обокрасть? Но, к счастью, вскоре вдали показалась одинокая хижина. Старик, указав на нее пальцем, повернулся спиной и направился обратно к деревне. Я неловко пробормотал ему вдогонку слова благодарности и вновь посмотрел на хижину. Она стояла на холме и словно купалась в солнечном свете. Вокруг – зеленые луга и безбрежное голубое небо, точно картинка из детской книжки. От пейзажа, раскинувшегося перед глазами, в груди что-то заныло. Как встретит меня Баэль? Я все же надеялся на теплый прием.

Моя рука аккуратно толкнула калитку, и она со скрипом отворилась. Я вошел во двор. Из домика доносились еле различимые звуки скрипки. Я прислушался и тут же узнал манеру исполнения. Ошибки быть не могло…

– Баэль! – не выдержал я и громко закричал. – Баэль!

Скрипка прекратила петь. На секунду я пожалел о том, что прервал его игру, но ноги сами несли меня вперед, а ладонь сама толкнула дверь. Но вместо Антонио моим глазам предстала девочка. Она сжимала в руке скрипку, глядя на меня с плохо скрываемым недовольством. Никаких сомнений: это о ней писал Баэль.

– Привет. А ты не подскажешь, где…

Его появление прервало меня на полуслове. Я замер на месте, рассматривая Антонио: все то же выражение абсолютного безразличия, как и десять лет назад. В горле стоял ком, и я быстро закрыл лицо руками, чтобы не показывать своей слабости перед маленькой девочкой. Но разве спрячешь горячие слезы?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Баэль присел на корточки, что-то прошептал девочке на ухо. Та холодно кивнула, внимательно глядя на меня, и вышла во двор. Устроившись на качелях, девочка слегка раскачивалась и не сводила с меня своих темных глаз.

– Проходи, – тихо сказал Баэль, слегка нахмурившись.

Я поспешил вытереть слезы и, плотно сжав губы, чтобы не прорвались рыдания, вошел в комнату. Понаблюдав за моей борьбой с эмоциями, Баэль подошел и крепко сжал меня в объятиях.

– Ты проделал долгий путь. У тебя все хорошо?

Я громко всхлипнул.

– Мне расценивать это как положительный ответ?

Стены, которые я возводил все эти десять лет, рухнули, и я громко разрыдался. Слезы без остановки текли по щекам, и я даже не подозревал, что их накопилось так много. Когда я успокоился и отстранился от Баэля, его белая рубашка была насквозь мокрая. Он усмехнулся:

– Ты меня чуть не утопил.

– Прости.

– Ничего страшного. Я пойду переоденусь, а ты пока завари чаю.

– Хорошо.

Баэль скрылся в другой комнате, а я с интересом оглядел его жилище. Оно выглядело очень скромно, даже бедно. В Эдене Баэль, конечно, не купался в роскоши, но все равно жил более комфортно.

Я прошел в маленький закуток, который определил как кухоньку, и после долгих поисков откопал нечто отдаленно напоминающее чайник. Теперь передо мной стояла новая дилемма: что сначала – залить воду или насыпать чайные листья? Дома я никогда не заваривал чай, это делали слуги. Минуточку, а как готовил чай угрюмый владелец «Мареранс»?

– Хочешь взглядом продырявить чайник?

Он застал меня врасплох. Я резко обернулся на голос и ударился об открытую дверцу буфета. Чайник выпал из рук и покатился по полу. Лоб горел от боли, в глазах защипало.

Громкий смех Баэля разорвал тишину.

– Ты просто нечто, Коя! За столько лет ты не разучился меня веселить.

– Вообще-то, мне больно, – с обидой протянул я, поглаживая лоб.

– А я ведь еще подумал, умеешь ли ты заваривать чай. Ладно, садись. Сам сделаю.

Баэль ловко наполнил чайник водой и поставил на печку. Затем насыпал чай в кружки. Я внимательно наблюдал за его действиями, чтобы в следующий раз уж точно не оплошать, а затем вдруг осознал, что следующего раза может и не быть. Вновь накатила тоска.

Вскоре на столе передо мной появилась кружка чая, над которой белыми кольцами вился пар, а напротив сидел Баэль. В нос ударил знакомый запах шанилы. Оказывается, не только я жил прошлым.

– Об этой девочке ты мне писал?

– Да, ее зовут Элиза.

– Ее мастерство и правда не уступает твоему?

– Да. Разве ты не слышал, когда подошел к дому? Это она играла.

Я чуть не подскочил от удивления.

– Подожди, так это был не ты?

– Не я.

Мне стало совестно: из-за моего появления девочке пришлось прервать урок.

Баэль улыбнулся, внимательно наблюдая за мной.

– Твоя семья все еще купается в деньгах?

– Почему ты вдруг решил спросить?

– Я собираюсь отправить эту девочку в Эден. Хотел попросить тебя присмотреть за ней.

– На учебу?

Баэль кивнул и посмотрел во двор, где сидела на качелях Элиза. Взгляд его потеплел.

– Если она останется здесь, ее талант погибнет. Грустно, конечно, что я не смогу наблюдать за ее становлением, но и оставить Элизу здесь будет преступлением.

– Тогда, может быть, ты приедешь вместе с ней? Думаю, моя семья вполне осилит расходы еще на одного человека. – Шуткой я попытался скрыть надежду, затрепетавшую в душе.

На эту фразу ушел весь запас моей храбрости, но Баэль, не раздумывая, покачал головой.

– Мне нравится здесь. Я выращиваю шанилу и продаю местным. Они очень любят чай с этой травой.

– Значит, занимаешься разведением шанилы… Как-то не верится.

– Знаешь, мне тоже.

Мы рассмеялись в один голос, затем я вновь заговорил:

– Ледяного леса больше нет, тебя нет, и совершенной музыки тоже.