Ледяной лес - Чиын Ха

– Верно. Это все из-за меня. Ты был прав, отец. Я действительно демон.

В его голосе слышались горечь и ненависть к себе. Упав на колени, Баэль царапал промерзлую землю пальцами, ломая ногти, в кровь раздирая пальцы.

– Я убил даже тебя… Тристан! – Из его груди вырвался крик, полный боли, за которым последовали душераздирающие рыдания.

Кулаки сжались сами собой. Довольно. Оставив Баэля, бьющегося в истерике, я поднялся и сунул руку в карман. Острие пера будто пронзало мое сердце.

Я понимаю тебя, Дюпре. Искренне понимаю. Но никогда не прощу.

В следующее мгновение я уже мчался вперед, не помня себя от ярости, а Дюпре продолжал приторно улыбаться. Всемогущий основатель Эдена, способный убивать на расстоянии, – он больше не внушал мне страха.

Перо, все эти дни лежавшее в кармане, дождалось своего часа. Выставив вперед острый наконечник, я впервые в жизни ощутил, что способен на убийство. Только бы добраться до него прежде, чем он расправится со мной.

Я отчаянно закричал и побежал еще быстрее. Лицо чудовища было все ближе и ближе. Дюпре протянул руку к Энаду и отломил сук, угрожающе выставив его вперед. Я стиснул зубы и уже был готов нанести удар, уверенный, что успею вонзить острие пера в шею монстра, даже если он атакует первым. До Дюпре оставалось всего несколько шагов, когда кто-то сзади потянул меня к себе. Обезумев от ярости, я резко развернулся и увидел Баэля.

– Зачем? Зачем ты меня остановил?! Отпусти!

– Прекрати…

– Он все равно убьет меня. Нельзя упустить шанс избавиться от него.

Я изо всех сил пытался оттолкнуть от себя Баэля, но он продолжал упорно цепляться за меня и наконец, утратив терпение, ударил меня по ноге. Потеряв равновесие, я упал на спину, но тут же попытался встать, уперевшись локтями в землю. Однако Антонио навалился на меня всем телом и прижал к земле. На фоне сияющего неба я увидел его искаженное страхом лицо.

– Ты забыл? Я просил тебя не умирать! У меня больше… никого не осталось, кроме тебя.

Я замер. Последнюю часть фразы он произнес практически шепотом, но, как только она достигла моих ушей, я тут же забыл, где нахожусь и что собирался сделать. Всепоглощающая ненависть испарилась. Вместо нее пришли другие, совершенно другие эмоции! Я хотел было что-то возразить, но осекся.

Вдруг нас накрыла тень. Запрокинув головы, мы увидели над собой мерзкое лицо, расплывшееся в улыбке.

– Берегите свою жизнь. Хотя бы ради оракула, которая пожертвовала собой ради вас.

– Что ты имеешь в виду?

Меня не покидало ощущение дежавю. Как будто я уже слышал эти слова, правда, от кого-то другого.

– Граф Киёль подарил Кисэ свое великодушное прощение, – мягко объяснил Дюпре, словно неразумному ребенку.

– Великодушное прощение?

Похожую фразу я тоже уже слышал.

– Граф Киёль поступил точно так же, как король Анакса, после того как пророчица, предназначенная ему судьбой, бросила его ради юнца по имени Тристан. Киёль принес ее в жертву моему Энаду, попросив, чтобы я не трогал вас.

Она принесла себя в жертву… вместо меня. Все так, как говорил Баэль.

– Если бы мы не заключили с ним сделку, я бы убил вас первым. Только посмотрите, на что пошел несчастный демон, чтобы спасти вас, Коя. Ему всегда нравились бесполезные вещи. Наверное, поэтому он и проникся к вам симпатией.

На лице Дюпре странным образом смешались презрение и жалость. Но я, как ни странно, не чувствовал ничего. Ни к Кисэ, погибшей вместо меня, ни к чудовищу, которое жаждало моей смерти, ни к демону, благодаря которому я все еще жив.

Я вспомнил наш последний разговор, как граф восхищался моей чистотой и просил ее сохранить. Он принес Кисэ в жертву дереву, пытаясь защитить меня, но именно от этого моя душа навсегда утратила чистоту. Я горько засмеялся – странным, совершенно чужим голосом.

– Получается, что во всем виноват именно я.

Глаза заволокло пеленой. Удивительно: все чувства во мне словно умерли, но слезы никуда не делись. Ощущая себя последним лицемером, я попытался стереть их, но сил не хватило даже для этого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вдруг Баэль как будто отстранился. Приподняв голову, я увидел полное страдания лицо дорогого друга. «Ты должен жить», – разобрал я, но смысл слов почему-то понять не смог.

Баэль поднялся, оставив меня лежать на земле.

– Еще что-то осталось? – с вызовом бросил он Дюпре.

– Прошу прощения?

– Мы уже поняли. Демон и оракул. Великодушное прощение и смерть. О чем-нибудь еще хочешь нам поведать?

Дюпре ничего не ответил, лишь загадочно смотрел на Баэля. «Да, я еще о многом хочу рассказать, попробуйте догадаться о чем», – словно говорил его взгляд, который Антонио проигнорировал.

– Если ты все сказал, то теперь моя очередь задавать вопросы. Чем ты наградил меня за эту проклятую совершенную музыку? Я ведь сыграл, как ты и хотел. Но ты не дал ничего взамен, лишь убил дорогих мне людей.

В уголке губ Дюпре появилась едва заметная ухмылка, а Баэль продолжал гневно кричать:

– Что получил я? Аплодисменты публики? Вот уж спасибо! Для меня эти люди – лишь кучка глухих идиотов, не разбирающихся в музыке. Где мой истинный ценитель? Где тот, кто поймет мою музыку?

Дюпре вдруг громко расхохотался. Антонио немного опешил и все же хотел продолжить поток возмущений. Однако хозяин Ледяного леса остановил его взмахом руки и, чуть отдышавшись, сказал:

– Прошу вас, Отец. Не уподобляйтесь этим идиотам, которых так презираете. Не будьте так слепы. Разве вы не видите? Ваш сын, ваш истинный ценитель стоит сейчас перед вами.

– Как?

Баэль не мог поверить своим ушам. Я чувствовал, что ситуация накаляется, хотя смысла слов пока не улавливал.

– Я здесь, Отец. Тот, кто понимает вашу музыку.

Антонио пристально смотрел на Дюпре, не произнося ни слова. Маэстро казался абсолютно спокойным, но дрожь в руках выдавала его настоящие чувства: ему было страшно.

– Месть, которую вы подарили мне, – воскликнул переписчик. – Каждая нота пронзала мое сердце. Казалось, я умираю от восторга. Язык вашей музыки подарил мне настоящее наслаждение. Я понимаю каждую вашу мелодию и чувствую ее так же, как и вы.

Баэль отступил назад, словно пытаясь защититься.

– Ты лжешь…

Дюпре сократил расстояние и гневно закричал:

– «Я обращаюсь к вам, к тем, кто может слышать вечность, к таким же, как я, потомкам пилигримов, в чьих жилах течет музыка. Если вы слышите меня, я жду вас». Ведь именно это вы сказали с помощью музыки тогда, в Канон-холле, во время своего первого концерта? Я понял каждый звук. И все же, по-вашему, я не тот, кого вы так долго искали?

Баэль глухо застонал, отходя еще дальше. По его испуганному лицу я понял, что Дюпре говорил правду. Я горько усмехнулся.

Антонио, все еще не веря словам Дюпре, забормотал:

– Не может быть… Такого просто не может быть, нет, я отказываюсь верить.

– Вы искали именно меня! Только я смог услышать в потоке вашей музыки презрение, только я разобрал усмешку над глупцами, которые дарили аплодисменты, ничего не осознавая. Только я! Все чувства и эмоции я переживал вместе с вами, слышал одиночество, растворившееся в мелодии. Я понимал, как нужен вам истинный ценитель.

Футляр со скрипкой выскользнул из рук Баэля, а через секунду маэстро упал на колени. Тяжело дыша, словно раненый зверь, он мотал головой, не в силах поверить в происходящее.

Дюпре продолжал умолять:

– Отец, примите меня! Этот идиот, Морфе, никогда не сможет стать вашим истинным ценителем, как бы ни хотел. Он такой же, как и граф Киёль, ему непонятны ваши чувства. Я – тот, кто вам нужен. Я истинный ценитель, которого вы так долго ждали!

Громко завывая, Дюпре упал перед Баэлем ниц.

Антонио ничего не ответил. По его щекам снова потекли слезы. Баэль, чье самое заветное желание наконец исполнилось, кажется, совершенно растерялся. Хозяин Ледяного леса заключил его в свои объятия. Съежившись в его руках, Баэль спросил севшим голосом: