Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Толпа бурлила и сыпала проклятиями и нецензурными эпитетами, судьи были взбешены, а репортеры не выражали ни малейшего сочувствия. На этот раз неотразимое обаяние Ховарда не сработало. Сопровождаемый исступленным свистом, он поспешил в свою ложу. Постепенно шум стих. Ховард чувствовал себя неловко, но не жалел о своем поступке. Позже он вспоминал: «Если бы в тот день я заставил его скакать, то покалечил бы навсегда. Только полный идиот мог так поступить. И мне было все равно, что обо мне говорили. Бедняга и без меня нахлебался сполна за свою жизнь».

Скачка вот-вот должна была начаться. Адмирал несколько раз пытался оторваться от заграждения, но в конце концов успокоился и стартовал одновременно с соперниками. Сначала черно-красный костюм его жокея находился среди основной группы, а затем резко отстал. Нога жеребца попала в выбоину на скаковом круге. Он чуть было не упал мордой в землю, но смог высвободить поврежденное копыто. Адмирал безнадежно отстал от лидера Минау и по результатам фотофиниша показал третий результат. Он примчался к финишу с кровоточащей ногой лишь для того, чтобы судьи, посмотрев на снимок, признали его поражение и определили ему третье место. Впервые за свою скаковую карьеру Адмирал оставил хозяина без денежного приза. Риддл поднялся и ушел. Ховард испытал прилив жалости к нему и к его жеребцу. «Кажется, у нас все пошло вкривь и вкось – Ред в больнице, а у Сухаря травма, – сказал он{387}. – Но, пожалуй, Сэму Риддлу сейчас еще хуже».

На трибунах воцарилось уныние. Собравшись с духом, комментатор попытался хоть как-то скрасить злополучный день и бодрым голосом сообщил, что победил «парень из Восточного Бостона», жокей Ник Уолл, которого в свое время прославил Монтировщик. Ответной реакции не последовало.

После скачки один из репортеров написал: «Если кто-нибудь предложит провести еще одну встречу этих двух супержеребцов на скаковом круге, то на следующее утро его осудят за измену родине, государственный переворот и прочие тяжкие преступления или признают невменяемым».

После состязания состоялся традиционный ежегодный прием, проводимый Ассоциацией спортивных журналистов Новой Англии. Они выпустили буклет, где дали подробный отчет о мероприятии, в том числе общую оценку поведения команды Сухаря. Великолепная фотография Адмирала украшала переднюю обложку буклета, а фотографию Сухаря разместили на задней.

На следующее утро Смит положил горячий компресс на ногу Сухаря, надел на него и на остальных лошадей Ховарда попоны, и они все вместе убрались из Бостона.

Глава 16

Я знаю свою лошадь

Золотой Кубок Голливуда, 16 июля 1938 года

(© Беттман / Корбис)

Постукивая колесами и поскрипывая на поворотах, поезд Сухаря двигался на восток. Они направлялись в Арлингтон-парк под Чикаго в надежде хоть там найти покой, но ошиблись.

Когда двери вагона открылись и Сухарь высунул голову, Смит стоял на платформе в толпе враждебно настроенных газетчиков. Жеребец уже два месяца не принимал участия в скачках и был напряжен. Он нервно вертел головой, уши шевелились под защитным шлемом. «Эй, малыш, – крикнул Смит, – расслабься!» Сухарь заметил неподвижную фигуру в людской толчее, сразу заметно расслабился и с обычным спокойствием двинулся вниз по сходням.

После того как по радио сообщили, что травмы Сухаря неизбежно означают конец его скаковой карьеры, – информацию, которую никто из команды Сухаря дать точно не мог, – и о том, что Смит солгал относительно состояния жеребца, репортеры, когда увидели, что конь двигается совершенно нормально, сразу заподозрили неладное. Они не скрывали своего цинизма. «А у него точно сухожилие воспалилось?» – спросил один из журналистов. «Почему вы сняли его со скачек в Массачусетсе?» – крикнул другой. «Подумать только! – ответил Смит. – А у вас в Чикаго, должно быть, дождливо!»

Кто-то из журналистов предположил, что для того, чтобы убедиться, что Смит не ведет нечестную игру, руководство Арлингтон-парка потребует, чтобы он тренировал Сухаря в их присутствии, когда будет готовить коня к следующим запланированным скачкам – гандикапу в честь государственного флага США, назначенного на 4 июля. Смит ответил, что мистер Ховард будет решать, удовлетворять это требование или нет. Потом тренер взобрался на спину Тыквы, взял за узду Сухаря и повел прочь от толпы репортеров. Жеребец нервничал, упирался и взвивался на дыбы.

Сухарь действительно получил травму. Но ветеринары ошибались: она была не настолько серьезной, как они опасались. Благодаря неустанной заботе Смита нога зажила, и вскоре жеребец был абсолютно здоров.

Репортеры и власти ипподрома оказывали серьезное давление на Ховарда. Увидев, как Сухарь сходит с поезда, один местный репортер утверждал, что слухи, будто травма была не настоящей, получили «подтверждение». Другой позвонил судьям и потребовал, чтобы Ховард предоставил гарантии, что его лошадь точно будет участвовать в забеге. Руководство Арлингтон-парка предупредило публику, что если в день скачек пойдет дождь, то Сухаря, вероятно, снимут со скачек. Но хотя судьи и представители прессы были настроены скептически, публика была в восторге. Билеты раскупались с беспрецедентной скоростью. Желающие набивались в специально пущенные дополнительные поезда и заполонили всю территорию ипподрома, чтобы посмотреть на жеребца, которого окрестили «великим путешественником».

Как по команде, в день скачек дождь превратил ипподром в топкое болото. Сухарю назначили 59 килограммов весовой нагрузки, на 11,3 килограмма больше, чем соперникам. Ему предстояло бежать по треку, который никак не успевал подсохнуть. У Смита хватило времени всего один раз пустить коня в легкий галоп, за ним последовал короткий полумильный спринт. Жеребец, не тренировавшийся как следует с самой середины апреля, был толстым, словно дом. У него не было никаких шансов выиграть соревнование, и все в его лагере знали это. Но давление со стороны судейской коллегии и прессы было слишком сильным. Ховард объявил, что, поскольку на момент самой скачки дождя нет, его лошадь примет участие в забеге.

Дождь прекратился. Ховард и Смит вывели Сухаря в паддок и оставили у ивовой изгороди. Собралась огромная толпа – по десять человек в ряд на тридцать метров во все стороны от ограждения. Некоторые зрители даже протиснулись через перекладины изгороди и похлопывали Сухаря по груди, пока Смит затягивал подпруги на седле из кожи кенгуру. Ховард кивнул, и под пристальными взглядами пятидесятитысячной толпы Вульф направил Сухаря из паддока. С самого старта остальные участники оттеснили Сухаря назад и зажали со всех сторон, не давая уйти вперед. Дальний поворот жеребец вынужден был пройти по большой дуге у внешней бровки. Он постоянно скользил по грязи, но все же обогнал восемь лошадей и финишировал вторым. Зрители безмолвствовали. «Миф о непобедимом Сухаре развенчан», – написал один из репортеров.

Смит погрузил коня в вагон. Вульф и Ховард взобрались следом. Они возвращались в Калифорнию.

Но их конечной целью была вовсе не Санта-Анита, а новый Голливуд-парк. Ипподром предлагал приз в 50 тысяч долларов за первый Золотой Кубок Голливуда, скачку на 2 километра, которая обещала стать одним из основных спортивных событий сезона. На первой строчке в списке участников стояло знакомая кличка: Лигароти, жеребец, принадлежавший Бингу Кросби и Лину Ховарду, наконец вошел в отличную форму. В тот день, когда Сухарь проиграл гандикап в честь государственного флага, Аргентинский Боб побил рекорд ипподрома в гандикапе Америки. В том забеге он обошел Уичси, считавшегося вторым – после Сухаря – лучшим скакуном Калифорнии. Бинг и Лин были безмерно рады и готовили жеребца к Золотому Кубку Голливуда. Лин был записан как официальный тренер лошади, но на самом деле тренировал коня Джимми Смит, сын Тома. Руководство ипподрома умоляло Ховарда привезти своего коня, чтобы это событие приобрело некие черты семейного мероприятия. И хотя Сухарю была назначена нагрузка в 60,3 килограмма – от 5,9 до 12,7 килограмма больше, чем остальным участникам, – Ховард принял предложение. Ставки на Сухаря катастрофически падали. Никто из окружения Ховарда не верил в победу. Шли разговоры, что золотые дни жеребца остались в прошлом. Сухарю нужно было принять участие в крупных скачках – и он непременно должен был победить.

Состязание было запланировано на 16 июля – у Смита оставалась одна неделя, чтобы подготовить Сухаря после возвращения в Калифорнию. Тренер делал все, что мог, чтобы поддерживать коня в хорошей физической форме во время их долгого путешествия на восток. Каждый раз, когда поезд останавливался, он ставил Тыкву в угол вагона и снова и снова водил Сухаря по кругу. А снаружи толпы поклонников до отказа забивали платформы, чтобы посмотреть, как он ходит. Когда поезд снова отправлялся в путь, фанаты громкими криками провожали своего кумира. На каждой остановке новость о том, что Сухарь возвращается домой, передавали по телеграфу, и на следующей остановке опять собиралась толпа поклонников. В каждом городе – по всему Канзасу, по Нью-Мексико и Аризоне – одна и та же история. А в Альбукерке пришли даже индейцы из резервации. Когда Смит проводил коня мимо, старый индеец наклонился и внимательно осмотрел лошадь. «Это скаковая лошадь?» – спросил он. Тренер кивнул. «А по мне так обычная ковбойская лошадка»{388}. Смиту было приятно.