Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

И радиослушатели, которые по всей стране жадно ловили каждое слово знаменитых жокеев, вдруг услышали: «Ну, старина Джорджи, просто залезь на лошадь, развернись лицом вперед, свесь ноги по ее бокам, попроси кого-нибудь завести тебя в бокс и потом плюй на все и скачи так, как ты привык».

На какой-то момент из динамиков аудитории канала Эн-би-си доносился только шипящий свист, исходивший из легких радиотехников, которые пытались прийти в себя после услышанного{383}. Вульф разразился хохотом. Александер составил замечательное интервью, но дискуссия, которую он тщательно продумал, с треском провалилась. Вульф больше не мог сдерживать смех и с трудом выдавливал из себя реплики.

Остроумие Полларда вызвало общенациональный скандал. Руководство Эн-би-си шутки не оценило. Оно было просто шокировано выходкой жокея и опубликовало стенограмму интервью в улучшенном варианте.

Трек бороновали всю ночь. У Ховарда допоздна засиделись репортеры. Он старательно подбирал слова, чтобы показать, что не питает особых надежд на успех. «Мой жеребец может дать фору языку торговки рыбой, и я сгораю от нетерпения, как, впрочем, и все остальные, увидеть его схватку с Адмиралом{384}. Но этот “сдерживающий трек”, конечно, может помешать ему. Если нам суждено сейчас проиграть жеребцу мистера Риддла, то мы еще успеем обогнать его в будущем».

Утром дождь прекратился. Сухаря вывели на трек для заключительной тренировки, и он продемонстрировал блестящий результат. Смит отвел жеребца в конюшню, убедился, что ноги у него чистые и прохладные, и обернул их бинтами на весь остаток утра. С наступлением полудня толпа из семидесяти тысяч фанатов выплеснулась из отелей и дополнительных поездов и наводнила трибуны. За всю историю Северной Америки всего лишь раз ипподрому удалось собрать больше болельщиков{385}. Среди зрителей был и Сэмюэль Риддл. Потребовалось немало усилий, чтобы доставить его на ипподром в тот день. Он уже давно болел и приехал в сопровождении врача, который не отходил от него ни на шаг.

Ховард и Смит вышли на трек, чтобы принять окончательное решение. Они прошагали от линии финиша до дальнего поворота. Ноги по щиколотки увязали в грязи, но она была рыхлой. Они искали комки спрессованной липкой грязи, которые свидетельствовали бы о вязкости грунта. За час до начала скачек и за пятнадцать минут до конечного срока, когда можно было еще снять лошадь со скачки, они решили заявить жеребца. На табло высветился номер Сухаря. До начала скачки оставалось совсем мало времени. Никогда прежде Смит не был настолько уверен в своем воспитаннике. По натуре он не был игроком и не любил тотализатор, но в этот раз опустошил карманы и поставил всю наличность на Сухаря.

За сорок минут до старта Смит вошел в стойло жеребца. Ноги Сухаря уже были разбинтованы. Тренер слегка помассировал суставы и сухожилия и ощутил равномерную прохладу и упругость здоровой конской ноги. Но вдруг его пальцы, скользившие сверху вниз по одной из передних ног, остановились, потому что Сухарь дернулся. Смит внимательно осмотрел это место. Шкура была целой, а шерсть – гладкой. Он снова дотронулся и почувствовал слабую волну тепла, разливавшуюся от голеностопного сустава до колена. Нога была повреждена. Смит понял, что жеребец получил травму во время утренней тренировки, а он проглядел ее, так как шкура не была повреждена, а жар не успел распространиться. Без сомнения, Сухарь не мог выйти на скаковой круг.

Однако тренер понял это слишком поздно. Пять минут назад закончилось время, отведенное для снятия лошадей со скачки. Все участники, включая Адмирала, стекались в паддок. Смит должен был обратиться к судьям за специальным разрешением отказаться от участия своей лошади. Он схватил бланк на отказ от скачки, оставил Сухаря в стойле и побежал к трибуне судей.

Ему необходимо было пробиться сквозь толпу болельщиков, которая с каждой секундой все больше утрамбовывалась и становилась плотнее и плотнее. Смит терял драгоценные минуты, пока протискивался через это море фанатов. Наконец он добрался до лестницы, которая вела к судейской трибуне, расположенной под самой крышей ипподрома. Тренер взлетел по лестнице и ворвался в судейскую. Там он сообщил, что Сухарь получил травму и не может принять участие в скачке. Судьи с недоверием уставились на него.

Никто не шелохнулся, и Смит понял, что ему не поверили. В тот момент он пожалел о фокусах, которые проделывал с прессой, и о статистике снятия Сухаря со скачек. Вероятно, до судей дошли слухи, что жеребец на самом деле не хромал в Бельмонте. Судя по всему, они были уверены, что их просто хотят одурачить и Смит выдумал травму как предлог, чтобы уклониться от встречи с Адмиралом.

Главный судья Том Торп потребовал, чтобы Смит выставил своего жеребца на скачку. Смит отказался. Пока они осыпали друг друга взаимными обвинениями, возле судейской собралась толпа репортеров. Они заглядывали в окна, видели, что Смит и судьи ссорятся, гневно размахивая руками, но разобрать слов не могли. В конце концов тренер начал обходить комнату, по очереди предлагая судьям подписать бланк снятия лошади со скачки, но каждый раз наталкивался на ледяной взгляд и получал отказ. В ярости Том порвал бланк на клочки и выскочил из комнаты, проревев, что никто не сможет заставить его выставить на скачку травмированного жеребца.

Пока судьи размышляли над своими дальнейшими действиями, на трибунах заподозрили что-то неладное. Все участники, кроме Сухаря, были уже в паддоке. Несколько человек начали свистеть, выражая свое неодобрение.

Вызвали Ховарда. Судьи хотели, чтобы он приструнил своего тренера. Ховард осознавал, что еще один отказ от участия вызовет настоящую лавину критики в его адрес, но Смиту он доверял как самому себе. Он предложил компромисс – вызвать на ипподром ветеринаров, чтобы те высказали экспертное мнение о состоянии жеребца. Судьи согласились и решили, что если два ветеринара, работающих со скаковыми лошадями, подтвердят, что Сухарь был травмирован, то Смит сможет снять его со скачки. В противном случае жеребцу придется скакать. Незамедлительно все бросились разыскивать двух ветеринаров. Скачка должна была начаться еще несколько минут назад. Наконец исступленные поиски увенчались успехом – ветеринары были найдены и доставлены в стойло. Они осмотрели жеребца и вынесли свой вердикт.

Смит оказался прав: Сухарь растянул сухожилие на задней части левой передней ноги. Более того, ветеринары сказали, что жеребец, возможно, никогда больше не сможет выйти на скаковой круг. Судьи капитулировали, но продолжали кипеть негодованием. В жокейской Вульф расстегнул камзол и начал снимать свой костюм.

На табло номер Сухаря погас{386}. Толпа свистела и улюлюкала. По национальному радио сообщили, что жеребец завершил свою карьеру. На ипподроме над десятками тысяч голов звучал голос комментатора, сообщавший о состоянии Сухаря. После первых нескольких слов возмущенные фанаты еще сильнее начали выражать свое неодобрение. Толпа готова была вытащить из будки несчастного комментатора, который по ходу и сам все больше и больше расстраивался. К концу объявления он сорвался на крик, а последние его слова «И это абсолютная правда!» прозвучали как вопль отчаяния.

Ховард пришел в ужас от того, как бушевала толпа, и поспешил в ложу прессы, чтобы оправдаться и сохранить репутацию. Однако там его ожидала враждебно настроенная аудитория. Тогда же в ложу заглянул главный судья Торп, который не скрывал своей злости: «Никто и не собирался уговаривать Ховарда выставить своего жеребца на скачки, потому что мы предполагали, что что-то подобное может произойти. Считаю его поведение недостойным».

Толпа бурлила и сыпала проклятиями и нецензурными эпитетами, судьи были взбешены, а репортеры не выражали ни малейшего сочувствия. На этот раз неотразимое обаяние Ховарда не сработало. Сопровождаемый исступленным свистом, он поспешил в свою ложу. Постепенно шум стих. Ховард чувствовал себя неловко, но не жалел о своем поступке. Позже он вспоминал: «Если бы в тот день я заставил его скакать, то покалечил бы навсегда. Только полный идиот мог так поступить. И мне было все равно, что обо мне говорили. Бедняга и без меня нахлебался сполна за свою жизнь».

Скачка вот-вот должна была начаться. Адмирал несколько раз пытался оторваться от заграждения, но в конце концов успокоился и стартовал одновременно с соперниками. Сначала черно-красный костюм его жокея находился среди основной группы, а затем резко отстал. Нога жеребца попала в выбоину на скаковом круге. Он чуть было не упал мордой в землю, но смог высвободить поврежденное копыто. Адмирал безнадежно отстал от лидера Минау и по результатам фотофиниша показал третий результат. Он примчался к финишу с кровоточащей ногой лишь для того, чтобы судьи, посмотрев на снимок, признали его поражение и определили ему третье место. Впервые за свою скаковую карьеру Адмирал оставил хозяина без денежного приза. Риддл поднялся и ушел. Ховард испытал прилив жалости к нему и к его жеребцу. «Кажется, у нас все пошло вкривь и вкось – Ред в больнице, а у Сухаря травма, – сказал он{387}. – Но, пожалуй, Сэму Риддлу сейчас еще хуже».