Прячься - Джейсон Пинтер

грушей главное выносливость и координация рука-глаз.

Майра научила ее бить ребром чуть приоткрытой ладони. Одна из величайших ошибок новичков с пневмогрушей заключается в использовании разжатого кулака. Любительщина.

— Держи плечи расслабленными. Бей грушу до того, как она достигнет центральной точки. Если ударить грушу, когда она идет вперед, ты вгонишь ее прямо в подвес. И всегда старайся попадать по одной и той же точке. Если бить как попало, ты ни за что не научишься ее контролировать. Так что выбери стежок или буковку и старайся бить каждый раз именно в это место. Повторение. Мышечная память. Не думай. Просто бей.

Рейчел чутко ловила каждое слово, не просто слыша, а слушая Майру. И развивалась. Становилась лучше. Узнала разницу между плохой болью, доставляющей мучения, и хорошей болью, растворяющейся в чаду адреналина и душевного подъема.

Она терзала красную пневмогрушу, как демон, когда послышался звук открывающейся входной двери.

— Скажи мне, что вчера вечером ушла домой, блондиночка, сука ты чокнутая, — сказала Майра. — Скажи, что не проскользнула обратно, когда я заперла дверь, и не провела всю ночь, избивая эту грушу, как говнюка-бывшего.

Рассмеявшись, Рейчел оставила грушу в покое. Перевела дух и сделала изрядный глоток из фляги.

— Привет, Майра! Просто нужно было немного поработать.

— Аполло Крид[49] со страху свои звездно-полосатые трусы потерял бы, — одобрила Майра. — Только помни, локти выше. Почти перпендикулярно полу.

— Усекла. Спасибо.

Она помаленьку привыкала, что ее называют Рейчел. Поначалу шло негладко. Майре приходилось по несколько раз выкликать ее новое имя, прежде чем она отзывалась. Чувствовала себя глупо. Прямо лицедейство какое-то. Но Майра высказалась очень недвусмысленно.

Никаких настоящих имен. Никаких подробностей личной жизни. «Каждый здесь должен чувствовать себя комфортно. Это место — святилище, и окружающие нас стены реальны. Мы не рушим стены. Если вам покажется, что вашей безопасности что-то угрожает, дайте знать Майре, и обидчик уйдет».

В конце предыдущего занятия один из учеников — тридцати-с-чем-то-летний мужчина, назвавшийся Эйбом, пригласил ученицу Табиту вместе выпить. На следующее занятие Табита пришла. А Эйб — нет. Рейчел быстро поняла, что не все уразумели, насколько серьезно Майра настроена уберечь статус группы как святилища.

Она каждый день отвозила сына в школу, отправляла дочь в садик, а все оставшееся время пахала в спортзале или копалась в книгах. Встреча с Майрой преобразила и ее тело, и ее дух. И все не ради того, чтобы вернуть себе вес, как до беременности. На это ей было наплевать. Ее живот уже никогда не будет выглядеть, как прежде, но это не важно. Шрам от кесарева — единственный у нее на теле, но она носит его, как знак почета.

Кончики ее пальцев и ладони обросли роговыми мозолями из-за манипуляций с железом, но правильный подбор перчаток для лифтинга облегчил ситуацию. Каждый вечер она укладывала маленькую дочурку в кровать, заставляла сына сесть за уроки и принималась отмачивать ладони в английской соли и соскабливать слои отмершей кожи пемзой. А когда в постелях оказывались оба ребенка, Рейчел часами занималась в гостиной плиометрикой[50].

И видела, как тело меняется прямо на глазах. Пыталась поддерживать форму во время обеих беременностей, непременно возвращаясь к занятиям у гимнастического станка или на велотренажерах через шесть недель после родов. Но тут дело другое. Она видела, как плечи становятся рельефнее, видела бугры мускулов на спине. И чувствовала себя чуть ли не другим человеком.

Тренировки Майры дали ей ощущение такой силы, какая ей и не снилась. Словно выпустила на волю некую мощь, дремавшую где-то в глубине. И, что не менее важно, это дало выход ее гневу. Она хотела расколотить пневмогрушу в труху. Вложить во время спарринга всю силу до последней унции в каждый удар. Но если Майра ее чему и научила, так это тому, что от силы есть прок лишь тогда, когда она под контролем. Неуправляемый гнев бесполезен. Бык, беснующийся на плоту, непременно утонет.

— Считайте гнев бутылкой газировки, которую взболтали, — сказала Майра классу еще в самом начале. — Откручиваешь крышку — и содержимое брызжет во все стороны, и в результате ты мокрая курица. Сейчас каждый из вас — то самое содержимое бутылки. Умираете от желания выбраться. Рветесь выбраться. Но вы на пике, когда контролируете ситуацию. Открывайте крышку медленно. Выпустите немного, но не все. А потом снова закройте, пока резьбу не сорвало. Учитесь контролировать свой, гнев и сможете вершить великие дела.

И Рейчел это чувствовала. Гнев бурлил в ней почти постоянно. Ей нравилась аналогия Майры с газировкой во всех отношениях, кроме одного. Рано или поздно газировка выдохнется. Рано или поздно бутылку будет можно спокойно открыть и налить. Но Рейчел в зале могла часами осыпать груши ударами, отрабатывать приемы самообороны и нападения, таскать гири столько, что была не в состоянии поднять руки над головой. Приходила домой выжатая как лимон, едва способная поднять кастрюлю, чтобы приготовить обед. И тем не менее, проснувшись назавтра утром, чувствовала все тот же гнев. Бутылку, взболтанную снова и снова.

Что делать, если гнев не уходит никогда?

Правда в том, что, покидая класс по вечерам, Рейчел пребывала в замешательстве. Все казалось незнакомым. Мир, каким она его знала, прекратил свое существование, а жить в новом она еще не выучилась. Дети стали ее пристанищем. Дома она кормила, одевала, купала и воспитывала их. Дома с ними она обретала смысл и цель. Но вдали от них чувствовала себя оторванной от земли, без руля и без ветрил.

И предположила, что именно поэтому часами кряду избивает пневмогруши и боксерские мешки, таскает тяжести, которые несколько лет назад показались бы ей неподъемными. И потому-то, когда дети отходили ко сну, она читала все книги подряд, какие подвернутся, чтобы понять мир и мироустройство. И впитывала знания физически и духовно. Поначалу — потому что хотела понять случившееся с мужем. Постичь