Повести и рассказы - Павел Мухортов

Да, я счастлива, хотя мне не повезло дважды. Счастлива потому, что встретила в своей жизни то, что другие не узнают никогда. И мне жаль тех людей, которые не знают любви. Ни один фильм, ни одна книга не могут рассказать об этом.

Настоящая взаимная любовь приходила в мою жизнь дважды. Но судьба уносила из жизни этих людей. Тогда я решила, что мое чувство несчастливо, увы, оно приносит только горе. И тогда я стала убегать от него. Поэтому я так вела себя с тобой.

Мне говорили, что я жестокий человек, но это не так. До тех дней, пока не встретила свою первую любовь, я не могла понять это чувство, но когда любовь пришла, я сразу поняла, что это не просто увлечение. Этот юноша так и ушел из жизни молодым… Сначала в его гибели я винила только себя, теперь не знаю: так это или нет. Он разбился на мотоцикле, когда ехал ко мне на свидание, его родители запрещали ему встречаться со мной. Почему? Я жила у бабушки, а мои родители за границей. Я никому не говорила, кто они у меня. Зачем–то сочиняла о них всякие небылицы. Ему тоже что–то наговорила. А его отец работал в министерстве, мать — домохозяйка, он — полностью обеспеченный ребенок, в восемнадцать лет ему подарили машину. Естественно, своему сыну они желали такую же. После этого случая я замкнулась в себе, решила, что жизнь для меня кончилась вместе с его, но сама боялась сделать шаг, чтобы уйти из нее.

Я училась в десятом классе, когда в художественную студию, где я рисовала, вошел один обаятельный человек. Это был художник. Он искал натурщицу… Пришел к своему другу, нашему npеподавателю. В тот день наша группа ездила рисовать пейзажи. Он был с нами. Там предложил стать его натурщицей, оставил адрес.

Жил он в пригороде. Вначале я была натурщицей, потом его ученицей. Вот так ворвалось в мою жизнь новое чувство. Наши отношения зашли слишком далеко. Мы уже не могли существовать друг без друга. Но, увы, он оказался женатым, имел ребенка, был намного старше меня. Взрослый, самостоятельный человек, развод для него не представлял проблем, требовалось только мое согласие. Но я считала это подлостью, мне было жаль его дочь, жену, хотя и знала, что он ее не любил, женился очень рано, по глупости.

Я стала избегать с ним встреч, он запил (может и не я тому причина). После сильной дозы он замерз в лесу, когда рисовал. Я долго не знала, что случилось, и когда мне рассказали… Ты сам знаешь, что бывает с человеком в таком случае… Как я казнила себя.

Две человеческих жизни на моем счету за какой–то год… А дала себе слово; никогда, ни с кем, ничего серьезного. Вообще я не могла ни на кого смотреть. Но жизнь есть жизнь: новые знакомства, новые друзья, новые встречи. Я начала играть чужими чувствами, играла с жизнью и с собой. Часто это н надоедало, я бросала, потом все началось снова и снова. Родители уже приехали, жила с ними. Довела мать до инфаркта, поссорилась с отцом, брат начал меня презирать. Чем больше я веселилась, тем хуже складывались отношения дома; все дальше и дальше отходила от родных. Вот так я и жила, кружила головы, брала подарки (хотя не нуждалась ни в чем), а потом убегала к другим, но все же я была лишь игрушкой для тех, кто играл мной, и больше все–таки играли мной, чем я. Так и попала в компанию, которая знает тебя. Дальше ты почти все знаешь.

Теперь я не могу жить иначе без этих огней, без музыки: в то же время, как это все надоело! Эта пустота, серебряный дождь, мишура… Временами я бросаю наскучивший образ жизни, отвлекаюсь поездками на природу. Но, в основном, там то же самое, только другие люди — художники, но они мне ближе по духу, в нас хоть есть что–то общее. Хотела поступить в университет (отец нашел там протеже), то моя гордость не позволила подать документы туда. Уехала тайно в другой город поступать на юридический… и не поступила… Не захотела стать подружкой женатого человека. Год после школы потеряла, работала в суде. Не следующий — опять–таки тайно от родителей поступила в сельхозинститут. Зачем? Черт его знает. Я никогда не продавала себя, но свою жизнь считаю низкой, потому что я предала любивших меня людей. Виктор (это художник), он был понял, простил меня, а Сергей, этот наивный юноша, который верил мне — нет.

Моя мать, хотя я ей ничего не сообщаю, обо всем узнает и старается побыстрее выдать меня замуж, но это так глупо.

Нет утешения иного.

Такого нет добра и зла,

Чтоб повторить былое снова,

И я поэтому светла…

Но нет уже той чистой девчонки, есть совсем другая. Мне кажется, что я уже не способна любить и это хуже всего. Я удивляюсь, как, могут люди после своей трагедии так быстро все забывать. Но смотрю на себя и задаю тот же вопрос: как я могла? Позвонила тебе во второй раз потому, что увидела в тебе что–то особенное. После первой встречи я даже начала питать к тебе какие–то чувства (может жалость?) Но уже тем же вечером все улетело вместе с вихрем музыки на вечеринке. Но я должна была рассказать тебе все, я дала себе слово, и сдержала. Потом вторая и третья встреча. Не удивляйся, ты мне понравился, и я даже попробовала убедить себя, что это новая любовь. Но во всяком случае мне не безразлична твоя судьба и я хочу, чтобы ты нашел себя в этой жизни.

Еще немного о себе: иногда кажется, что я только начинаю свою жизнь, что можно на все плюнуть и начать заново, можно сбросить эту мишуру, но убежать от себя невозможно. Сейчас у меня есть одна единственная мечта; работать в детской комнате милиции с трудными подростками. Только этим я и живу. Институт собираюсь бросить, хочу получить юридическое образование.

Насколько я понимаю, у тебя идет сейчас внутренняя борьба, что победит, то и останется на всю жизнь. Гете сказал: «Добро потеряешь — немного потеряешь, честь потеряешь — много потеряешь, мужество потеряешь — все потеряешь».

Тебе желаю больше мужества и реального оптимизма, а доброты тебе не занимать.

Вот и все, что я хотела сказать и рассказать о себе. A теперь для тебя. Но в письме этого писать не хочу. Это очень важно, позвони мне, если пожелаешь. Телефон найдешь на конверте в графе — индекс отправителя.

P. S. Меня не пугает, что письмо может быть прочитано еще кем–то, мне все равно (где наша не пропадала?). Не боялась я и того, что шла на встречу с неизвестным. Если ты разнесешь его содержание, ты обманешь самого себя. Не так ли? Меня обмануть уже невозможно. Н ты не сделаешь этого, так как мне кажется, что я поняла тебя лучше, чем ты понимаешь себя.

С. П.»

Геннадий только теперь заметил, что забыл прикурить сигарету, фильтр которой бесполезно жевал в зубах. Он воткнул сигарету в пепельницу, положил листы на колени и, откинув голову назад, закрыл глаза…

«Что за странный человек? Конечно, она несчастна. Ей можно посочувствовать. Но, кто ее знает, может все это выдумки? Игра воображения? И опять ей взбрело что–нибудь в голову. Нет, переживать за нее не стоит. Тем более связываться с ней. К черту знакомства! Больше она не должна влезать в мою жизнь. А письмо написано здорово… или долго сочиняла или, действительно наболевшее… Но все же странная девушка!»…

Вечером Геннадий решил, что все–таки лучше позвонить Светлане, нежели написать ответ и самому везти его. «Как хорошо, что в нашем технотронном веке есть телефон. Онегину, пожалуй, было не в пример труднее…»

— Здравствуй, Светлана! Ты просила позвонить. — Генка сел в кресло, положив телефон на колени.

— Не перебивай, пожалуйста. Я, конечно, польщен твоим участием в моей жестокой судьбе. Скажу не скрывая, мне тебя жаль, жаль чисто по–человечески. Ты много повидала за свои девятнадцать, то, что не увидит всякий приземленный обыватель. Думаю, такой опыт поможет тебе найти себя. А что касается меня, спасибо, спасибо, как–нибудь сам. Надеюсь, ты поймешь меня правильно. Честно говоря, мне кажется, нам незачем связывать наши невезучие души. Иначе на наши бедные головы посыплется несчастий в два раза больше. — Сказав последнюю фразу и не дожидаясь ответа, он положил трубку. Казалось он был доволен собой. Однако странная девушка по имени Светлана не выходила из ума. Как легко можно отделаться от разговора, бросив трубку, и как невозможно выбросить из головы раздумья, которые будоражат, раздражают неопределенностью, недосказанностью. В нем опять боролись два чувства: одно чернило Светлану, другое восхищалось ею. В конце концов ему надоел этот нескончаемый монолог и чрезвычайно захотелось узнать: кто же на самом деле эта Светлана?

Ткачук достал курсантский блокнот, нашел стихотворение, некогда написанное не ради забавы, взял лист бумаги и каллиграфическим почерком начал выводить:

ИСПОВЕДЬ

Ты знаешь, милая, я врал всю жизнь.