Дымовое древо - Джонсон Денис

– Когда подъедем к большому прогибу, – сказал Хао, – буду спускаться быстро, потому что надо будет подниматься по другой стороне.

– Большой прогиб – это что такое?

– Дорога под гору вниз и потом в гору вверх. А на дне там грязь.

– Понятно.

Они говорили по-вьетнамски.

Дядя Хао направил чёрный «шевроле» к долгому спуску, они прохлюпали через полную грязи лужу на дне прогиба и в один рывок вскатились на другую сторону, пока вершина не покорилась им практически полностью и впереди не осталось ничего, кроме неба. Шины потеряли сцепление и завизжали как призраки под пыткой, а «шевик» медленно заскользил назад. Остановились они только в самом низу, утопнув в глинистом иле сантиметров на тридцать. Хао вырубил мотор, и мистер Шкип сказал:

– Отлично. Вот и приехали.

Минь скинул сандалии, закатал штанины выше колена, запахнулся в прозрачный полиэтиленовый дождевик и доковылял до ближайшего крестьянского дома; хозяин дома проследовал за ним обратно до машины, рывками таща за носовое кольцо своего водяного буйвола, привязал верёвку к переднему мосту автомобиля и вытянул их из трясины.

Шкип вгляделся через заднее окно на место, в котором они только что завязли, и пробормотал по-английски:

– Из одной дыры да в другую.

Там, куда Шкип ехал, было не так уж плохо. У него будет газовая плита, некое подобие водопровода и канализации, вероятно, также парочка слуг. Если ему будет угодно, даже горячая ванна. Вилла, как понял Минь, принадлежала семье какого-то француза – врача, специалиста по нарушениям слуха, ныне покойного. Насколько возможно было выяснить, этот француз загорелся желанием побывать в одном из местных туннелей, ушёл его исследовать, да задел растяжку.

Барабанный бой дождевых капель стих до лёгкого постукивания по крыше. Минь открыл глаза. Оказалось, он заснул. Дядя уже снова остановил машину. Похоже, дорога здесь и кончалась – сбегала вниз по берегу, ныряла в речушку, и юноша задался вопросом, неужели придётся теперь ждать какого-нибудь скелетоподобного лодочника в надвинутом на лицо капюшоне, чтобы тот переправил американца через реку к его месту ссылки. Однако Хао продвигался вперёд. Никакая это была не речушка, всего лишь широкий ручей, ответвляющийся от какой-то речки, протекающей где-то вне поля зрения.

Дождь перестал, и они как раз в это время медленно въехали в деревню Забытой горы. Послеполуденное солнце озаряло мокрый мир, и вот уже вокруг, как если бы никакой грозы не случалось, засновали люди – таскали вдоль по дороге свои тюки, счищали с фасадов домов налипшие пальмовые листья. По земляным переулкам, под навесами, там, где посуше, прыгали через скакалку дети, используя вместо неё цепь из белёсой пластмассы.

Машина затормозила на подъездной аллее виллы, и Минь едва урвал себе минутку, чтобы передохнуть, после чего впутался в небольшое приключение: сначала из-за дома донёсся громкий вопль, потом к ним выбежал старик, видимо, лакей или папа-сан, – он размахивал над головой граблями и вопил про какую-то змею. Юноша вскочил, бросился на подмогу, дядя и Шкип кинулись вплотную за ним, и скоро они наткнулись на монструозных размеров боа, который зигзагами полз через задний двор, – пёстрого питона длиннее любого из них, длиннее всех их вместе взятых.

– Дайте я, дайте я, – вызвался Минь.

Старик ещё раз без особого толку ткнул питона граблями и передал оружие Миню. Что теперь? Не хотелось портить ценную змеиную кожу. Змея направилась к берегу ручья за домом. Он помчался следом и с силой обрушил грабли, надеясь захватить голову рептилии, но зубцы скользнули по чешуйчатой спине, змея же с пугающей энергичностью вырвала древко у него из рук, яростно вывернулась и, так и оставшись насаженной на вертел, потащила грабли в кустарник. Минь и лакей устремились в погоню, колотили руками мокрые кусты, оба – уже сами промокнув насквозь, и вот лакей крикнул:

– Вот оно, чудовище!

Он скрылся за омытой дождём пуансеттией и вышел, держа в руках хвост.

– Да она почти дохлая!

Но змея ещё извивалась и вывернулась из его хватки. Миню удалось поймать грабли, он наступил гадине на хребет, высвободил оружие от колец их добычи и несколько раз обрушил их ей на череп – неожиданно хрупкий, легко пробиваемый.

Стариковское лицо расплылось в искренней улыбке.

– Давай, давай, отнесём её моей семье!

Заглянул поприветствовать гостей местный католический священник. Шкипу он сказал по-английски:

– Необязательно убивать таких животных. Многие держат их как питомцев. Впрочем, он достаточно велик, чтобы снять кожу. Какая жалость, что расцветка не такая яркая! Бывают иногда красные, а порой даже оранжевые. – Это был молодой, прилично одетый человек, вероятно, только из города, ещё не снявший воротничка. – Вы непременно должны посетить мою резиденцию, – заявил он, и Шкип пообещал, что обязательно воспользуется приглашением.

Потом Минь и старик торжественно прошествовали со своей поимкой по главной улице деревни: Минь держал голову, его товарищ – хвост, а расстояние между ними занимали полных четыре метра змеиного тела; их свободные руки выбрасывались в стороны, чтобы уравновесить тяжесть мёртвой туши, а следом, галдя и распевая песни, бежали ребятишки.

Мистер Шкип остался в гостях у священника, иначе бы Минь заверил его в этот миг:

– Какое чудесное знамение в день вашего приезда!

* * *

Уильям Сэндс по прозвищу Шкип, сотрудник Центрального разведывательного управления США, прибыл на виллу в местности Каокуен, что означало «Забытая гора», со своим баулом и тремя дядиными боксами в тот самый миг, когда после сильного дождя небо прояснилось и округу залили радостные солнечные лучи, – но на душе у него было всё так же пасмурно.

Фосс обещал, что для него найдётся какое-то дело, обещал всегда держать Сэндса под рукой. Все эти обещания так и не воплотились в жизнь, Сэндса вовсе не держали под рукой, напротив, его задвинули подальше, в барак из гофрированного железа с кондиционером на авиабазе КОВП-В в Таншонняте – в качестве участника некоего краткосрочного проекта, посвящённого сортировке необъятной груды различных данных под названием «Архивная система „КОРДС/Феникс“»: заключалась эта система в совокупности всех записей, которые когда-либо сделал кто-либо, что-либо видевший или слышавший где-либо в Южном Вьетнаме. Проектная группа, примерно восемнадцать мужчин и две женщины, все набранные из контингента личного состава, тратили бо́льшую часть энергии на попытки задокументировать физические объёмы материала, доставляемого к месту работы проекта: коробки со страницами можно было выстроить в ряд шириной восемь с половиной дюймов, способный четыре и три десятых раза обогнуть Землю по экватору, ими можно было полностью покрыть территорию штата Коннектикут, их масса в семнадцать раз перевесила бы всех слонов и бегемотов в цирке Барнума и Бейли, и так далее. Шок и безысходность. Оценка общего количества жертв кораблекрушений, в то время как в трюме уже вовсю хлещут водопады. В один прекрасный день пришли указания погрузить все коробки на тачки и толкать их по гаревой дорожке под тропическим солнцем до пункта хранения всё той же авиабазы. Проект был закрыт. Отправлен на свалку истории.

Далее последовало ожидание в Каокуене – что означало то ли «Забытая гора», то ли «Гора забвения», то ли «Забудь эту гору»; о нём он думал как о «Дамулоге – II», в очередной раз оказавшись вне досягаемости последнего сносного отрезка дороги и линий электропередачи.

Им с Хао и Минем подали какое-то блюдо из риса и рыбы (за виллой приглядывало семейство Фан, пожилая пара, к членам которой ему предстояло обращаться «господин Тхо» и «госпожа Зю») – а потом его спутники покинули его с уверениями, будто Хао каждую неделю или каждые десять дней станет возвращаться с почтой, книгами и порцией съестных припасов.

В новом доме Шкипа имелась проточная вода из бака на крыше здания, равно как и некоторые сантехнические удобства: туалетная комната на первом этаже с унитазом и раковиной и ещё одна – на втором этаже с унитазом, ванной, биде и русалками на обоях, испещрённых какой-то непонятной плесенью. Когда он распахнул шторки в этой туалетной комнате, из бачка унитаза выпорхнуло с полдюжины мотыльков – и облепило ему голову.