Дымовое древо - Джонсон Денис

– Ну что, рядовой Эванс, рядовой Хьюстон, рядовой Фишер. Вы только что прослушали приветственную речь. Есть какие-нибудь вопросы по сути? Нет? Можете обращаться ко мне с вопросами в любое время.

– А что такое «лейка»?

– Лейка? Ну… лейка. Душ видел когда-нибудь? Вот и представь, где у него лейка. Ещё вопросы есть?

– А что такое «кайбо»?

– Это очко, в которое ты срать ходишь, рядовой. Филиппинское слово, по-моему.

– Господин сержант, нам бы вздремнуть.

– Добро. Марш на боковую! Хочу, чтобы ваши тушки фунциклировали по штатовскому расписанию, потому что по ночам вы будете нужны мне на ногах. Будете ходить в ночные дежурства. Располагайтесь в бункере номер четыре. Если хотите повесить себе на дереве гамак – без проблем. Гуков тут поблизости не бывает. Насчёт гамаков и оружия обращайтесь к капралу Эймсу.

Никакого капрала Эймса они не нашли. В их новом жилище, крытом брезентом бункере из мешков с песком, где пахло прелыми носками и репеллентом от насекомых, обнаружилось четыре раскладушки – три из них ещё не были завалены барахлом. Эванс смахнул с одной засохшую грязь, сел и объявил:

– Ещё всего лишь триста шестьдесят четыре дня этой шняги.

Едва они разместились, в дверях возник их приятель Флэтт:

– Добро пожаловать на Третью мировую войну! Эй, прошу меня простить за то недоразумение с петардами. Давайте завалимся в «Фиолетовый бар», я вам проставлю.

– «Фиолетовый бар»?

– Если он фиолетовый, тогда я не пойду.

– Боишься упиться до фиолетовых чертей?

– Да не боюсь я. Устал, – признался рядовой Хьюстон.

– Лады. Но по бутылке я вам должен. – Флэтт показал им на прощание средний палец и удалился.

Долговязый Фишер, центральный нападающий школьной баскетбольной команды, потёрся взад-вперёд макушкой о пластиковый потолок.

– Неплохо, – сообщил он.

Они лежали без движения каждый на своей раскладушке. Через время Хьюстон и Эванс разговорились о том, где бы достать «кока-колы». От движения новобранцев удерживало переполняющее их чувство смущения и неловкости. Но заснуть не получилось – они услышали на улице голос Флэтта и последовали за ним в «Фиолетовый бар».

Дорога, грубо проложенная бульдозерами и изрытая колёсами вездеходов, была такая ухабистая, что идти по ней было невозможно. Пришлось держаться ближе к обочине. Мимо них проехал и бибикнул какой-то джип с площадки на вершине горы.

– Не машите, не машите им руками, – произнёс Флэтт. – Они никогда не тормозят.

Машина выпустила облако выхлопных газов, и он пнул её по бамперу.

Многих из жителей Каофука, которых сочли ненадёжными, рассадили в один прекрасный день по грузовикам и увезли бог знает куда. Рисовые чеки захирели, а гербициды превратили голые поля в подобие пустынного пейзажа. Теперь селение представляло собой полуразваленный и беспорядочный лагерь для перемещённых «дружественно настроенных» вьетнамцев: со стороны южного присёлка над ним господствовал храм Новой Звезды, а с севера – «Фиолетовый бар».

– Вы тут, снаружи подождите, – сказал Флэтт, когда они добрались до бара.

– Какого хрена?

– Да это я так, по приколу!

У сержанта возникли какие-то дела на вершине горы, и потому здесь собралась половина взвода. Все сели вокруг двух сдвинутых вместе столиков. По расчётным дням здесь бывало немало женщин, сегодня же – только одна, в чёрных туфлях на высоком каблуке и с красным педикюром; одета она была в брюки и рубашку и сидела у столика с газетой. «Четыре пива, солнышко», – попросил Флэтт, а она ответила: «Я тебе не рабыня!», и папа-сан, который почти всегда был тут же в баре, сам принёс им бутылки из морозильника, набитого кусочками жёлто-коричневого льда. Прежде чем вскрыть своё пиво, Флэтт до краёв налил в стакан йодированной воды из фляги, и другие последовали его примеру, обрызгав солому у себя под ногами. Через дверной проём за ними наблюдали тощие собаки.

Сменщики попытались расспросить Флэтта, какова же всё-таки цель, какова миссия их подразделения, а Флэтт попытался объяснить, что в основном это охрана внешнего периметра посадочной зоны. А кто-то другой добавил:

– Мы работаем на ЦРУ.

– Я-то думал, наша задача – военная разведка.

– А мы не разведподразделение. Мы не знаем, кто мы такие.

– Раз я работаю на ЦРУ, тогда где мой зелёный берет? На ЦРУ ведь эти козлы работают. «Зелёные береты».

Наверно, новобранцы ещё не успели протрезветь с прошлой ночи – иначе неясно, как они умудрились пробыть в «Фиолетовом баре» так недолго, но уже напиться.

– Кое-что насчёт тебя, Хьюстон; ты же типа вроде как ковбой, но вот что я насчёт тебя думаю: у тебя есть вкус. Есть чувство стиля.

– Спасибо, дружбан.

– Не, я серьёзно. Без прикола. Я пьяный, но… да ты понял, о чём я.

– Ага. Понял. Понял. Ты к тому, что ты гомик и хочешь мне отсосать.

– Заткнись. Кто пёрнул?

– Ты это о чём? Тут вся страна пропитана вонью.

– Кто сказал, тот и навонял!

– Кто пизданул, тот и газанул!

– Кто унюхал, тот и набздюхал!

Ребят, живущих выше по холму в непосредственной близости от вертолётной площадки, всегда покрывал слой пыли; головы они брили практически наголо, лишь бы не возиться с грязными волосами. Флэтт представил новое пополнение паре парней с посадочной зоны:

– А как их зовут, сами спросите.

– В смысле, обоих?

– Да, мудозвон ты этакий, обоих, обоих.

Ковбой сказал:

– Э, слышь, сам мудозвон!

Повисла пауза. Затем все разразились хохотом, и Ковбой вместе с ними.

Он сказал:

– Ладно. Как тебя звать?

– Кровостокс.

– Гонишь.

– Не-а. Я Кровостокс.

– Правда. У него реально фамилия такая.

– Кровостокс? Ничего се у тебя крутая фамилия, чувак. Самая крутейшая фамилия на белом свете.

– Не настолько крутая, как у этого паренька.

– А у него какая?

– Огневик.

– Огневик?!

– Ага. Джозеф Уилсон Огневик.

– Блин блинский!

– А у него – Кровостокс, – сказал Огневик. – Блин блинский.

– Так что мы дружки-пирожки, – сказал Кровостокс, – вместе зависаем. А как иначе-то?

Вошёл рядовой Гетти – и сел в сторонке.

– Эй, Гетти-спагетти, где твой верный сорок пятый?

– Сержант отобрал, – ответил рядовой Гетти.

– Откуда это у тебя взялся сорок пятый, рядовой Гетти?

– Обменялся.

– Обдристался! Спёр ты его, вот что!

Рядовой Гетти впал в очередной транс, во время которых он притворялся глухим и разговаривал сам с собой:

– Не пойму, почему меня так тянет домой?

– Не обращайте внимания на Гетти-спагетти. Он у нас дурачок. Ку-ку – на голову ушибленный.

Но все, включая Гетти, прервали разговоры, когда в бар вошли трое «кучи-кути». Вся троица пододвинула стулья к столу, села, и один из них громко рыгнул.

Лучше было держать язык за зубами, пока они говорили, но Флэтт, похоже, не удержался и спросил:

– Эй, сержик там уже с горы вернулся?

– Сержик по-прежнему наверху, – сказал чернокожий дикарь. – Вам пока бояться нечего.

Флэтт не затыкался.

– Вот ты индеец, – обратился он к краснокожей «туннельной крысе», как прозвали в армии таких солдат, – а этот вот засранец Хьюстон – так он ковбой.

– Ты что, правда ковбой?

– Но не на родине. Только здесь.

В сторонке рядовой Гетти всё ещё пребывал в трансе: «Я свернул не на ту дорожку. Я свернул не на ту дорожку. Не… на… ту… дорожку…» – твердил эту мысль снова и снова, а больше – ничего.

Двое других просто пили пиво, но чёрный «кути» недобро косился на рядового Гетти:

– Достал его бубнёж. В печёнках сидит уже.

Флэтт сказал:

– Ой, да он же не специально, чтобы тебя побесить!

– Да знаю я, что он не специально. Я его не обижу. По мне что, видно, будто я могу кого-то обидеть?

– Нет.

– Нет? А вот меня что-то так и подмывает кое-кого обидеть.

Перед бункером притормозил ещё один джип. Кто-то из новичков сказал:

– Блин… Лейтенант Перри!