Связанные звездами - Минни Дарк

моя девочка – уже догадалась, это анаграмма слова «адаптер». Вот все и готово. И твой отец – гений. Это слово «петарда», мой кроссворд разгадан, а Док Миллар может отправляться на ферму таскать навоз.

– Воистину, ты ученый и джентльмен, – признала Жюстин.

– Кстати, ты знаешь, что такое петарда на самом деле? Я всегда думал, что это какое-то устройство вроде виселицы. Такое, на котором можно кого-нибудь «вздернуть». Но, оказывается, петардой в шестнадцатом веке называли орудие для пробивания стен. По существу, что-то вроде бомбы. Пропердим эти чертовы стены! Так вот что выражение «подложил сам себе петарду» значит – взлетел на воздух, бабахнул, подорвался на своей собственной бомбе.

– Спасибо за полезную информацию, пап.

– Ты хорошо добралась?

– Да.

– Ну, тогда пока, цыпленок. Просто хотел, чтобы ты спала спокойно, зная, что в кроссворде нет пустых клеточек. Если увидишь Дока, передай ему, что со мной он не справится.

– Пока, пап.

Жюстин, все еще не в силах подняться, снова посмотрела в сторону своего балкона. В окнах квартиры напротив было темно. Дерзкий и мужественный Ник собирался сделать предложение Лауре Митчелл.

Подложила петарду сама себе, подумала Жюстин.

Ты-дыщ.

На исходе сентября Жюстин решила, что пришло время дать несколько нетипично ранних новогодних обещаний. И первым было то, что она оставит колонку Лео Торнбери в покое. Даже если, явившись однажды утром на работу пораньше и увидев приглашающе торчащий уголок бумаги в лотке факса из кабинета Генри; даже задержавшись однажды вечером на работе и услышав, как трясется факс, печатая сообщение. Неважно, в какое время суток, неважно, при каких обстоятельствах, она ни за что не будет исправлять предсказания Лео. Никогда больше. Никогда. Ведь она уже убедилась, что из нее вышел самый плохой поддельный астролог из всех, что знавал мир.

Ее вторым обещанием стало принять тот факт, что Нику Джордану суждено быть мужем Лауры Митчелл и моделью в рекламе вин «Шанс», и что она, Жюстин, будет восхищаться им на билбордах и отправит им чайный набор для двоих в качестве свадебного подарка.

Ее третьим обещанием стало извиниться перед Ником.

Через неделю после принятия всех этих решений Жюстин больше всего преуспела в выполнении первого. Она ни разу, ни коим образом, не касалась гороскопов Лео. Она не видела факс от него, не пыталась его найти, вообще не заходила в кабинет Генри. Десять из десяти. Пока неплохо. Труднее было оценить успехи в выполнении ее второго обещания. Как узнать, что надежда, за которую ты цеплялся все это время, совершенно, абсолютно, безусловно и окончательно угасла? Вот и Жюстин не была в этом уверена, но знала точно, что изо всех сил старается думать о Нике лишь как о добром соседе и хорошем друге.

Но было еще и третье обещание. Жюстин извинилась перед Ником в разных формах. Она звонила ему, отправляла кучу сообщений с извинениями – но Ник не ответил ни на звонки, ни на одно из сообщений. Перейдя на новую ступень, он написала покаянное письмо и кинула ему в почтовый ящик. Но ответа не последовало.

Решив удвоить усилия, Жюстин взяла крепкие садовые ножницы и бродила по улицам Александрия Парк, пока не нашла изгородь из молодых деревьев оливы, растущих перед величественным особняком в федеральном стиле. Она отрезала ветвь приличного размера, принесла ее домой и переправила в их корзине на сторону Ника. На следующий день, тем не менее, оливковая ветвь все еще лежала в корзине, судя по всему, нетронутая. Там ветвь и оставалась, увядая все сильнее день ото дня, всю следующую неделю – ту самую неделю, когда город Жюстин оказался охвачен футбольной лихорадкой в преддверии финала сезона в национальной лиге.

По всему району на каждом выходящем на улицу окне и заборе висели флаги, на антеннах машин болтались кисточки серпантина, а люди надевали полосатые футбольные шарфы на работу, в магазин – куда угодно, повсюду, хотя в городе установилась теплая погода.

Утром того дня, когда должна была состояться большая игра, Гек Моубри позвонил Дэниелу Гриффину и предложил ему посмотреть ее с комфортом в ложе его футбольного клуба. Но он пригласил не только Дэниела Гриффина. Он пригласил Дэвида Гриффина со спутником, и Дэниел пригласил Жюстин в свой кабинет, чтобы объяснить: логичнее всего будет взять с собой ее, ведь именно она отлично поработала над статьей о Геке Моубри в «Звезде».

– Ну? – спросил Дэниел. – Что скажешь?

Он стоял за столом, и полосатый шарф обвивал его плечи. Шарф был цветов команды, вылетевшей из турнира во втором отборочном туре. Команда Жюстин – которую она поддерживала преданно, но не особо активно – даже не прошла в финал, ужасно отыграв сезон.

Жюстин: Он зовет меня на свидание, или это просто работа?

Мозг: Если предположить последнее, это отличная возможность завести новые знакомства. В этой ложе может оказаться немало интересных людей.

Жюстин: А если первое?

Мозг: С учетом Обещания № 2 – перестать думать о Нике Джордане – это, скорее всего, именно то, что тебе нужно.

– Спасибо, Дэниел, – ответила Жюстин. – Я с удовольствием пойду.

Вышло так, что просмотр футбольного матча из ложи оказался для Жюстин горчайшим разочарованием. Что касается новых знакомств, то они могли бы пригодиться, разве что соберись она покупать кондиционер или страховать спортивный автомобиль. Спутницами продавцов кондиционеров и страховых агентов были женщины уже беременные или старающиеся это сделать, и Жюстин обнаружила, что ей нечего добавить к их беседе об эпизиотомии[78] и фолиевой кислоте[79]. Чтобы хоть чем-нибудь заняться, она съела слишком много желе цветов команды, чашечки с которым стояли на каждой полке и столике, а затем сидела в дамской комнате, пытаясь счистить яркие красители с зубов. Если честно, она бы предпочла смотреть игру на обычном месте, с томатным пирогом и пивом, чем сидеть в ложе, с закусками и шардоне.

За две минуты до конца игры, когда стало ясно, что вечные аутсайдеры финала в этом году возьмут кубок, Гек Моубри – выпивший несколько литров первоклассного эля – вскочил на ноги, вскинул кулак и зычным баритоном начал декламировать отрывок из «Атаки легкой кавалерии» А. Теннисона.

– Увянет слава ль их в веках? – пропел он. – Когда в бою неведом страх!

После финального свистка стадион превратился в штормящее море, и Жюстин показалось, что грохот аплодисментов и приветственных выкриков легко может сбить с курса вертолет телевизионщиков, кружащий над полем. А на поле победители наскакивали друг на друга, не чувствуя боли,