Детектив Франции 7 - Дидье Дененкс

На улице начал накрапывать дождь, весело стуча об оконные стекла. Прошло еще четверть часа, и в амбразуре двери появилась голова секретаря. Следом за ним в комнату вошли командир эскадрона Кампанес и подполковник Брюар, внося с собой уличную сырость.

— Мы первые?

— Садитесь, господа. Бретонне приезжает семичасовым поездом, а Бонетти выехал на машине.

— Если вернуться к этим признаниям, то я должен заметить, что не впервые… — начал с места Брюар, но Деларю жестом остановил его:

— Я предлагаю перейти к этому вопросу, когда все соберутся.

Дождь усилился, и теперь стекла дребезжали от порывов ветра.

— Собачья погода, — заметил Кампанес.

— По-моему, это град, — добавил Суффри.

В этот момент снаружи послышалось хлопанье дверцы автомобиля.

— Это один из наших комиссаров, — сказал прокурор.

И он встал, чтобы поприветствовать Бретонне.

— Ну и погода, — сказал вошедший. — Я думал, что на юге такого не бывает. А что, Бонетти еще нет? — спросил он, пожав руки всем присутствующим.

— Комиссар Бонетти, как всегда, опаздывает, — заметил прокурор. — Хотите сигарету?

Бретонне тяжело опустился в кресло.

— Я слышал, что вам нездоровится. Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет, — сказал прокурор, — обыкновенный грипп. Я заказал вам комнату в нашем лучшем отеле.

Неожиданно Суффри громко сказал, отчеканивая каждое слово:

— Я изучил каждую строчку этого дела, каждое слово, каждую запятую. По моему мнению, это кончится скандалом.

Кампанес и Брюар незаметно переглянулись. Они не ожидали прямого нападения. Кампанес встал и погасил сигарету о пепельницу.

— Что вы подразумеваете под скандалом, господин судья? Признание равносильно доказательству, как известно.

— Я знаю, — сказал прокурор. — Господин судья хочет сказать, что это дело и так уже наделало много шума. Даже слишком много. Мне сообщили, что дело хочет взять адвокат Ларзак, а вы знаете, что он один способен наделать больше шума, чем все остальные, вместе взятые.

— Я сам следил за тем, чтобы все было по правилам, — сказал Брюар.

— С Доминичи у нас тоже все было по правилам. И с Дево тоже. И с Качмаржиком.

— Элементарная логика, господа. Когда подозреваемый признает свою вину, его следует поздравить, извиниться перед ним и отпустить на все четыре стороны, так?

— Господа, успокойтесь, — сказал Деларю. — Добрый вечер, Бонетти. Как добрались?

Комиссар Бонетти без улыбки пожал руки своим коллегам, оставив тяжелый портфель возле пустого стула.

— Что вы об этом думаете? — спросил Бонетти у комиссара Бретонне.

— Я еще не высказывался, — ответил Бретонне.

— А что думает об этом господин Бонетти? — с сарказмом спросил Кампанес.

Бонетти натянуто улыбнулся:

— Ничего, господа. Я вас слушаю. Я скажу позднее.

— Позвольте мне внести предложение, — сказал прокурор, ища глазами свою трость. Когда он ее нашел, он уже забыл, что, собственно, хотел сказать. — На сегодняшний день мы имеем виновного. Это уже для нас большое облегчение, я имею в виду прессу и общественность. Поэтому я хочу поблагодарить этих двух господ за их великолепную работу.

При этих словах прокурор слегка поклонился в сторону жандармов.

— У меня есть кое-что получше вашего предложения, — сказал Бонетти, — у меня есть одна мысль, вернее, даже рабочая гипотеза.

Все головы повернулись к нему. Он положил портфель на колени и вынул из него папку.

— Господин полковник, — обратился он к Кампанесу, — вас что-нибудь удивило в показаниях Галлоне?

Полковник молчал. Бонетти обвел взглядом всех присутствующих.

— А вы, господа, вы ничего не заметили?

— Заметили, — сказал Суффри. — Человек, изнуренный непрерывным сорокашестичасовым допросом, к тому же не на родном языке, которому бесконечно вбивают в голову одни и те же утверждения…

— Я не об этом, — сказал Бонетти. — Я говорю о дорожном происшествии.

— Происшествии?

— Он был сбит машиной в четыре часа утра неподалеку от Плана д'Оргона, шестнадцатого августа.

— Это он так говорит.

— Он оставил велосипед в канаве, и его там нашли, полковник.

— И что же?

— Эта машина не остановилась.

Оба офицера жандармерии улыбнулись.

— Никто не попытался найти эту машину.

Брюар пожал плечами. Бонетти захлопнул папку и вложил ее в свой портфель.

— Мне было бы очень интересно узнать, — сказал Бонетти, — кто находился за рулем этой машины.

— Послушайте, — сказал Брюар, — через восемь месяцев это выглядит забавно…

— Мне это тем более интересно, — продолжал Бонетти, — что водителем мог быть убийца Кандис Страсберг. Я навел кое-какие справки. Днем эта дорога почти не эксплуатируется, ночью тем более. Кроме того, дорога ведет из Марселя в Бо-де-Прованс, и в том числе к Адской долине. Последний раз Кандис видели именно в Марселе. У нас нет никаких доказательств того, что она была убита на месте. Она могла быть убита и в Марселе, а затем ее труп перевезли в это проклятое место. Я знаю, что водители не всегда останавливаются в случае правонарушения, но если в машине был труп, то у водителя были веские основания…

— К чему вы клоните? — нетерпеливо спросил Брюар.

— Необходимо разыскать водителя машины.

Брюар легонько застучал правой ногой по паркету. Кампанес примирительным тоном заявил:

— Господин комиссар, мы погрязли в этих розысках. А в данном случае по прошествии восьми месяцев…

— Меня интересует не машина, а велосипед, — перебил его Бонетти. На нем должны остаться следы краски от машины.

— Ну, если очень повезет… — сказал Брюар.

— Хорошо, если владелец не перекрасил ее.

— Господа, — сказал Бонетти, встав с места. — Я думаю, что именно в этом мы должны прежде всего убедиться.

— Вы уже уходите? — спросил прокурор и, повернувшись к Бретонне, добавил: — Господин комиссар дивизии, что вы скажете?

— Сегодня утром мы с Бонетти все это уже обсудили по телефону; я подписываюсь под каждым его словом. Я уже отдал распоряжение о том, чтобы проверили все машины наших подозреваемых относительно цвета и химического состава краски. У нас их четыре: «порше» Вокье, «мерседес» Киршнера, «альфа-ромео» Сольнеса и «ситроен» Анжиотти, который семнадцатого августа, на следующий день после убийства, как бы случайно оказался в Оранже… Мы не будем сообщать об этом прессе, и, если господину судье угодно, он будет и дальше считать виновным Маттео… Для публики.

— Не только для публики, — сказал Брюар, — для меня тоже.

Увидев, что двое жандармов входят в ворота фермы, Гюстав Радиран выбежал им навстречу. Это была большая и благоустроенная ферма.

— Значит, он возмещает мне убыток?

— Какой убыток? — спросил Кальмэт.

— За велосипед.

— Вы его не починили? — спросил Венсан.

— Конечно, нет. Я жду возмещения убытков. И насос вы мне не отдали.

— Где ваш велосипед? — спросил Кальмэт.

Фермер указал в угол двора, в сторону ангара, в котором стоял трактор, а в глубине можно было различить сноповязалку. Велосипед был прислонен к стене ангара. Жандармы с предосторожностью подняли его под удивленным взглядом фермера.

— Вы его забираете к себе?

— Да, — сказал Кальмэт, — если вы не возражаете.

— Я не возражаю, если вы мне его почините.

— Это вряд ли, но мы вам его вернем.

— А что мне с ним делать в таком состоянии?

Жандармы, не отвечая, направились к воротам. Стоя посередине двора широко расставив ноги, фермер с удивлением смотрел, как нежно обращаются жандармы с его собственностью. «Как с новорожденным», — подумал он.

В Париже, на набережной де ля Рапе, в технической лаборатории судебной полиции, примыкающей к Институту судебной экспертизы, Фернан Шапро, заместитель директора, уже в течение нескольких минут наблюдал за своими сотрудниками, распаковывавшими свертки.

— Что-что, а упаковывать жандармы умеют, — сказал он.

Части рамы и руль были обернуты в марлю, а колеса уложены в пластиковые стружки. Когда наконец был распакован остов и уложен на большом деревянном столе в центре зала, Шапро надел очки й склонился над ним. Зеленая краска была содрана в двух местах на крыле, и металл уже начал ржаветь. На ободе переднего колеса были какие-то отпечатки, и он провел по ним пальцем.

— Дайте мне ключ, — сказал он одному из помощников.

Отвинтив колесо, он взял его в одну руку, а крыло в другую.

— Месклен, осмотрите руль…

Он прошел в смежную комнату, в которой находилось множество приборов: микроскопы разного размера стояли на мраморном столе, над которым на полках находилось бесчисленное множество флаконов и пузырьков. Здесь был также командный щиток, и вся аппаратура в целом напоминала рентгеновский кабинет.