Кладбище мертвых апельсинов - Йозеф Винклер

Быка, чьи рога и хвост были украшены сусальным золотом и лентами, на спине которого сидел благородно одетый, убранный цветами мальчик, ввели в церковные врата. Дрессированный бык встал на колени перед собравшимся народом, затем его вместе с сидящим на его спине мальчиком подвели к алтарю. В Апамолеа мертвые были похоронены в церкви, у которой прохудилась крыша и сгнил пол. Свиньи сломали ветхую дверь и сожрали трупы. Вильгельм Мюллер, написавший текст «Зимнего пути» Франца Шуберта, во время своего путешествия в Италию выглянул из окна кареты и увидел на высоком столбе полуразложившиеся человеческие кости. Подошедший молодой священник перекрестил каждую кость и стал молиться об умерших без последнего причастия. Затем в город привезли отрубленные головы, руки и ноги и положили на уличный алтарь рядом с распятиями. Возле смердивших разложившейся плотью частями трупов поставили кружку для пожертвований, для их похорон и заупокойной мессы, должной спасти их души от адского пламени. Молодые парни, которые во время процессии в честь Девы Марии носили на головах венки из виноградной лозы, не снимая их даже тогда, когда в чем мать родила дюжинами купались в реке неподалеку.

* * *

Приговоренного к смерти ни свет ни заря привели в поминальную часовню, где он должен был принять последнее причастие, но просьбы, посулы и угрозы двух монахов, старавшихся склонить закоренелого преступника принять соборование, сперва не возымели действия. Только в полдень, после шестичасовых увещеваний, он позволил засунуть себе в рот облатку с водяным знаком отпечатков пальцев папы. Прежде чем его втащили на эшафот, палач надел ему на голову черный платок, на котором желтыми нитками вышиты череп и кости. Вокруг сновали нахальные нищие, предлагая нетерпеливо переминающимся с ноги на ногу зевакам написанную от руки заглавными буквами с завитками историю жизни приговоренного. Игроки в лотерею расположились прямо перед эшафотом, чтобы иметь возможность сосчитать упавшие капли крови, выбрав, в зависимости от их числа, номер лотерейного билета. Монахи, гремя кружками для пожертвований, кричали: «Подайте на душу бедного грешника!» После того как два монаха имитацией плащаницы Христовой вытерли кровь с гильотины, эшафот разобрали и накрыли красной тканью. Женщины опускали тряпки в оставшиеся на земле лужи медленно сворачивающейся крови, чтобы использовать ее как целебное, спасительное средство. О высокочтимые останки моего Господа Бога! Сколь страшно изранено тело твое и изувечено! Как может сердце мое не сжиматься от боли, когда подумаю, что я – причина этих страданий, о том, что все, что ты претерпел, ты претерпел ради меня.

* * *

«Testicules habet et benependentes!» – кричали кардиналы, медленно прошествовав мимо сидящего на стуле с подковообразным сиденьем папы и потрогав яички Его Святейшества, дабы удостовериться в мужественности наместника Божьего на земле. О злейше наказанный Иисус! Чту неповинное посрамление твое, когда ты был голым выставлен на рыночной площади перед тысячами людей, и нечем было прикрыться тебе. И как ты, безмерно стыдливый, не провалился сквозь землю от стыда, на глазах у всего света? О целомудреннейший жених души моей! Я безбожный грешник, что раздел тебя догола и выставил на посрамление перед всеми людьми! «О Господь, умножь мои страдания, но также и мое терпение!» – шептал умирающий папа, в ночь своей смерти повелевший читать о страстях Христовых. Всякий раз, как произносилось имя Иисуса, он обнажал голову и осенял себя крестным знамением. В ризнице церкви Санта-Мария-Маджоре кардинал размолол в муку кости мертвого епископа, смешал ее с мозгом собаки, намазал эту кашу на облатку, прижал ее сверху другой облаткой. На обеих в качестве водяного знака стояли отпечатки разбитых колен Распятого, а затем засунул Тело Христово в рот умирающему папе. Прежде чем врач вскрыл наместнику Бога на земле гортань, чтобы вдуть кислород в его легкие в надежде. что Его Святейшество все же подаст признаки жизни, он сперва перекрестился во рту языком. Тело папы набальзамировали, нарядили в скромную траурную одежду и положили на парадную кровать с балдахином в одной из передних папских апартаментов. Слева и справа от тела папы горели две метровые восковые свечи. Кающиеся монахи молились за упокой души папы. В его ногах лежал бархатный кошель с отчеканенными в его правление золотыми, серебряными и бронзовыми монетами и памятными медалями. На следующий день восемь священников внесли тело в часовню для причастия и положили на катафалк так, чтобы его холодные ноги слегка выступали из-за прутьев решетки, огораживающей часовню, и верующим было бы удобно их целовать, прикасаться к ним изображениями больных и костями умерших. Женщины, делавшие четки из только что сорванных разноцветных ягод, касались ими его красных сапог. Три дня спустя тело папы завернули в красный покров из горностая, а его мертвый лик закрыли черной вуалью.

* * *

Когда священник произнес слова: «И не введи нас во искушение», тюремщик приказал лежащим перед алтарем преступникам подняться, потому что если он позволит им и дальше лежать, до тех пор пока священник не дойдет в своей молитве до слов: «Избави нас от лукавого», то, по старому государственному закону, осужденного нельзя будет казнить. Несмотря на многочисленные призывы, один из приговоренных к смерти продолжал лежать на церковном полу, ожидая, когда служащий мессу священник произнесет следующие слова. Когда же тюремщику и его помощникам все же не удалось поднять с пола прикованного к церковной скамье приговоренного и силой поставить его на ноги, он и в самом деле был избавлен от лукавого. Тюремщик, прямо перед алтарем, многократно ударил его по голове железной цепью, оглушил и, наконец, задушил веревкой. Служки вытерли кровавую лужу и за ноги, оставляя на полу кровь, выволокли приговоренного из Дома Божьего. О мой Спаситель! Кто так страшно изуродовал тебя и убил? О Господь Иисус Христос! Я – тот, кто довел тебя до этого состояния. Мне больно из-за того, что я сделал, я убил моего Господа. Куда завела меня похоть тела моего, высокомерие души моей, несдержанность сердца моего, что я не побоялся убить сына Господа моего!

* * *

Двух годовалых ягнят, с молитвами вскормленных монахами и украшенных пальмовыми ветвями и золочеными терновыми венцами, привели в Санта-Мария-Маджоре, где перед боковым алтарем архиепископ причастил их. Несколько дней спустя, когда Тело Христово переварилось и выделилось из кишечника, двадцать служек, монахинь и монахов, пригнали их в Ватикан, нарядили в такие же, как у папы, одежды. Святой Отец вышел из своей комнаты, погладил и благословил животных, покормил их свежими, еще кровоточащими почками белого голубя, который должен воплощать Святой Дух, и передал их монахиням, чтобы те кормили их дальше. Из их шерсти сделали палию, что архиепископ носил на плечах под священнической мантией, состоящей из белого шерстяного воротника в два-три пальца толщиной, на котором были вытканы шесть белых крестов. После того как ягнят забили в церкви под распятием и содрали с них шкуру, папа благословил их окровавленные шкуры и измазал свежей, теплой кровью ягнят лицо, грудь и половые органы. Следующей ночью шкуры принесли в собор святого Петра и положили рядом с гробницей святого Петра и хранили в футляре под кафедрой до тех пор, пока папа не посылал их архиепископам. О ты, возлюбленный пасхальный агнец Иисус Христос! В этот прекрасный день я приветствую тебя и вместе с тобой радуюсь твоему славному воскресению. Ты благородный агнец, заколотый за грехи мира, и кровью твоей окроплены преддверья наших сердец, чтобы ангел смерти не смог причинить нам вреда.

* * *

Шестнадцатилетняя девочка во время землетрясения в деревне возле Пинцо выбежала из дома совершенно нагая и, увидев неподалеку от двери пару мужчин, из чувства стыдливости вернулась, чтобы принести платье, однако, пока она брала с постели одежду, на нее рухнула стена и убила ее. На упавшей стене висел образ коленопреклоненно молящегося на холме, в окружении отары овец, Иисуса Христа. При разборке завалов обнаружили, что образ, словно крышка гроба, лежит на мертвой, убитой рухнувшей стеной, обнаженной и истекшей кровью девушке. О целомудреннейший Иисус, я стыжусь поднять на тебя мои глаза, потому что я причина твоего посрамления. Знаю, что тяжко гнету телесной нечистотой. Поэтому я причина того, что с тебя сорваны одежды. О Господи, если мне за мои грехи придется испытать нечто подобное, я предпочел бы смерть.

* * *

Во время конклава еду и вино кардиналам доставляли из их дворцов. На пропитанных оливковым маслом мехах, накрывавших корзины с едой, которые двое слуг несли на палке, был вышит кардинальский герб. Два старика кардинала, которые наряду с другими кардиналами принимали участие в полуторагодовом конклаве, из-за летней римской жары жили в стоящих рядами, специально для конклава сколоченных из досок будках, и ради глотка свежего воздуха все время вынужденные высовывать головы в маленькое отверстие, умерли от истощения еще до выборов нового папы. Народ становился на колени на краю тротуара и кричал: «Viva il Santo Padre! Benedizione Santo Padre!», когда появлялся вновь избранный папа, сидя на белом муле и постоянно осеняя всех крестным знамением, кивал и улыбался.