Кладбище мертвых апельсинов - Йозеф Винклер

На одной из площадей Неаполя на столе лежал череп, по обе стороны от которого стояли два стакана с водой. «Пейте святую воду!» – кричал стоявший перед столом мужчина, потом произносил «Отче наш» и в благодарность совал в рот мертвой голове несколько лир: «Пей за твое здоровье, пей святую воду!» У маленького мальчика, хотевшего купить кусок мяса и сунувшего его в рот, прежде чем сторговаться о цене, которую он в конце концов не смог заплатить, мясник вырвал изо рта кусок мяса и положил его к другим, теплым парным кускам. С горящими факелами рыбаки в темноте ночи пересекали Неаполитанский залив, выливая на воду масло, чтобы ее успокоить и сделать прозрачной. Сверкание огня влекло рыбу, и рыбаки то и дело бросали гарпуны в веретенообразную, сверкавшую вороненой сталью, с блестящим серебряным брюхом рыбу. Глухонемой черноволосый юноша сидел на носу лодки и смотрел на косяки рыб в воде. На желтых парусах шести лодок черными нитями вышиты огромные буквы «I. H. S.». Обнаженные десяти – пятнадцатилетние мальчишки один за другим кувыркались на неаполитанском пляже между только что починенными рыбацкими сетями, подбегали к туристам, чтобы те наградили их за акробатические достижения, или продавали морских коньков в банках, морских звезд, цветные раковины, бедную, грызшую облатки забальзамированную церковную мышь, чьи внутренности волочились по кладбищенской земле. Туристы бросали в море монеты, и загорелые неаполитанские мальчишки выныривали на поверхность с монетами во рту, складывая их в джутовый мешочек, который сторожил их товарищ. Другие из любопытства обложили скорпиона горящими головнями. После его самоубийства мальчики крестились, целовали кончики пальцев, которыми клали три креста: на лоб, рот и сердце. Как диковинка среди рыбацких сетей и играющих детей лежали скелеты акулы и рыбы-меч, которая проткнула акулу своим мечом и не смогла вытащить его из истекающей кровью акулы и погибла вместе с ней. На ребре акульего скелета древесным углем было написано: «Ti amo Gabriella». Ниже были нарисованы три креста. Высоко подняв руку с облаткой, по темным переулкам Неаполя в сопровождении служек с факелами к умирающему шел священник. Когда он проходил, люди в некоторых домах откладывали инструменты и, сложив руки, вставали на колени, люди выходили из домов с цветами и распятиями, из окон верхних этажей на привязанных за шею веревках спускали статуи Мадонны, целовали ее руки, которыми она касалась ран распятого, и ставили на балконах и порогах горящие свечи. Во время своего последнего, на смертном одре, святого причастия моли Господа омыть тебя кровью Иисуса Христа и полностью очистить от всех грехов и недостатков и прими причастие из рук священника, будто от самого Христа. Англичанина, который не поклонился проезжавшему в карете неаполитанскому королю, один из сопровождавших карету Его Величества всадников до крови перетянул плеткой. Слуги, ночью провожавшие господ в их покои, совали горящие факелы в испачканные смолой широко раскрытые пасти стоящих на лестнице дворца каменных голов, чтобы немедленно их погасить. Дождь хлестал по окровавленным скелетам двух лошадей, что неприкрытыми лежали на краю дороги и были почти полностью обгрызены крутящимися возле них собаками. Собака вырывала кровоточащий кусок мяса из ноги лошади. Пока двадцать буйволов, стоя по уши в воде, беспокойно переступали с ноги на ногу, вокруг их тел и ног обвивались вьющиеся растения. Мальчишки выгоняли их из канала, освобождали от тины и вьюнков. И затем быки снова загонялись в воду для очистки канала. Во время мессы, которую служил епископ, между ног священника и служек пробежали церковные кошки с голубыми ленточками вокруг шеи, на которых висели медали с изображением святых, и, усевшись на ступени алтаря, уставились на горящие восковые свечи. Шестнадцатилетний мальчик обнаженным вошел в выпотрошенное брюхо быка, встал на колени в кровавой луже и обмыл верхнюю часть своего тела и свои половые органы кровью и экскрементами животного, забитого специально для церковного праздника и мясо которого в этот день ели все жители деревни, как бедные, так и богатые. Ночью мыши и крысы шныряли рядом с сидящими до раннего утра повсюду над костями собаками, которые иногда начинали бегать вокруг костей, глядя на стаю пищащих, суетящихся крыс.

* * *

Шестнадцать плотников с учениками и помощниками воздвигали на площади огромный помост, перед которым должны сжигать еретиков. Работая на страшной жаре, плотники, по спинам которых бежал пот, все время окликали друг друга: «Да здравствует христианская вера! Если выйдут все доски, мы разберем свои дома!» Король с огромной свитой, под охраной солдат разместился на помосте над костром. За заключенными, держа в руках горящие восковые свечи, к костру шли восемьсот зевак. Перед ними – в сопровождении двенадцати одетых певчими священников – несли покрытый черной вуалью крест. Одежда ста двадцати приговоренных к сожжению, каждого из которых сопровождали на костер по два монаха, а их руки были связаны за спиной, и в рот был вставлен кляп, была разрисована языками пламени и чертями.

* * *

Наступило счастливейшее мгновение, когда священник в святом причастии соединяется с Господом. О великая любовь, мой Иисус! Могу ли я вместе со священником принять тебя и всецело с тобой соединиться! О могу ли я духовно слиться с тобой и пребывать в тебе! Когда, священник, претворяя хлеб в Тело Христово, обеими руками поднял вверх облатку, ему на спину с алтаря прыгнула собака и обнюхала святая святых. Священник, испугавшись, решил сначала, что лукавый, приняв обличье собаки, кинулся на него, чтобы унести в ад Тело Христово и распять там, на горящем кресте. Упав на пол алтаря, он стал кататься по нему, громко читая молитву и прижимая к груди облатку, чтобы собака, которая всего лишь хотела поиграть с ней и со священником, не дотронулась до нее своими лапами. Испуганные прихожане тут же обступили священника, раскрошенное Тело Христово и собаку, пока та не выбежала, визжа и скуля, с кровоточащей раной на голове на площадь и перед фонтаном принялась слизывать кровь со своей морды.

* * *

В Абруцци в деревне Кочулло, чтобы защитить окрестности от ядовитых змей, статую святого обвешивали неядовитыми змеями и носили по деревне. Перед статуей шел четырнадцатилетний мальчишка в одном переднике из еще окровавленных шкур только что убитых змей и нес дароносицу, на которой вместо облатки с водяным знаком в виде змеи, лижущей райское яблоко, были прикреплены два окропленных водой, окуренных ладаном зуба гадюки. В Риме на улице Аяччо, пока я спускался на первый этаж, чтобы взять из ящика почту, десяток кошек с грохотом уцепились за стальной трос лифта и поднялись на верхний этаж. Незадолго до того, как я окончательно решил съехать с этой квартиры, в квартиру на первом этаже принесли траурные венки. Проходя мимо, я через полуоткрытую дверь квартиры увидел множество людей, которые, стоя на пороге комнаты, вытирали глаза платками и смотрели в одну точку, а именно на голову покойного, до приезда служителей морга лежащего на диване. Встреченный мной при выходе привратник, который всегда здоровался со мной хмуро и не охотно, на сей раз тихо и приветливо сказал мне: «Ciao!».

* * *

Прежде чем положить справа на грудь своего мертвого ребенка крестильную сорочку, она обрезала ее подол, чтобы, по ее словам, он не споткнулся, поднимаясь по небесной лестнице. С другой стороны она положила в гроб освященный хлеб, чтобы он мог кинуть его трем евреям, которые будут гнаться за ним по дороге на небо. Так как я прекрасно знаю, что из-за грехов своих я не достоин и этой святейшей жертвы, потому что, напоминаю тебе, Отец предвечный, что первая бесценная кровь сына твоего возлюбленного и моего спасителя была пролита еще в детстве, при обрезании. После того как еврей высек облатку бичами, увенчал терновым венцом и распял на кресте, сделанном из двух скелетов гадюк, он воскликнул: «Если ты – Господь Христос, докажи мне это во имя тысячи чертей!» Затем Тело Христово было обмыто уксусом, а бок его был проткнут ножом и со словами: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят», пытаемая мучная облатка разлетелась на три кровоточащие части. Тридцать восемь евреев были сожжены за это дело на костре, а двоих, отрекшихся от иудаизма, помиловали отсечением головы. Так как безбожные евреи вскрывали твое сердце, и кровь, и вода полились наружу. Это был последний позор, что наш возлюбленный Спаситель претерпел в своей жизни, ныне я жертвую тебе эти последние пролитые капли крови и влаги и чту это пробитое сердце Иисуса и заключаю себя в нем. О Иисус ты – мой, а я – твой.

* * *

Невинен, по-моему, не тот, кому недостает сил для греха, а тот, кто способен грешить без угрызения совести. Художник, прочтя в газете о названном там убийстве на сексуальной почве семнадцатилетним домашним воспитанником девятилетнего мальчика, которого мертвым извлекли из лодки, и чье лицо уже было изуродовано пиявками, сказал: «Наконец пиявки снова попали в газету!» Так как семнадцатилетний парень после преступления прикасался к половым органам мертвого мальчика, восемь присяжных единогласно признали его виновным по всем четырем пунктам обвинения: попытка развратных действий в отношении малолетнего, совершение попытки принуждения к развратным действиям, убийство и сокрытие трупа. Он был приговорен к двенадцати годам лишения свободы и возмещению судебных издержек. Журналист газеты «Корона» написал: «Убийца девятилетнего Акселя: бледное лицо. Психиатр говорит: «Миттерленер умственно отсталый, почти слабоумный и выглядит соответствующе, не так, как сегодняшние семнадцатилетние, Его звали «Фредди», а не Альфред, и это имя ему подходит. Фредди Миттерленер, парень с лицом четырнадцатилетнего, еще без растительности на лице, спокоен и замкнут. Не сознавал жестокости своего поступка, не понимал, как ужасны были последние три минуты жизни Акселя Фишера, – Аксель Фишер сказал бы, точнее, попытался бы сказать: «Убийцы выглядят по-другому». Но когда-то, еще в раннем детстве, что-то сдвинулось в мозгах этого Фредди Миттерленера, у него развились отклонения с гомосексуальными тенденциями. Наконец, 22 октября 1987 года произошел слом этой нарушенной личности, и как раз в этот момент на его пути встретился светловолосый Аксель Фишер…» Вместо журналиста в больницу для умалишенных преступников был направлен Фредди Миттерленер.