История кесарей. Тайны Древнего Рима - Дион Кассий

произносил ни слова громким голосом, и если в какое-то время был принужден обстоятельствами, в которых теперь оказался, выкрикнуть что-либо, тут же кто-нибудь напоминал ему, что он должен петь под лиру, и таким образом сдерживал и ограничивал его[559].

Утверждают, что когда Нерон установил цену в десять миллионов сестерциев за голову Виндекса, последний, услышав это, заметил: «Тому, кто убьет Нерона и принесет мне его голову, я взамен дам мою». Такого рода человеком был Виндекс[560].

26. Вообще, Нерон по-прежнему вел свой обычный образ жизни и испытывал удовольствие от доставляемых ему новостей, поскольку рассчитывал в любом случае одолеть Виндекса и полагая, что теперь уж точно имеет основания для денежных поборов и убийств[561]. Он продолжал роскошествовать, и устроил освящение гробницы Сабины, которую завершил и великолепно отделал, сделав на ней надпись, что женщины построили это для божественной Сабины-Венеры. Тогда он сказал правду по этому поводу, так как сооружение было возведено на деньги, по большей части украденные у женщин; но он совершил также многие мелкие выходки, из которых я хочу упомянуть только одну, опустив прочие.

Как-то ночью он внезапно созвал в спешке виднейших сенаторов и всадников, словно чтобы сделать им сообщение, касающееся состояния государственных дел, а затем сказал им (я привожу его собственные слова): «Я нашел способ, как водный орган сможет производить более громкий и более мелодичный звук». И такими шуточками он доставлял себе удовольствие даже в это время.

Его мало озаботило, что двое дверей, мавзолея Августа и его собственной опочивальни, открылись сами по себе в одну и ту же ночь, или что в области албанов пролилось так много крови, что она реками текла по земле, или что море отступило на большое расстояние от Египта и накрыло большую часть Ликии.

27. Но когда он услышал, что Гальба провозглашен императором воинами и об измене Руфа, его охватил большой страх, и он не только сам занялся приготовлениями в Риме, но также послал против повстанцев Рубрия Галла и некоторых других[562].

Услышав, что Петроний, которого он послал главным против мятежников с большей частью войска, также поддержал дело Гальбы, Нерон больше не возлагал надежд на оружие[563].

Обнаружив тогда, что он таким же образом покинут всеми, он стал обдумывать замыслы перебить сенаторов, сжечь город и отплыть в Александрию[564]. Он сделал следующий намек относительно своего будущего направления: «Даже если нас отстранят от власти, все же это небольшое дарование поддержит нас там». Он в самом деле дошел до такой степени безумия, что верил, будто сможет когда-нибудь жить частным лицом, в частности, кифаредом.

Члены сената, когда услышат это, вступили в переговоры с преторианцами и другими войсками, охранявшими двор принцепса, и убедили их присоединиться к ним и предъявить права на римское господство. И когда эти войска согласились с замыслом сенаторов, они тут же убили Скипула, начальника лагеря, и оставили свои места императорских охранников[565].

Он готов был уже претворить эти меры в жизнь, когда сенат отозвал окружавшую его охрану и затем, прибыв в лагерь, объявил его врагом и избрал Гальбу на его место.

Но когда он осознал, что его оставили также его телохранители (он в это время спал в одном из садов), он обратился в бегство. Соответственно, он надел потрепанную одежду, сел на лошадь, не лучшую, чем его наряд, и с закутанной головой поскакал, пока еще была ночь, в имение Фаона, императорского вольноотпущенника, в сопровождении самого Фаона, Эпафродита и Спора[566].

28. Когда он был в пути, произошло страшное землетрясение, так что можно было подумать, что весь мир разрывается на части, и все души погубленных восстали, чтобы наброситься на него.

Его узнали, несмотря на его переодевание, и приветствовали как императора некоторые, встретившиеся ему[567], он свернул в сторону с дороги и спрятался в зарослях тростника. Там он дождался рассвета, вытянувшись на земле с тем, чтобы избежать малейшей возможности быть обнаруженным. Всякого проходящего он подозревал, что тот пришел за ним; он вздрагивал от каждого голоса, думая, что это должен быть кто-то, разыскивающий его; если где-нибудь лаяла собака или кричала птица, или куст, либо ветку качало ветром, он очень тревожился.

Эти звуки не давали ему покоя, и он не осмеливался сказать слова никому из тех, кто был вместе с ним из страха, что кто-нибудь еще может услышать; но самому себе он жаловался и сетовал на свою судьбу, обсуждая среди прочего, как гордился некогда столь многочисленной свитой, а сейчас прячется от взглядов в обществе трех вольноотпущенников. В том и состояла драма, приготовленная ему тогда судьбой, что он не должен был больше играть роли других матереубийц и бродяг, но только, наконец, свою собственную, и тогда он раскаивался в собственных злодеяниях, как будто мог устранить какое-то из них. Такова была трагическая роль, которую играл тогда Нерон, и эта строка постоянно крутилась у него в голове:

Супруга и отец мне предлагают смерть[568].

Спустя долгое время, так как не показалось никого, кто искал бы его, он пришел в пещеру, где, будучи голодным, поел такого хлеба, которого прежде никогда не пробовал, и, испытывая жажду, попил такой воды, какой никогда не пил прежде. Это повергло его в такое уныние, что он сказал: «Вот мой знаменитый прохладительный напиток»[569].

29. Когда он оказался в таком положении, римский народ принялся совершать жертвоприношения и ошалел от радости. Некоторые даже надели колпаки вольноотпущенников, обозначавшие, что они теперь стали свободными. И они проголосовали Гальбе все полномочия, принадлежавшие императорскому званию.

Они принялись убивать тех, кто был могущественным при тиране, и сбрасывать его статуи и изображения, как если бы таким образом расправлялись с самим деспотом. Римский сенат объявил его врагом и постановил, что он должен быть подвергнут каре, налагаемой на тех, кто совершил тяжкие преступления, находясь на должности, каковая имела следующую природу: предписывалось, чтобы преступник был отведен в тюрьму нагим с деревянной рогаткой на шее, и затем, после того, как его тело было жестоко высечено, он должен был быть сброшен со скалы[570].

Что касается самого Нерона, они назначили розыск во всех направлениях и некоторое время не имели сведений, куда бы он мог отправиться. Когда они, наконец, узнали, они послали против него всадников. Он, когда понял, что те приближаются, приказал своим спутникам убить и его, и самих себя. А когда они отказались, как из-за отсутствия