Этика Райдера - Дмитрий Костюкевич

В «Бульбяше» Печа отдыхал впервые. Массивные дубовые столы, соломенные абажуры, пивные бочонки вместо стульев, деревянные колёса и вилы на стенах, прислуга в сермягах. С колбас и кусков грудинки капал в жаровню ароматный жир, котёл над огнём вскипал пеной, пахло мёдом и дымом.

Весь этот пафос тянул на тройную наценку.

– Пулярку, пожалуйста, – не открывая меню, сказал Ник официантке в переднике. – Две половинки. Сушёную корюшку, гренки с чесноком и два пива.

Посетителей было не много, только один стол не пустовал: в углу на бочонках сидело трое мужчин, шумно, зычно, налегая на содержимое кувшина, стуча липовыми ложками.

– Цимус, ещё какой, – Печа осматривал внутренности «корчмы». – А что ты там хитрое такое заказал, а?

– Пулярку? Жирную кастрированную курицу.

– Чего?

– А того. В средние века Европа научилась измываться над курями весьма изысканно. Кроме обычной курочки, которая отваривалась в бульоне, и цыплят, обычно поджариваемых, имелось ещё два вида. Пулярка и каплун.

Печа положил на край стола пачку сигарет, сверху – зажигалку.

– А каплун – это старый, больной петух-евнух, да?

– Почти. – Никита придвинул стул-бочонок ближе, снисходительно улыбнулся. – Это кастрированный петух, специально раскормленный на мясо. Кормили от пуза и запекали беднягу. – Он поднял вверх палец. – Парадное блюдо, хочу заметить!.. Только причём здесь белорусская народная кухня, я не понимаю, но – хозяин барин.

– Значит, фиглярка…

– Пулярка.

– Если выбирать, то бабу, конечно, пусть и кастрированную. Всё приятней, чем мужика.

Пока из опустевшего кега краником цедили пиво – первому желанному бокалу всегда что-нибудь мешает, – Ник спросил:

– Видел в сети фотки пришельцев?

– Ага, давай, как же. Комп накрылся. А что, есть?

– Да куча. Только почти все липа. А сегодня на «Строке» появились – там вроде гимпом2 не увлекаются. Качество дерьмовенькое, но…

– И что?

– Страх болотный, бррр, – Ник картинно поёжился. – Вместо рук – лапы богомола, тело раздутое, бугристое, как тесто на пиццу, ног не видно, может, и нет вовсе, а фэйс на термостатический смеситель похож – продолговатый, блестящий, два глаза по бокам, и краником хобот висит.

– Блять, – скривился Печа. – Серьёзно?

– Забыл! Рот в брюхе, сраная топка. В чате писали, одному спецназовцу голову на раз отхватил, по недоразумению.

Печа прищурился.

– Да нет… Ты гонишь! А, сука, я чуть не повёлся!

– Чуть… ха! Проглотил за милую душу.

Принесли две оловянные кружки с пенными шапками. Друзья чокнулось, жадно приложились.

– Так что, – продолжил Печа после приятной паузы, – есть всё-таки фотки?

– Есть. Но муть нечёткая. С Эвереста, наверное, снимали. Или монтаж. Или аниме.

Допили пиво – мало его было, слёзы, и только. Ник заказал ещё по одной кружке. Платил сам, Печа не спорил.

– А это кто? Шеф-повар? – Печа показал глазами.

С лестницы спускался брючно-пиджачный мужчина.

– Администратор.

Администратор был узкоглазым. Тут европейское средневековье от стыда поперхнулось и закашляло. Он подошёл к столику в углу и принялся о чём-то беседовать с одним из посетителей. В руке – смартфон, с которым он постоянно сверялся, будто с переводчиком.

– О! Глянь на него, Ник. Элита пролетариата, – усмехнулся Печа, и усмешка его была весьма неприятной. – Как в этой стране устроиться на нормальную работу, когда этих чмошных иммигрантов хоть седлом жуй?! И все специалисты, куда там… Немчура, пшеки, япошки, пиндосы, азеры эти… везде! Директора компаний, консультанты, инженеры, прорабы, администраторы… Хавай кебаб, простой русский гражданин…

– Даже с очень широкими штанами и очень красным паспортом, – добавил Ник.

– Так и есть.

– А тебе кто мешает нормальным специалистом стать? Или хочешь после восьми классов сразу фирмой рулить?

– Причём тут я! Да и если… – Печа поставил кружку, так и не сделав глотка. – Тебе хорошо трепать, а как… как поступить в универ без лавэ, без дяди в комиссии, а?

– Учить, – вырвалось вместе со смешком у Ника.

– Ага, давай! Дрочить!

– Ну, поехало…

– Да не, Ник. Не скалься. Тут и с высшим поди устройся толково, сам знаешь, а без него… Господин Сунь Мой Хунь, мы рады принять вас на работу, а вы Печаев Алексей Леонидович, извините, но нам ни хера не подходите, уж больно рожа у вас славянская… Ага! Погодь, ща покажу… – Печа суетливо полез в джинсы, достал истёртый до желтоватых проплешин кожаный кошелёк и начал перебирать замусоленные визитки. – Вот!

Ник взял картонку, быстро пробежал глазами, как колонку некролога, в которой надеешься не увидеть знакомых имён, но потом хмыкнул и прочитал неспешно. Печа ждал эмоционального отклика. Дождался.

– Как? Нормуль? Дрон мне дал, а ему брат, он проектировщиком пашет. Привёз визитку этого Володи с какой-то питерской выставки.

– Во-ло-дя, – кривляясь, произнёс Ник. – Мы с Лё-хай бю-дэ-ма ця-бе на-ни-мать на трюд-ный ра-бо-та, дэ-лать ошень баль-шой за-ка-за…

Он бросил визитку на стол, покачал головой, потом снова взял, широко улыбаясь.

– Надо бы запомнить. Вот прикол.

Ник достал смартфон и, поискав лучшую освещённость, щёлкнул визитку.

– А то, – довольно подтвердил Печа и надолго приложился к кружке, поглядывая прищуренными глазами на друга, ловя каждую его реакцию.

Он знал визитку вдоль и поперёк.

Фирма – Китай «Аньза».

Хань Сюй (Володя).

Далее шли координаты и контакты на английском. И текст: «Китайская компания „Аньза“. Ваш надёжный партнёр и близкий друг! Ассортимент продукции: гибкие солнцепоглощающие элементы, светотехника, USB-аккумуляторы…».

Ник протянул визитку, Печа спрятал её в кошелёк.

– Всё равно, Лёх, этот Хань Сюй – а для друзей Володя – больше тебя шарит и больше хочет добиться от жизни. Видишь, фирму открыл, визиток штампанул, по выставкам мотается. А мы пиво жрём да треплемся.

– А то он не жрёт! Круглые сутки визитки раздаёт…

– Да я не о том… Что ты всё время выворачиваешь?.. – улыбаясь, прервал Ник. – И бухает Володя-сан и баб хендожит, и в туалет заглядывает, возможно, родного китайского производства, но визиточки-то всё равно при нём. Есть, что продать, что предложить. А у нас что? Недовольство?

– А кто эту жопу сюда пустил, чтобы он в Федерации торговал? Пусть светотехнику запуливает на просторах своей узкоглазой державы… Хули к нам лезть? Пускай кебаб хавает!

На лице Ника по-прежнему парила снисходительная улыбка.

– Он-то, может, и свалит. А толку? Ты займёшь его место? Что стране предложишь? Слюни свои?

Печа опустил голову.

– Всё равно… – сказал он притихши. – Даже, если бы и мог… не дадут… задушат… еле концы с концами сводишь порой, не то что куда вложить, доучиться… что ты знаешь…

У стола возникла официантка с двумя полными кружками, пуляркой, корюшкой и чесночными гренками.

– Лёх, прекращай. – Ник перестал улыбаться, постучал ногтём по оловянной ручке. – Давай, свежее подогнали. Каждый раз одно и то же: работа, политика, хрен-перец. О бабах надо тереть, о хорошем.

Печа кивнул. Взял пиво, не глядя на друга, мрачный, как беременная туча.

– Харэ рожу кривить. Что за дела? Помнишь, как на двадцать третье февраля на спор под ноль все побрились: я, ты, Пуля? А? Как от нас дети в магазинах шарахались? Тройка уголовников, твою когорту.

Теперь улыбнулся Печа. Пытался удержать улыбку внутри, но не смог:

– Было.

– Ещё бы не было, – обрадовался тронувшемуся льду Ник. – Мне мамка так и не поверила. Наверное, до сих пор думает, что менты в обезьяннике побрили. Пуля вообще стал похож на залупу, один ты – красава, что с гнездом, что налысо – бабы стонут.

– Ага, давай. У меня кепка рабочая с котелка спадала, прокручивалась. Мастер с ходу спросил: в аварию что ли попал?

– Авария тут причём?

– Череп бреют, чтобы рану зашить.

– А-а.

– Такие дела… блин, хорошо было. Я недавно в старом дворе нарисовался: калдыбал мимо, потянуло. Лавки нет уже нашей, «квадрата» нет, теперь там энергоблок для детской площадки… Ничего нет. Дома и те перекрасили…

– Всё течёт… В голове нашей зато осталось. Пока, во всяком случае. Как там Лец писал, м-м… Как приятно вспомнить время, когда предавался воспоминаниям.

– Чёткий быв пшек.

– Точно. Прочитал?

Сборничек «Непричёсанных мыслей» Пече подарил Ник. На день рождения. Вместе с армянским коньяком. Станислава Ежи Леца Лёха прочёл от корки до корки, два раза, делая пометки на полях.

– Половину, – сказал Печа.

Ник расщепил сухую рыбку и макнул в пиво.

– Пулю видишь? – спросил он.

– Пошёл он, – в сердцах бросил Печа. – Не знаю, кто такой. Как переехал, будто убили. Даже про свадьбу его узнал от общих знакомых. Тебя приглашал?