Виктор Цой – уста к небу, уста к земле - Сергей Шкляев

полноту посильного для человека Богообщения.

Я глух, но я слышу тебя.

Поэт поёт о слушании своим духом Бога и Его воли. Речь идёт не об обычном телесном (внешнем) слушании. Поэт слышит зов Божий сердцем, и одновременно это можно назвать видением Божией воли. Вновь повторю, Виктор Цой пишет исключительно верно и согласно со святоотеческим опытом.

Я не сплю, но я вижу сны.

Духом и умом Виктор Цой бодрствует, не спит, но видит духом сны как фрагменты генетической памяти и одновременно будущее бытие в Боге. Да не удивится читатель. Для Бога всё возможно, и Он вводит человека в Его познание — соединение.

В чине Божественной Литургии есть упоминание одновременно всех временных реальностей. На ней вспоминается: Крест, гроб, трёхдневное Воскресение, на Небеса восхождение, сидение одесную (пребывание на «троне» по правую сторону Отца), второе и славное вторичное пришествие Христа. Здесь не только воспоминание прошлых евангельских событий, но и представление будущего одновременно.

В обращении ко Христу священник говорит: «Ты есть Приносящий и (одновременно) Приносимый, Принимающий и Раздаваемый (также одновременно)». В другой молитве: «Ты со Отцом в горних сидишь и здесь (с нами) пребываешь». В текстах службы Входа Господня в Иерусалим слышим: «На престоле на Небе и на жеребёнке на земле (одновременно)». И другие тексты.

«Сны» Виктора Цоя об ином и от иного мира. В песне «Нам с тобой» есть слова: «А мне приснилось — миром правит любовь…» «Говорят, что сон — это старая память», — пел Виктор Цой в песне «Верь мне».

Здесь нет моей вины.

Автор поёт — как есть. Он как дитё идёт на зов Бога. Движение это обоюдное, но Цой от своего искания как бы отрекается по истинному видению своей ничтожности без Бога. Сам Истинный Бог говорит с ним, а Цой внимает («да молчит всякая плоть человеческая»). Бог говорит нам через совесть, и «здесь нет нашей вины». Бог сам стучит к нам, чтобы нам же и даровать Небо.

Я нем, но ты слышишь меня.

«Я нем» от благоговения (утончённого, благого трепета перед святыней). Уста и ум молчат, но Дух, по слову апостола Павла, «ходатайствует за нас воздыханиями неизреченным» (см.: Рим. 8, 26). Эту молитву без слов и приемлет, слышит Бог. Это подлинная молитва, её суть. Без такого наполнения внешняя молитва — ничто. Бог слышит и знает все наши нужды прежде нашего прошения к Нему.

И этим мы сильны.

Присутствием Бога с нашим духом мы сильны. Таинством соединения с Источником бытия — Богом род верных Христу людей духом силён. И здесь автор пишет: «Мы сильны». И этим подтверждает, что он говорит от имени святых, верных Истине, о Церкви.

И снова приходит ночь.

Это время отхода от дневной суеты, время глубоких прозрений.

Я пьян, но я слышу дождь.

Пьянеть можно от глубокого переживания Истины, это не состояние пьяного тела и ума, это надмирное опьянение духа. Это «пьянящая трезвость» от Истины. Об этом особом небесном вине говорил Христос: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца моего» (Мф. 26, 29), — а там всё неземное.

Об этом опьянении я упоминал выше, толкуя песню «Кукушка». В день сошествия Святого Духа на апостолов многие, услышав их говорящими различными языками, предположили, что все они напились молодого вина. Этим «Вином» был Дух Святой.

Говоря о «дожде», Виктор Цой вновь говорит о нашей отрезанности от Солнца Правды бесовскими полками — «облаками», идущими с «дождём и снегом»: «И стена из облаков-кирпичей — крепка», из песни «Странная сказка». «А над городом плывут облака, закрывая Небесный свет», — из песни «Звезда по имени Солнце». Певец слышит Истину и одновременно приближение «дождя» — сил зла.

Дождь для нас.

Дождь как епитимья — особое аскетическое, тренирующее волю и дух человека задание, даваемое опытным духовным руководителем в качестве духовного лекарства. Оно порой горькое, но крайне полезное для нас.

А Господь — Врач-Целитель наш. Земля — место для плача. Но кто увидел себя погибшим и обратился к Богу, такого человека Бог возвеселит небесным утешением. «Сеющие слезами — радостью пожнут», — слышим мы в церковном песнопении. При правильном шествии за Христом Господь утирает всякую слезу и Духом Своим возвеселяет дух человеческий.

Ободряет и словами апостола Павла: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славою, которая откроется в нас» (Рим. 8, 18). «Вам дано (даровано) ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Фил. 1, 29).

Одного святого спросили: «Кто научил тебя молиться»? Тот отвечал: «Бесы, они нападали, а я молился». Искусство побеждать зло приходит в реальном бою со злом, и Бог желает, чтобы мы победили в себе самих все силы зла. Растение при недостатке света больше тянется к свету, чем то растение, которое получает много света. Поэтому скорби и внешние беды (дождь для нас) понуждают нас всерьёз тянуться к Богу.

Скорби закаляют человека. Слово «закалка» имеет корень «кал». То есть выход за границу «кала», здесь нет упоминания слов «огонь», «жар», «пламень» (как было бы указано при описании кузнечных работ), но указан — «кал». Это звучит неожиданно, режет слух, но я не виноват, что наш язык имеет неожиданные глубины.

Огонь страстей — это огонь нечистот, кала от духов нечистых, от «царей нечистот». Удивительно, но в отношении участи души и духа огонь страсти и огонь кала абсолютно созвучны в сути. Как сталь закаляют при контрастах температур, так и характер и волю души и духа человека Бог закаляет в контрастах добра и зла, в благоухании и красоте воли Божией и смрада, уродства (выродства) воли диавола, на контрастах Света и тьмы, Истины и лжи.

В подтверждение написанного приведу слова апостола Петра: «Огненного искушения (от духов нечистых, духов кала), для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь» (см.: 1 Пет. 4, 12). И апостол Павел писал: «Ибо, как Сам Он (Христос) претерпел, быв искушён (от диавола, нечистого князя тьмы), то может