Сокровище - Трейси Вульф

угрозу. Однако сейчас мы не можем ждать и времени у нас в обрез.

– Значит, нам надо действительно привлечь ее внимание, – говорит Хезер.

– Как насчет того, чтобы оставить все как есть? – предлагаю я, когда Мароли встает, чтобы убрать со стола. – Мы проведем здесь ночь, а завтра отправимся в Адари, чтобы повидаться с Ниязом. Если мы узнаем, где сейчас королева, то двинемся туда и не остановимся ни перед чем, чтобы встретиться с ней.

– Похоже, это лучший план из всех, какие были у нас до сих пор, – замечает Иден, вытянув руку и положив ее на спинку стула Хезер.

У Хезер округляются глаза, и она вроде как застывает, словно не до конца понимая, в чем дело. Но она не отстраняется, а откидывается на спинку стула, чтобы ее спина коснулась руки Иден.

– Мне это кажется скучноватым, – ворчит Мэйси. – Хотя это, разумеется, звучит разумно. Я в деле.

Остальные тоже соглашаются, затем все помогают Мароли и Арнсту убрать со стола.

– Почему бы вам не пойти спать? – говорю я остальным. – А мы с Хадсоном здесь все закончим.

– Мы можем помочь… – начинает Иден, но замолкает, когда я, стараясь сделать это незаметно, кивком показываю на Хадсона, который то и дело печально поглядывает на рюкзак Тиолы. – Знаешь, вообще-то я здорово устала.

– Я тоже! – добавляет Флинт, который сразу понял, о чем я говорю, и широко, нарочито зевнул. – Я мог бы заснуть прямо сейчас.

Джексон фыркает.

– Как будто в этом есть что-то новое. – Но он все же следует за Флинтом к двери. – Огромное спасибо вам за ужин, Мароли и Арнст. Мы очень вам благодарны.

– Ты же ничего не съел, – говорит Мароли, добродушно покачав головой.

Он кивает, будто говоря «туше», затем открывает дверь и придерживает ее перед ней, чтобы она могла проводить их к бараку.

Вскоре Мароли возвращается, и, когда мы заканчиваем вытирать и убирать посуду, я снова благодарю ее и Арнста.

– Вы были к нам так добры, и мы очень, очень вам признательны.

– Вам нет нужды нас благодарить, – отвечает Арнст, улыбаясь. – Мне хотелось бы думать, что кто-нибудь сделает то же самое для Тиолы, если ей это будет нужно. К тому же после всего тех жертв, которые Хадсон принес ради всех нас, это самое малое, что мы можем сделать.

– Да, он настоящее чудо, – с улыбкой говорю я. Хадсон бросает на меня невеселый взгляд и за спинами Арнста и Мароли одними губами произносит: «Мне жаль», – но я только качаю головой. Потому что теперь, когда я смирилась с тем, что эти люди не помнят меня и мои отношения с ними стали не такими, как прежде, я более чем готова присоединиться к восхвалению Хадсона.

Он заслуживает, чтобы его ценили, он достоин куда большего, чем имел всю свою жизнь.

Я не могу не заметить, что он снова смотрит на рюкзак Тиолы, и мягко тычу его локтем.

– Иди возьми ее, – шепчу я. – Она усвоила урок.

И Хадсон, не теряя ни секунды, переносится к рюкзаку и расстегивает его. Он достает из него маленькую умбру и, взяв ее на руки, начинает шептать ей что-то на ухо. Когда она сворачивается калачиком на сгибе его руки, его плечи расслабляются, и я понимаю, что он опасался, что она не простит его за то, что он преподал ей урок.

Одно дело – кусать меня. Разумеется, я прощу ее. Но что будет, если она укусит кого-нибудь по-настоящему злобного? Будет лучше, если она усвоит, что кусаться нельзя – каким бы тяжелым этот урок ни был для Хадсона.

Он возвращается к нам, качая Дымку на руках, и мое сердце тает еще больше.

– Завтра утром Арнст нарисует вам карту и покажет лучший путь в Адари, – говорит Мароли, ведя нас по коридору к той же комнате, в которой мы жили, когда были здесь в прошлый раз. – И вы сможете отправится в путь.

Мы благодарим ее еще раз, но она только небрежно машет рукой и закрывает за собой дверь.

Когда мы оказываемся одни – или почти одни, поскольку Дымка опять дремлет у него на руках, – Хадсон поворачивается ко мне.

– Прости, – говорит он. – Я никогда не думал о том, каково тебе будет общаться с людьми, которые тебе дороги, но которые не помнят, кто ты, не знают, что уже встречались с тобой.

– Тебе не за что извиняться. Все в порядке. Ведь мы этого не знали.

Он смотрит на меня с сомнением.

– Я говорю серьезно. Когда мы попали сюда впервые, все здесь казалось мне каким-то чудным и мне было не по себе. А теперь это просто красота, и я этим прямо-таки упиваюсь.

– Ты этим упиваешься? – У него такой вид, будто он не верит своим ушам.

Но я в ответ только ухмыляюсь.

– Конечно. Как можно этим не упиваться? И в особенный восторг меня приводит вся эта история со святилищем Хадсона, которое они устроили здесь.

– Не вешай мне лапшу на уши. Эта хрень совершенно нелепа, и мы все это знаем.

– А по-моему, это чудесно. Ты достоин всех этих похвал. И статуэтка просто отпад.

– Да откуда они вообще взяли эту штуку? – со стоном бормочет он, закрыв лицо руками.

– Понятия не имею. Может, они сделали специальный заказ, чтобы им ее изваяли?

– Сделали специальный заказ? – Его британский акцент сделался таким ощутимым, что дальше некуда. – А тебе не кажется, что это полный бред? Сперва я думал, что они прикалываются надо мной, но откуда им было знать, что я вернусь и что к моему возвращению им надо приготовить весь этот чертов стол?

– Ничего это не бред! – возражаю я. – Эта статуэтка просто улет. Они даже смогли повторить твою прическу.

– Ничего подобного. – Его тон не допускает возражений, но когда меня это останавливало?

– Они изобразили ее совершенно точно, – не унимаюсь я. – Теперь мне остается только попросить тебя позировать для меня.

Одна его бровь взлетает вверх.

– Позировать для тебя?

Это звучит не как вопрос, а как выражение ужаса – так что мне становится еще труднее сдерживать смех.

– Да ладно тебе, – настаиваю я. – Прими эту позу.

На тот случай, если он сделает вид, будто не понимает, о какой позе я говорю, я копирую позу статуэтки. Гордо поднятая голова, расправленные плечи, выпяченная грудь, упертые в бока руки.

Теперь он вскидывает уже обе брови.

– Ты что, пытаешься изобразить Супермена?

– Нет, я просто повторяю позу, в которой здесь изображен ты, и ты это знаешь! – парирую я. – Давай. Прими эту