У Ромео был пистолет - Диана Лилит

Чем ты вообще думаешь, когда создаешь нашей семье проблемы?! – агрессивно шипит она. У нее мутный взгляд, запах алкоголя дает понять, что она пьяна.

Леон вовремя вмешивается, стараясь угомонить мать.

– Прекрати! Не лезь к ней, мама, оставь ее в покое! Ты же пьяна! – Он старается перекричать все те оскорбления, которыми она осыпает взрослую дочь.

– Ничто не меняется. – Даника разочарованно качает головой. – Знаешь, мам, поэтому я и ушла. Ты все так же пьешь, только взгляни, на кого ты стала похожа. Ты выглядишь на пятнадцать лет старше, на пятнадцать ужасных и тяжелых лет, полных разочарований и потерь. А ведь при желании ты могла бы все исправить! В доме с тобой невозможно находиться! У меня матери-то нет, есть вечно бухающий овощ, который закусывает спирт снотворными и антидепрессантами. У тебя мозги сохнут! – Данике так хочется высказать матери в лицо все, что она о ней думает, а Леон старается заткнуть их обеих. Он словно маленький ребенок, который пытается встать между ними, чтобы угомонить, но все бесполезно. После очередной попытки ударить Данику мать начинает реветь.

– Мам, успокойся. Я принесу тебе воды. Да не плачь! Ничего страшного не произошло! – Леон придерживает ее, но та падает на колени, закрывая лицо руками.

– Оставь ее, ты же видишь, у нее пьяная истерика, – с отвращением говорит Даника.

Леон окидывает сестру взглядом, полным разочарования.

– А отец где? – Даника оглядывается вокруг, а затем злобно усмехается. – Понятно. Я же сказала, ничто не меняется. Этот трус опять сбежал от проблем в объятия убогой шлюхи.

Ей безумно хочется уйти, но в какой-то момент становится жаль брата. В следующее мгновение в памяти начинает всплывать страшная картина избиения Ривера. Ненависть очередной раз одерживает над ней победу.

Пока Леон возится с матерью, Даника бросается к парадному выходу, но дверь закрыта, а ключей у нее нет. Она бежит к другим выходам из дома, но все они заперты. Они заранее подготовились к тому, что она будет сопротивляться. Осталось открыть окна.

– Не пытайся. Даже если ты вылезешь через окно, там высокие ворота. Их тебе не перелезть, сама знаешь, а пароль я поменял. Ты тупо останешься во дворе, – холодно говорит Леон.

– Ненавижу тебя, – шепчет она и отправляется в свою комнату, на второй этаж.

Закрыв за собой дверь, она тут же вытаскивает телефон и набирает Риверу.

Гудки тянутся убийственно медленно, и после десяти неудачных попыток Даника понимает, что Ривер не собирается ей перезванивать. Причин тому может быть много, вплоть до того, что Ривер, возможно, уже никогда не проснется.

Глава тридцать шестая

Головная боль не унимается уже третьи сутки. С каждой выкуренной сигаретой становится чуть легче, но только на час, затем неприятные ощущения возвращаются.

В доме своего психиатра Ривер чувствует себя оторванным от всего мира. Анна-Мария позаботилась о том, чтобы у него не было доступа к телефону и интернету. Вероятно, в этом есть и его вина. Ривер был чересчур наивен и рассказал ей обо всем, что произошло с ним, в том числе и о любви к Данике. Анна-Мария, в свою очередь, окружила его книгами, фильмами и разговорами. Она хотела сделать все, чтобы он не вспоминал о своей возлюбленной. Безусловно, Анна-Мария ревновала. Ей так хотелось удержать Ривера рядом, что это заставило ее пойти на отчаянный шаг: она подсадила Ривера на транквилизаторы, которые вызывали в нем такую сонливость, от которой он около восьми часов в день проводил в постели, не открывая глаз. Их историю можно сравнить с древнеримской легендой о Диане и Эндимионе. Диана – олицетворение Луны – полюбила смертного Эндимиона, олицетворение красоты, и, чтобы навеки привязать его к себе, усыпила его и каждую ночь, поднимаясь над землей, смотрела на него.

Но у Анны-Марии не было волшебных чар или божественного дара, потому все, чем она могла руководствоваться, – это ее психологические сеансы, которые давили на сознание Ривера и убеждали его, что Даника – трагическая ошибка.

Ривер не верил. Он кивал, делал вид, что соглашается, но лишь потому, что не хотел затягивать эти беседы: они его утомляли. Жаль только, что он не замечал, как они медленно превращали его в кусок льда, постепенно отбивали все чувства, что вспыхнули так ярко, как рождение сверхновой звезды. Отчасти такой эффект давали транквилизаторы: они строили его заново, словно робота без чувств и действий. Но Анна-Мария как будто ослепла и не видела, что рядом с ней разрушается человек. Она была достаточно эгоистична, чтобы отказаться от своих желаний во благо Ривера.

Ривер пребывал в странном состоянии. После того, что произошло, он ни разу не разговаривал с Даникой, не знал, что происходит с ней, с кем она общается, где находится. Он был неспособен чувствовать печаль, только опустошение оттого, что так внезапно потерял ее. Даже ненависть к Леону отошла на второй план. Ривер снова сходит с ума, и если бы не таблетки и разговоры с психиатром, которые парализовали его душу, то он снова стал бы видеть навязчивые галлюцинации.

Тем временем, словно зеркальное отражение Ривера, Даника была заперта в своем доме. Несмотря на то что она уже давно не подросток, ей не позволяли выйти наружу. Леон старался как можно чаще оставаться дома, просто чтобы разговаривать с ней. Единственное, что ей оставили, – связь. Она могла звонить, писать сообщения, но какой в этом толк, если Ривер не отвечает? Это ломало Данику. Она боялась, что он никогда не заговорит с ней. Но больше ее пугало то, что с ним что-то могло случиться. Даника не представляла, какие именно увечья нанес ему Леон, и неизвестность ужасала ее.

– Я принес тебе голландские вафли, – говорит Леон, приоткрывая дверь в комнату Даники.

Она молчит. Леон часто приносил ей всякие сладости, зная, что у нее есть привычка заедать меланхолию. Кажется, она даже слегка прибавила в весе. Правда, Данике все равно. Хочется просто забыться. Впрочем, как всегда.

Поставив тарелку с вафлями, Леон присаживает на край кровати.

– Не хочешь фильм какой-нибудь посмотреть?

– Не очень. Я уже устала смотреть фильмы, – честно отвечает она.

– Можем поговорить.

– О