Лузиады. Сонеты - Луис Камоэнс

Как две звезды, чей свет мне сердце сжег,

Взирают на меня померкшим взглядом,

Как годы, проносясь над вешним садом,

Иссушат свежий розовый цветок,

Как в пышных косах золотой поток

Серебряным прольется водопадом.

Всему перемениться суждено,

И чувства переменятся, сеньора,

Но запоздавшая любовь смешна.

Рыдайте — Вас отвергнут все равно;

Так месть моя свершится — пусть не скоро,

Но все-таки настигнет Вас она.

* * *

Помыслить мог ли я, любовь моя,

Что к своему злосчастию в придачу

Я так необратимо Вас утрачу.

Увы, сеньора, Вам я не судья!

И я познал всю горечь бытия.

К своей удаче брел я наудачу,

Все потеряв, теперь в печали плачу.

О, если б он был предан Вам, как я!

Но Вы в своем надменном безучастье

Не замечали скрытого огня

Моей немой, неутоленной страсти.

А я без Вас не мог прожить и дня.

Так знайте, я — в оковах Вашей власти,

И даже смерть не вызволит меня.

* * *

Влюбленный в нимфу, сколько слез и мук741

Принес Кефал отвергнутой Авроре,

Что лучшие ему дарила зори,

Бросая розы алые вокруг!

Спешит к Прокриде любящий супруг

И в дом родимый прибывает вскоре,

Но честь своей жены, себе на горе,

Он подвергает испытанью вдруг:

Вмиг изменив обличье и одежды,

Ей льстит и лжет, дает подарки в руки —

Прельщенная Прокрида молвит «да».

Так, убивая сам свои надежды,

Пускается на хитрости и трюки

Ревнивец, не довольный никогда.

* * *

Прокрида, уличенная в испуге

Укрылась от Кефала в дебри гор,

Хоть гнал ее, возможно не позор,

А лишь лукавство ветреной супруги.

Но муж, в любовном мучаясь недуге,

Утратил разум, и забыв с тех пор

Обиду, породившую раздор,

Отправился на поиски подруги.

Нашел ее, припал к ее стопам

И стал молить о снисхожденье, словно

Она чиста, а изменял он сам.

Так, пораженный слепотой любовной,

Безвинный муж, заглаживая срам,

Прощенья просит у жены виновной.

* * *

Как лебедь умирающий поет

На зыбкой глади озера лесного,

Когда впервые, скорбно и сурово,

На жизнь глядит уже с иных высот, —

О, если б он часов замедлил ход,

О, если бы расправил крылья снова!

Но славит он конец пути земного,

Освобожденье от земных забот, —

Так я, сеньора, здесь, в пути далеком,

Уже смирясь пред неизбежным роком,

Не в силах жить, берусь за лиру вновь

И снова славлю горькими словами

Мою любовь, обманутую Вами,

И Вашу изменившую любовь.

* * *

Мондегу742 тихий, ясная вода,

Воспоминаний край, для сердца чудный,

Где, ослеплен надеждой безрассудной,

Я шел за ней, но шел я… в никуда.

Я ухожу от милого гнезда,

Но памятью в мой путь, глухой и трудный.

Я уношу твой берег изумрудный.

Чем дальше ты, тем ближе, — так всегда.

Орган души, о родине скорбящей,

Судьба в чужие земли унесет,

К чужим ветрам, в неведомые чащи.

И все ж душа направит свой полет

На крыльях мысли, в прошлое летящей, —

Вновь погрузиться в глубь прозрачных вод.

* * *

Итак, судьбы узнал я благодать!

Лежу в пыли, и мне уж не подняться.

Все изменилось, так чему ж меняться?

Все потерял я, что еще терять?

Расстался с лучшим — значит, с худшим ладь.

Жить прожитым я буду впредь пытаться.

Но в мире зла, где злу и не дивятся,

На что и жить, чего от жизни ждать?

Пускай же смерть приходит, торжествуя.

Надежды нет, желаний больше нет.

Так пусть умру, хоть сердцу легче будет.

Ведь от добра уже добра не жду я.

Но средство есть от этих зол и бед,

И за него пусть мир меня не судит.

* * *

Уже Аврора кудри распустила —

Нимб золотой над зеленью земли.

Кругом поля сверкали и цвели,

Роса ждала всходящего светила.

Но Лауренте с Силвио уныло

Свои стада красивые пасли —

От той одной, единственной вдали,

Кого сама Любовь боготворила.

Зарю слезами Лауренте встретил:

«О нимфа, я не мил тебе, к чему же

Еще я жив, еще гляжу на свет?

Жизнь без тебя, быть может, смерти хуже!»

«Кто жив, тот любит, — Силвио ответил, —

Но и любви для тех, кто умер, нет».

* * *

Не верь обману, клятвопреступленью!

Но как забыть Надежду, свой оплот?

Увы, любовь не разумом живёт,

Она зовёт к страданию, к терпенью.

Легла на жизнь измена чёрной тенью,

И сердце с жизнью кончило расчёт.

А смерть? Хотящий смерти не умрёт,

И смерть могу ли приравнять к спасенью?

Я беспокойством сердца обречён

Надеяться, листая жизни главы.

Так повелел Любви слепой закон.

Но для чего мне призрак зыбкой славы,

Когда живу истерзан, удручён,

В плену надежд, исполненных отравы?

* * *

О Жизнь моя! От света Ваших глаз

Ведет мой жребий в смерть, в уничтоженье.

Что счастье там, где есть предназначенье:

Я всем владел — и вот во всем отказ.

Но я клянусь и в этот грустный час,

Что, если и убьет меня мученье,

В страну, где смерть, где вечное забвенье,

Переплыву я с памятью о Вас.

Пускай без Вас терзаюсь болью всюду,

Чем радость обрету хоть в чем-нибудь.

Забытый Вами, Вас я не забуду.

Пусть лучше память омрачит мой путь,

Чем, Вас забыв, я недостоин буду

Блаженства боли, мне стеснившей грудь.

* * *

Когда судьба мне испытанье шлет

И, Вас — мое блаженство — покидая,

Я должен ехать, изгнанный из рая,

Моей вины терпя жестокий гнет,

Суровость Вашу, гневный Ваш уход,

Тот страшный миг опять переживая,

Черствею вдруг, и боль, еще живая,

Уже не с прежней силой сердце жжет.

Как мог судьбы принять я перемену,

Как я не умер, как мирскую сцену

Тогда не бросил и понес мой крест?

Поверьте, все приму я без укора.

Уехав, больше я б страдал, сеньора,

Когда бы мукой не был мой отъезд.

* * *

Ах, наш жестокий враг, что заставляет

Вас покидать отчизну в нетерпенье,

Вас, светлый ум и красоты цветенье,

Кто из гнезда родного вырывает?

И что Фортуна Вам уготовляет?

Ветров враждебных ярое гоненье,

Морской стихии злое возмущенье,

Потоп, что к небу волны воздымает?

Но коль разлука наша неизбежна,

Пусть небо столько счастья Вам дарует,

Что превзойдет все Ваши упованья.

Пусть горькая кручина Вас минует.

Останусь я в печали безутешным,

И тяжек будет сердцу час прощанья.

* * *

Пускай враждебный Рок, моя сеньора,

Закрыл, мой смертный приближая час,

От глаз моих сиянье Ваших глаз,

В котором сердца скорбного опора, —

Моя душа не слышит приговора,

В огне сражений, в море — всякий раз

Она напоминает мне о Вас,

Дабы союз наш кончился не скоро.

Ей не прикажет и всесильный Рок!

Пусть голод, холод, бури, вражий ков —

В ней вечно Вы пребудете живая,

Чтоб мой дрожащий, хриплый голос мог

Все отогнать — и бури, и врагов,

Одно лишь имя Ваше называя.

* * *

Когда лучей искрящийся хрусталь

Пришла пора просыпать в мир Авроре,

Пастушка Низе уходила в горе

Из мест родных в неведомую даль.

Она взывала к небесам — ей жаль

Загубленного счастья, и во взоре,

Который блеском затмевает зори,

Ручьями слез расплескана печаль:

"Сияй, Аврора, вспыхни ярким светом,

Чтобы восхода алая струя

Несла покой сердцам, тобой согретым,

Но знай, что беспредельна скорбь моя,

И помни, что отныне в мире этом

Пастушки нет несчастнее, чем я".

* * *

Рассталась Низе навсегда с Монтану.

Она исчезла за грядою скал,

Но в памяти пастух воссоздавал

Черты своей подруги неустанно.

Он в Индии пред хлябью океана,

На посох опершись, свой взор метал

В пучину волн, в их дышащий кристалл,

Но безответна пелена тумана.

"Любви нетленной к той, что, мне на горе, —

Стенал он, — путь свершает свой далекий,

В свидетели зову я небосвод!

И если жаль тебе меня, о море, —

Вдаль унеси и слез моих потоки,

Как их причину, с пеной темных вод!"

* * *

Те очи светлые, что в час прощанья

Все о разлуке плакали со мной,

О чем теперь грустят? И облик мой

Лелеют ли в своих воспоминаньях?

И помнят ли годину расставанья

И час моих страданий роковой?