Лузиады. Сонеты - Луис Камоэнс

Нет, сущность открывается порой,

Когда постигнешь истины простые.

Так опыт научил меня живой!

* * *

Семь лет Иаков пас овец Лавана,743

Но не ему служил — его Рахили,

О чьей красе кругом ему твердили,

Чей образ он лелеял постоянно.

И хоть бедняк трудился неустанно

И лишь минуты встреч отрадой были,

Ему Лаван — так пишут в древней были —

Дал в жены Лию, став на путь обмана.

Но, верен лишь пастушке той прекрасной,

Ее отцу сказал пастух несчастный:

— Я прослужу еще семь лет сполна,

Твое всю жизнь готов пасти я стадо,

Но не одной, а многих жизней надо

Для той любви, что вечности равна.

* * *

О яблоня, блеск твоего плода —

Багрянец крови в белизне молочной —

Воссоздает в природе образ точный

Девичьих щек, горящих от стыда;

И пусть тебя не сокрушит вражда

Жестокой бури, гнущей ствол непрочный,

Пусть этот плод, искрящийся и сочный,

Не сгубят ни жара, ни холода,

Чтоб вечно душу грел твой кров зеленый

И восхищалось сердце, сколь чудесен

Твоих румяных яблок аромат…

Мне не сложить тебя достойных песен,

Я одного хочу — под тихой кроной

Забыть, в мечтах о прошлом, боль утрат.

* * *

Была такая на душе отрада,

Что я забылся и, отбросив страх,

Погряз в запретной страсти, в дерзких снах

И сам себя обрек мученьям ада.

Черты иного, памятного взгляда

Мне удалось прочесть в ее глазах,

И под напором чувств разбилась в прах

Рассудка ненадежная преграда.

Был мачехой загублен Ипполит744 —

Коварной Федрой, что в чаду порока

И вожделенья потеряла стыд.

За смерть его безвинную мне мстит

Теперь Амур, и до того жестоко,

Что сам своей жестокостью убит.

* * *

Хрустальный лик Дианы серебристой

В ночи над дольным миром воцарился.

Как в зеркале прозрачном, отразился

В нем ясный Феб в венце своем огнистом.745

И в лунном свете, нежном и лучистом,

Мне образ Ваш пленительный явился,

Он добротой и радостью светился,

Дышал отрадой и любовью чистой.

И я благословил луны сиянье,

Восславил темень благодатной ночи,

Что Вашей лаской дух мой укрепили.

Ведь днем от Вас не знал я состраданья,

Днем от меня Вы отвращали очи

И сердце горькой мукой мне томили.

* * *

Так бабочка, в восторге замирая,

На свет свечи летит в полночный час

И опаляет крылья каждый раз,

Пока не вспыхнет, заживо сгорая.

Аония, о прелесть неземная!

И я как эта бабочка подчас:

Летит в огонь твоих прекрасных глаз

Моя душа безумная, слепая!

Как высоко в мечтах я воспарил

И знаю, что погибну, без сомненья,

Самой судьбою обречен страдать.

Противиться Амуру нету сил,

Но для меня блаженные мученья

Великой славе гения под стать.

* * *

Как смерть в глаза видавший мореход,

Добравшись вплавь до берега чужого, —

Пускай "забыть о море" дал он слово,

Пусть он и ветер, и волну клянет, —

Уже назавтра, с сердца сбросив гнет,

Он золота, он бури жаждет снова

И вот воспрял, и длань его готова

Направить парус в гибельный поход, —

Так я от бури сладостного взора

Хотел бежать, я изменил отчизне,

Я слал проклятья ветру и волне,

Но возвращаюсь к Вам, моя сеньора,

Чтоб снова там найти источник жизни,

Где лишь недавно смерть грозила мне.

* * *

Воспоминание! О, как ты мне постыло.

В тебе любви отравленной настой.

Не унижай моей души, постой!

Кто жил тобой, того ты оскорбило.

Чем горе ты мое вознаградило,

Зачем коснулось памяти святой?

Уйди, я не хочу разлуки с той,

С кем смерть уже давно нас разлучила.

О, чаша исцеленья — ты пуста!

Нет места обездоленной надежде,

И плещется на дне лишь боль обид.

А в сердце только горечь разлита.

Моя судьба печальна, как и прежде,

И счастья луч лица не озарит.

* * *

Луга, леса в вечерней тишине,

Ручей, едва журчащий на просторе,

Иль тот, что в разрушительном напоре

Шумит, катясь по горной крутизне;

Граниты скал в лазурной вышине,

Согласные в своем нестройном хоре, —

Пока меня в оковах держит горе,

Отрады вы не принесете мне.

Другим стою перед тобой, природа,

Не радуясь ни краскам небосвода,

Ни весело струящейся воде.

Мне чудится пора совсем иная,

Я слезы лью, о прошлом вспоминая,

И здесь печалюсь так же, как везде.

* * *

Как в юности все радовало взор.

И музыкой в моей душе звучали

Зеленая листва в лучистой дали,

Поющие ручьи и гладь озер.

Печальных птиц разноголосый хор

Беспечным сердцем я внимал едва ли,

Когда над головой моей сплетали

Немые ветви призрачный узор.

Но прошлому вовек не возвратиться,

И этих дней я сохранить не смог.

Утраты боль в груди моей теснится.

Меня Амур, коварен и жесток,

Увлек — и навсегда в своей темнице

На слезы и стенания обрек.

* * *

Лишь только струны Аполлон сотряс746

И девять муз запели стройным хором,

Внимая лире золотой, с задором

Я взял перо и начал свой рассказ:

"Благословенны год, и день, и час,

Когда я ранен был прекрасным взором,

Благословенны страсть и пыл, с которым

Я покорился чарам этих глаз…"

Звучала песнь, но колесо удачи,

Раскрученное мстительным Амуром,

Свершило незаметный оборот.

Лучистый день застелен мраком хмурым.

Нелепо ждать, что будет все иначе.

Ведь это значит — худших ждать невзгод.

* * *

Любовь казалась сладкой мне когда-то;

В плену надежд несбыточных и грез,

Не видя притаившихся угроз,

Душа цвела, желаньями объята.

Все фальшь и ложь, чему я верил свято!

Надежды пролились ручьями слез!

К вершинам счастья Рок меня вознес,

Но тем скорей и горестней расплата.

Кто высших благ и радостей достиг,

Неисцелимой скорби предается,

Когда судьба ему изменит вмиг;

Но как бы ни был яростен и дик

Ее удар, спокойным остается,

Кто видел мир и ко всему привык.

* * *

Туманный очерк синеватых гор,

Зеленых рощ каштановых прохлада,

Ручья журчанье, рокот водопада,

Закатных тучек розовый узор.

Морская ширь, чужой земли простор,

Бредущее в свою деревню стадо, —

Казалось бы, душа должна быть рада,

Все тешит слух, все восхищает взор.

Но нет тебя — и радость невозможна,

Хоть небеса невыразимо сини,

Природа бесконечно хороша.

Мне без тебя и пусто и тревожно,

Сержусь на все, блуждаю как в пустыне,

И грустью переполнена душа.

* * *

Блажен, чья жизнь лишь тем омрачена,

Что он гоним красавицей надменной.

Он всё же мнит в надежде неизменной,

Что лучшие настанут времена.

Блажен, кому в разлуке суждена

Лишь боль о прошлом. Он в душе смиренной

Таит лишь страх пред новой переменой,

А боль уж в нём, и уж не так страшна.

Блажен и тот, кого грызёт досада,

В ком гнев кипит, бушует возмущенье,

И кто не знает, что такое смех.

Но жалок тот, чьё сердце было б радо

Любой ценою вымолить прощенье

За те дела, которых имя — грех.

* * *

Зарею ли румянит мир весна,

Сияет ли полдневное светило,

Я над рекой, где все теперь немило,

Былые вспоминаю времена.

Здесь убирала волосы она,

Здесь улыбнулась, тут заговорила,

Там отвернулась и лицо закрыла,

Моим вопросом дерзким смущена.

Там шла и тихо что-то напевала,

Тут села и ромашку обрывала

И уронила голову на грудь.

Так, весь в минувшем, день и ночь тоскуя,

Сплю и не сплю, живу и не живу я, —

Пройдет ли это все когда-нибудь?

* * *

Я встарь Любовью жил.

Умел в Любви лишь то, что ново,

И в жажде необычного улова

Предмет Любви менял я без труда.

Сменялась увлечений череда,

И одному соблазну для другого

Я изменял, не сдерживая слова,

И новый пламень вспыхивал тогда.

А если я, бывало, бремя сброшу,

То лишь как тот, кто скидывает ношу,

Чтобы затем устать еще сильней.

Тебе, Любовь, за эти муки слава!

В них цель твоя, они твоя забава,

Страданья тех невозвратимых дней.

* * *

Когда брожу я по лугам зеленым,

Везде за мной летит пичужка вслед.