Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, поддержали и утешили…
— Я к тому, что в ноябре прибыл на историческую родину и вождь большевиков — Ленин. Прежде их партия была против индивидуального террора, зато теперь Ильич — так зовут его соратники, выдаёт следующие рецепты, к сожалению, не кулинарные, — потряс газетой.
— Браво! Чувствую, сейчас развеселите.
— Так точно. Власти срезали цензурные барьеры, — осуждающе глянул на Трепова.
— Вы своим порицающим взором ступайте министра внутренних дел Дурново ешьте, — разозлился генерал.
— Да «ел» уже. У меня, знаете ли, выработалась привычка ходить на работу пешком. И каждое утро покупать газеты «Вперёд», «Революционную Россию» и другую, недавно подпольную прессу. Полюбуйтесь их девизами: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» или «В борьбе обретёшь ты право своё». А масса сатирических листков и журналов, что смеются над армией и полицией. Особенно изощряются в злопыхательстве сатирические журналы «Клюв», «Бурелом», «Нагаечка». Посмотрите, кто авторы!? Почему одни евреи на редакторских постах и на ведущих корреспондентских должностях? Очень мягок и демократичен наш государь… Амнистию врагам Отечества объявил. Сколько мы с ними боролись и нате вам. Не виновны! Вместо того, чтоб в Сибирь отправить, простил душегубов. А ведь они деда его убили. Вождю нельзя быть добреньким… Добрым — можно! А добреньким — нельзя!
— Вас за такие речи, Александр Васильевич, самого в Сибирь следует сослать, — пошутил Трепов. — Думаете, мне приятно, что Вера Засулич, стрелявшая в моего отца, тоже амнистирована и прибыла в Россию, — сумрачно перебрал бумаги на столе. — Обосновалась на хуторе Греково в Тульской губернии. Узнав об этом, Пётр Николаевич Дурново, в разговоре, погрозил этак пальцем, и с улыбкой посоветовал не опускаться до мести…
— Сочувствую вам, Дмитрий Фёдорович, но что там — забытая всеми Засулич, коли сам поп Гапон торжественно прибыл в Петербург.
— И так же торжественно завербован уже Рачковским, — ухмыльнулся Трепов. — Дружка его, Рутенберга, тоже освободили, но тот скрылся. Чего вы хотели прочесть–то?
— Ах да, — спохватился полковник, раскрывая газету с лозунгом объединения пролетариев. — Ленин даёт советы «в свете новых задач дня». Пива, наверное, швейцарского перепил… Призывает «к радикальным средствам и мерам, как наиболее целесообразным». Предлагает создавать отряды революционной армии, он их называет «боевые технические группы», которые должны не ждать оружия из центра, а вооружаться, чем придётся. Годится револьвер, нож, бомба, кастет и даже тряпка с керосином для поджога. После этого следует совершать нападения на городовых, полицейских и жандармов. Особенно не выносит, как, впрочем, и все революционеры, казаков. И защищает методы террора перед своими товарищами: «Когда я вижу социал–демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что говорят?» — оторвался от газеты. — И вот уже в Екатеринбурге создан боевой отряд под руководством Якова Свердлова. Вооружённые грабежи и вымогательства… Ленин, кстати, объявил грабежи допустимыми средствами революционной борьбы.
— Начинайте с завтрашнего дня разгребать эту революционную помойку с Петербургского Совета. А следом и Свердловым займёмся.
Собрав в кабинете Охранного отделения офицеров, Герасимов поставил им задачу ликвидации Совета рабочих депутатов.
— Носаря мы арестовали, но его заменили Троцкий и Парвус. Как мне доложили наши аналитики, Парвус—Гельфанд — финансовый гений, а Троцкий — политический. Молодой, да, как говорится, из ранних. Двадцать пять лет всего, но амбиций — через край. Приехал вместе с женой, мадам Седовой. Знаете, господа, что это за штучка? — оглядел подчинённых. — Дочь Животовского, объединённого с банкирами Варбургами, компаньонами и родственниками Якова Шиффа. То есть, относится к финансовой группе, которая спонсирует начавшиеся беспорядки, а до этого — Японию, в её борьбе с Россией. Вот и получилось, господа, что войну проиграли не японцам, а денежкам Шиффа и компании. И эти же денежки поставили Троцкого во главе революционного списка наших врагов. Рассчитывая в будущем, думаю, поднять его ещё выше… Именно этого деятеля нам и предстоит отправить на проживание в Сибирь.
— Да с такими деньгами и связями, господин полковник, он вскоре окажется на свободе где–нибудь в Швейцарии или Америке, — сделал умозаключение жандармский ротмистр.
— Наше дело взять его под арест, что я поручаю вам. А там, как говорят финские революционеры: будем поглядеть…
Вечером 3 декабря, армейские подразделения и полиция оцепили помещение Вольно–экономического общества, где заседал Совет.
Жандармский ротмистр, войдя в зал, прошёл к трибуне, за которой в это время выступал Троцкий, и при полной тишине стал зачитывать ордер об аресте членов Совета.
— Есть предложение принять к сведению заявление господина жандармского офицера. А теперь, уважаемый, покиньте зал заседания Совета рабочих депутатов, — властно глянул на представителя власти.
И тот, в полном замешательстве, к удивлению членов Совета, ретировался.
— Товарищи, — выкрикнул с трибуны Троцкий, — времени у нас в обрез. Уничтожайте документы, материалы, которые могут быть использованы жандармами против вас, а тем, кто имеет оружие, приводите его в негодность и выбрасывайте.
— Господин ротмистр, а почему вы один, не вижу арестованных, сидя в санях у входа в здание, с удивлением поинтересовался у подчинённого Герасимов.
— Господин полковник, виноват, — растерянно развёл тот руками. — Сам не понимаю, почему так случилось.
— Завтра — рапорт об отставке по состоянию здоровья, на стол. Больше для вас сделать ничего не могу, — направился внутрь здания.
— Кого я вижу-у… Кто к нам пожаловал… Сатрап и душитель свободы, — нагло глядел на офицера Троцкий.
«Вот под этим напором, видимо, и «спёкся» мой ротмистр», — улыбнулся главному революционеру:
— И я рад вас видеть, господа бомбисты и злоумышленники, — в шутку поклонился обществу. — Позвольте скомпрометировать вас перед законом… Весёлых деньков вам, товарищи, на каторге, — кивнул жандармам, чтоб выводили задержанных.
— А вам, как вернёмся, приятно повисеть на столбах. И чтоб свежий ветерок овевал бренные жандармские останки.
— Романтичные опиумные грёзы… При случае, презентую вам набор кастетов.
— Благодарю, — дурачась, расшаркался с полковником Троцкий. — Я, в свою очередь, подарю вам прекрасный набор намыленных верёвок.
— На сём праздничном моменте закончим, господин бомбист, богословский диспут и милости прошу в уютную тюрьму. По знакомству, прикажу выделить камеру на солнечной стороне, — поехал в Охранное отделение, куда стали поступать донесения об обысках и арестах руководителей и активистов революционных партий и боевых дружин.
Днём прибыл с докладом к генералу Трепову.
— Дмитрий Фёдорович, смею поздравить ваше превосходительство с полным разгромом и пресечением вооружённого восстания в столице. Мною была задействована усиленная команда наружного наблюдения в составе двухсот пятидесяти человек. Они выследили подпольные оружейные мастерские, дома, квартиры, запасные явки революционных злоумышленников, пути получения литературы и оружия. Были сделаны подробные списки, схемы связей и маршрутов поступления боевых средств. Рассчитано число войсковых и полицейских команд, их состав, маршруты выдвижения. Работа велась по семистам пятидесяти адресам.
— Выношу вам благодарность, господин полковник, — пожал руку Герасимову Трепов. — Машина сыска под вашим руководством заработала неотвратимо и грозно. Сколько произведено арестов на данный момент?
— Триста пятьдесят обысков и арестов. Взяты три динамитных лаборатории и пятьсот готовых бомб. Также много оружия.
— Представляю, как это всё могло аукнуться в Петербурге. Сегодня непременно доложу о вашей деятельности государю.
— У нас на сегодня намечены ещё четыреста акций. Задержано несколько адвокатов. Особенно возмущался арестом и угрожал последствиями некий Александр Фёдорович Керенский. Хотя имеются сведения, что он являлся начальником боевой дружины эсеров Александро—Невского района. Задержаны Троцкий, Парвус, Дейч… То есть вся верхушка Совета.
— Думаю, что в Петербурге восстание сведено на нет. Теперь на повестке дня стоит Москва. А во вторую столицу государь назначил на должность генерал–губернатора адмирала Дубасова. Жёсткий господин. Порядок непременно наведёт.
— Так точно! Даже героя русско–японской войны капитана первого ранга Руднева не пожалел и посодействовал, чтоб тот получил отставку. Якобы отказался принять дисциплинарные меры к проштрафившемуся экипажу.
— Для флигель–адьютанта Руднева русский моряк — святой человек. Государь это понял и уволил его контр–адмиралом.
- Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду - Александр Ильич Антонов - Историческая проза
- Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж - Историческая проза
- Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове - Валерий Осипов - Историческая проза
- Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров - Историческая проза
- Жены Иоанна Грозного - Сергей Юрьевич Горский - Историческая проза
- Кудеяр - Николай Костомаров - Историческая проза
- Может собственных платонов... - Сергей Андреев-Кривич - Историческая проза
- Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер - Историческая проза
- Тепло русской печки - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза