Крапивник - Екатерина Концова

и махнул рукой, как аристократ, прогоняющий слугу. — Можешь идти отсюда, мой личный раб.

Фыркнув, Эдмунд вышел из комнаты.

Сбежав по лестнице, парнишка юркнул в помещение аптеки.

— Па.

— Сейчас.

Подросток встал у отца за спиной, ожидая, когда тот закончит с поздним клиентом. Аптека должна была вот-вот закрыться на ночь.

Человек вскоре ушёл, растворившись в стене дождя, и мужчина развернулся к отпрыску:

— Чего тебе?

— Платок завяжешь?

Как звали отца я знала — Раймонд. Он подвёл мальчика к зеркальцу и принялся разъяснять ему, очевидно не в первый раз, как завязывается платок.

— Если хорошо вот тут намотешь, можно пуговицы не застёгивать, понял?

— Ага, — худо-бедно, но Эдмунд справился с задачей, чем был очень горд.

— Напомни завтра, чтобы мы с сходили в ювелирный, и заказали тебе заколку, — отец открепил от своего платка серебряную брошь в виде инициалов «Р.Р.». — Пока походи с моей.

— Спасибо.

— Ты купил себе такую? — спросила я, пока отец крепил её к одежде сына.

— Да. Но не ношу. Не нравится, — слышно было, что слова в голе вставали комом.

Вместе с Эдом, почти моим ровесником сейчас, мы сбегали на кухню за тортом в количестве двух кусков и вернулись на второй этаж.

Большой кусок был передан рыжему парню, а маленький Эд унёс с собой.

— Карстен просил передать, что у него светильник трещит, — сообщил Эдмунд, отламывая вилочкой торт.

— Нам не пора? — некое шестое чувство — накал в эмоциях, которыми было окрашено воспоминание — подсказывал, что конец близок.

— Время есть, — с мольбой или внутренней истерикой забормотал Эдмунд. — Минуту… Всего минуту…

Мать, занятая какими-то лентами, крикнула:

— Карстен, выключи пока светильник, я позже посмотрю, ладно? Почитай на кухне.

— Ладно, — донеслось из коридора.

Эд поставил торт на стол возле окна, выходившего на улицу. Вернее это было не окно, а дверь, ведущая на балкон.

— Пойдём отсюда!

— Минуту…

Его мать выбрала синюю ленточку и встала рядом с мальчиком:

— Можем сделать тебе окантовку на воротник куртки. Хочешь?

— Зачем?

— Эд… — я оглянулась на учителя.

— Чтоб быть красивым, — чуть раздражённо ответила женщина. — Неужели тебе совсем нет…

Прогремел взрыв. Стена, общая с комнатой брата разлетелась на куски. Из — за неё вырвались поток пламени и ударная волна.

Всё произошло буквально за мгновение: взрыв, огонь, обломки… мать, отделявшая Эдмунда от стены, инстинктивно обхватила ребёнка, защищая. Взрывом их отбросило к балкону.

Эдмунд слышал звон стекла, спиной и затылком чувствовал удар.

Сильный толчок в поясницу — удар о перила. В глазах у мальчика стало темнеть, но он успел понять, что лежит на балконе, в луже под дождём, отделённый от пылающей комнаты потерявшей сознание матерью.

Что-то белое, вроде магической энергии поплыло перед глазами, но Эд не вполне отдавал себе отчёт об этом — для него мир постепенно преобразовывался в хоровод пятен.

Стало темно.

Далее, сменяя друг друга, мелькнули несколько воспоминаний.

Больница, где восстанавливали Эда.

Наполовину сгоревший дом, от второго этажа которого остались только некоторые стены.

И кладбище. Три гроба. Тела накрыты белыми простынями. Два имели вполне чёткие формы, третье же — полагаю, брата, оказавшегося в эпицентре взрыва — было искорёжено настолько, что я не сразу поняла, с какой стороны ноги, а с какой голова.

Эти воспоминания не были чёткими. Под действиями лекарств и страшных событий, Эд не всё запомнил.

Я не глядела на учителя. Понимала, что если мне просто страшно — ему в десятки раз хуже.

Несколько секунд мрака. Наверное, моё желание перевести дух заставило воспоминания остановиться.

И вот уже столовая академии. Эд шёл меж столов от стойки для выдачи еды. Он выбирал, где сеть.

Длинное помещение с узкими высокими окнами всё было увешано артефактами-светильниками.

В животе возникло тяжёлое холодно ощущение.

Нет, я не начну шарахаться от них, в конце концов, это взорвался не мой дом и не мои родные были в тех гробах. Этих людей я знаю по коротким воспоминания, не более, но…

Перед глазами стоял образ отца. Его экспериментальный артефакт. И взрыв. Это я видела в настоящем.

Тёплая ладонь легла на плечо:

— Испугалась? — учитель смотрел виновато. Было ясно, что ему тяжело, но, несмотря на это, ярче всего с лица читалось беспокойство.

— Да.

— Прости. Я думал… успеем.

— Не извиняйся. Я понимаю.

Он с нежной улыбкой пригладил мне волосы.

Четырнадцатилетний Эд сел на центральный ряд из трёх. Два других разместились вдоль стен со светильниками.

— Эй, это же ты Рио, да?

К Эдмунду подошёл парень лет семнадцати.

— Да.

— Мы с Картстеном вместе учились.

— Понятно, — без энтузиазма отозвался мальчик и упёр взгляд в тарелку. В его эмоциях были лишь боль и пустота.

— Я соболезную. У нас в классе это тоже трудно приняли. Он был классный парень. Его даже мадам Лониан ненавидела меньше других.

— Угу, — Эд ковырял еду.

— Ты действительно уже применяешь плетения?

— Да. Он рассказывал обо мне?

— Частенько. Даже пару раз шутил, что тебе уготовлено стать любимчиком мадам Лониан. Или как минимум великое будущее, — парень усмехнулся.

Эд поднял на него удивлённый взгляд.

— Ну, короче, я что хотел сказать, — парень почесал затылок, вспоминая. — Короче, обращайся, если что.

Он хлопнул мальчишку по плечу и ушёл к другому столу, где его уже ждали.

Эдмунд упёр взгляд куда-то в угол стола, раздумывая.

Лиловый туман затянул воспоминание наполовину. В таком состоянии перед нами замелькали короткие моменты, по несколько секунд каждое: сначала Эд просто лежал в разрушенном доме на обугленных остатках постели, потом начались уроки, библиотека, тренировки и эксперименты. Эдмунд постепенно сосредоточился на обучении — у него не осталось ничего другого.

Неделя за неделей, навёрстывал упущенное в общении со сверстниками. Часто дрался на дуэлях, влипал в неприятности и легко вливался в компании. Ему удалось достичь баланса между заучкой-отличником и разгильдяем, влезающим везде, где не надо.

Аслан — упитанный короткостриженый мальчик ткнул Эда, сидящего рядом:

— Я спишу?

— Ладно, — Эдмунд подвинул ему тетрадь, а себе кулёк промасленной бумаги, в которую было завёрнуто печенье — круглое, золотистое, покрытое с одной стороны глазурью. — Угощусь?

— Лады, — Аслан быстро копировал решение задачи. — Считай оплата за интеллектуальный труд.

— Песочно-тестовой валютой.

— Еда — это универсальная денежная единица.

К моментам обучения и общения примешался заработок в виде продажи решений к домашним и контрольным.

Мир снова заволокло плотным туманом.

Место, где мы оказались, представляло собой кольцо трибун с полем внутри.

— Я тогда собирался провести какой-то эксперимент.

Аслан отошёл на безопасное расстояние от Эдмунда, а над экспериментатором засиял защитный купол.

С трибун, где ошивались другие студенты, стали подтягиваться зрители.

— Я