Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин

ее стороны было каким-то вялым и неуверенным. Он взглянул на свою девушку. Вид у той был обалдевший и пришибленный. Он сначала было засмеялся, так неловко и нелепо выглядела его спутница, а потом осекся, напоровшись на ее непонимающий и недоумевающий взгляд.

— Что это было? — медленно выговаривая слова, будто все еще не до конца пришла в себя, проговорила она. — Там ясно было написано, что это комедия.

— Ну да! Конечно комедия. Я несколько раз уже смотрел ее. Мне нравится, — бодро ответил он.

Она посмотрела на него с какой-то материнской жалостью в глазах, как будто он был ее единственным ребенком, да и то больным на всю голову. Затем, молча, встала с кресла и побрела, едва не запинаясь к выходу. Он поспешил за ней, явно не понимая ни ее реакции, ни реакции окружающих на бессмертное творение Эльдара Рязанова. Уже выйдя на свежий воздух, он попытался выяснить причины ее неадекватной, по его мнению, реакции. На его вопросы о том, что не так, она сначала только хмурилась и отмалчивалась. В конце концов, это ей самой надоело и ее прорвало. Короткие, как экономные пулеметные очереди фразы срывались с языка симпатичной девушки и обличительным градом посыпались на ни в чем не повинного в людских грехах ангела:

— Да какая же это комедия?! — в запале восклицала она. — Три десятка взрослых, и судя по всему серьезных людей, из диалога которых я поняла, что все они научные сотрудники одного учреждения, призванного охранять животных, заперты в музее таксидермии. Ничего себе охрана редких видов животных?! Я так же поняла, что они принадлежат к разным ступеням научной иерархии. И о чем они спорят, оставшись после работы? О проблемах науки?! Нет. Об оздоровлении отношений внутри коллектива?! Тоже нет, а зря. А о чем же тогда?! О каких-то огороженных кирпичом участках, если не ошибаюсь, примерно 20-ти квадратных метров каждый, под названием «гараж». Для чего?! Для того, чтобы поставить туда индивидуальное транспортное средство. Но позвольте, а причем тут стены научного заведения? Эти люди, вообще, чем занимаются? Какие научные проблемы решают? Или они собрались на ярмарку своего мещанского тщеславия?

— Видишь ли, — попробовал вставить он.

— Вижу. Ты хотел, чтобы я высказалась? Я высказываюсь. Потерпи, я скоро закончу, — перебила она его в пылу полемического задора с самой собой. — Что уж это за такие волшебные квадратные метры и где они находятся, если из-за них готовы продать Родину и дом, в котором родился?! Почему ты смеешься? Разве я сказала что-то смешное?!

— Нет-нет, все нормально. Это я так, — поспешил он успокоить ее.

— Словно дикие животные в Колизее, о которых я читала, они готовы разорвать друг друга на части, забыв о своих семьях, голодных детях ждущих их дома и прочем. И почему кучка людей, научный ранг которых, судя по всему выше остальных, присвоила себе право распоряжаться судьбами остальных людей?! Наоборот, чем выше заслуги перед обществом и наукой, тем скромнее должен вести себя их носитель. Подкуп, шантаж, грязные сплетни и намеки — все идет в дело. По-твоему я должна смеяться над этим? Ни одной светлой личности! Ни одного положительного персонажа, — не унималась Ирия.

— А как же Малаева? — вставил-таки слово Захария.

— Это какая, Малаева? — морща лоб, спросила она.

— Маленькая такая, с печальными глазами, — вспомнил он образ Ахеджаковой.

— Э-э, нет! Я сама женщина, и меня печальными глазками и тихим голоском не проведешь. Ее героиня, хитрая, как степная лисица. Именно она является самой безжалостной и беспринципной особой во всей этой компании троглодитов, не считая директрисы рынка. В этой развеселой компании беспринципных людоедов, она является главным упырем. Полетела отвоевывать, причитающиеся ей квадратные метры, попутно бросив своего маленького ребенка, вспомнив о нем лишь однажды, да и то вскользь. Притворившись особо несчастной, для успешного манипулирования чувствами окружающих, еще не до конца покрытых шерстью, выхлопотала себе не только «место под солнцем», но и бесплатный ремонт своего авто. И тут же успокоилась, когда гроза миновала, забыв о тех, о ком она еще так недавно вещала. А когда пошла вторая волна, то она, украв ключ, опять оказалась на коне, впереди восставших во всем белом и чистом! Усовершенствованная и адаптированная копия попа Гапона.

— Э-э, — собираясь с мыслями от такого неожиданного ракурса в представлении сюжета, — проблеял он, разводя в бессилии руками, — гротесковые формы и применяемые гиперболы…

— Да я плакать хотела от этих гротесковых форм! Во рту горько, будто хины нажралась! Пошли отсюда скорей.

Ему ничего не оставалось, как только еще раз разведя руки, последовать за ней. «Или у девочки чувство юмора отсутствует напрочь, или же у меня вконец оно испорчено длительным общением с землянами» — думал он, бережно беря под руку юного кинокритика. Несомненным было одно, эта невысокая молодая почти еще девочка за три дня знакомства уже во второй раз удивила его зрелостью и неординарностью своих суждений. Тем временем она уже немного остыла и уже совершенно спокойным голосом спросила:

— Ну-с, кавалер, куда направим свои стопы?

— Горечь хины требуется чем-то перебить, — осторожно начал он. — Как ты насчет кафе?

— Я пока не голодна, да и мороженое мне нельзя, а я запросто могу там сорваться и облопаться, — уныло ответила она. И тут же продолжила. — А вместе с тем мне необходимо избавиться от стресса. А что у нас лучше всего помогает от него избавиться?

— Не знаю, — растерялся он, — может какие-нибудь положительные эмоции, спокойная и непринужденная обстановка, мягкий приглушенный свет, неспешная беседа, способная провести курс общей релаксации. В общем, так как-то.

— Верно! — воскликнула она. — Ты просто читаешь мои мысли! Идем!

— Куда?

— В кабак, конечно! — со смехом ответила она и потянула в сторону телепорта. — Сам же перечислил все признаки пивнушки, а теперь в отказ пошел?

— Да я как-то не имел в виду ничего подобного, — морща лоб и вспоминая места, подходящие под описание, произнес Захария. — Есть, правда, одно местечко. И если за тридцать лет оно не закрылось, то можно его посетить.

— Какое? — живо откликнулась боевитая девица.

— В переулке Голубых Орхидей, было тихое местечко, излюбленное философами и нетребовательными к еде посетителями…

— Это где такой? Я хорошо знаю Город, но что-то не помню такого переулка, — сдвинула она серьезно бровки, но ее губы продолжали улыбаться. — В какой притон ты собираешься меня затащить, бедную и несчастную?

— Что ты такое говоришь?! Какой притон? Я и слов-то таких не знаю, — испуганно забормотал он. — Просто маленькая таверна. А переулок находится слева от центрального входа в «зоосад». Он совсем крошечный — пара двухэтажных