Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин

Одессе это не одно и то же. Тамошнее общество, достаточно однородное как по генотипу, так и по кастовому мировосприятию, зараженное снобизмом не принимало меня тогда, да и сейчас не спешит раскрыть объятия перед своим пасынком. Здесь же, общественный дух самосознания нивелирует все шероховатости, связанные с прошлым воспитанием и так называемым «зовом крови», что меня вполне устраивает.

В это время во двор, из темноты таверны вошли еще несколько человек. Эзоп мгновенно, и кажется даже, что с каким-то облегчением, соскочил со своей табуретки, чего вряд ли можно было ожидать от его массивного и неловкого телосложения, и заспешил навстречу новым гостям. Трое прошли в дальний конец дворика, а четвертый, со свернутой в трубку газетой, занял соседний с нашими героями столик. Вот этот четвертый больше всего и заинтересовал своим появлением Захарию. Несмотря на погожий день, одетый в безукоризненный черный костюм с галстуком, пожилой, седой, с отчетливо выраженной носогубной линией, опущенными уголками губ и выразительными глазами, он чем-то смахивал на старого, умудренного жизнью и невзгодами, но не сломленного бульдога.

— Ага. Вот тот, кто мне сейчас и нужен больше всего, — прошептали губыангела. Он встал из-за столика и направился к соседнему, за которым расположился пожилой клиент, небрежно бросивший свою газету на столешницу и барабанивший по ней своими пальцами незатейливый мотивчик в ожидании Эзопа.

— Ты куда?! — с тревогой в голосе спросила Ирия.

— Я сейчас, — бросил он ей на ходу.

Подойдя к столику с одиноко сидящим клиентом, он поздоровался:

— Здравствуйте, уважаемый Лев Николаевич!

Клиент оторвал взор от столешницы и поднял его на нарушителя своего уединения.

— Здравствуйте, — вежливо, но несколько суховато поздоровался он в ответ. — Простите старческую забывчивость, никак не признаю вас. Где я имел честь быть вам представленным?

— Простите меня еще раз великодушно, — рассыпался в извинениях полковник. — Я не имел чести быть лично с вами знакомым. Меня зовут Захария.

— Захария?! — вопросительно выгнул бровь старик. — Это не тот ли Захария о котором кричат второй день все газеты Рая? Кавалер. И полковник, кажется? Простите, я плохо разбираюсь в воинских званиях.

— Скорее всего я, — просто и не чинясь ответил тот.

— Я польщен вашим вниманием, — отстраненно и без всяких интонаций в голосе проговорил пожилой райанец носивший имя Лев Николаевич. — Но право слово, нахожусь в легком недоумении от подобного внимания к моей скромной персоне со стороны такой знаменитости.

— Прошу не сердиться на меня за вторжение в ваше личное пространство, — опять начал расшаркиваться он перед седовласым, — но я сам искал и не находил удобного повода, чтобы встретиться с вами, и вот повод сам нашел вас.

— Вот как?! — немного смягчился суровый старик. — Что ж, раз уж от повода мне никак не отвертеться, то милости прошу, присаживайтесь.

— Извините еще раз, так получилось, что я не один, а со спутницей…

— Ну так зовите ее сюда, места хватит всем — уже без тени былой сухости заявил он.

— Эээ… — нерешительно замялся Захария, — мы пришли сюда немного раньше вас и у нас уже все заказано. Может, вы согласитесь сесть к нам? Поверьте, это будет для нас большой честью.

— Право даже не знаю, молодой человек, вы ставите меня в неловкое положение, — задумчиво произнес он. — Удобно ли? А хозяин не обидится?

— Эзоп?! Да, что вы?! Наоборот. Уплотнившись, мы только освободим место для новых посетителей, которые, по-моему, уже начинают собираться, — с пылом опроверг он опасения собеседника.

— Да. Это, пожалуй, существенный аргумент, — не стал тот артачиться и поднялся со своего места.

Подведя пожилого мужчину к своему столику, он представил его, поднявшейся навстречу Ирии:

— Ирия, познакомься, это Лев Николаевич Гумилев — выдающийся русский ученый-историк, писатель, этнограф и археолог…

— И автор пассионарной теории этногенеза, — закончила за него юная спутница, смущенно улыбаясь.

— О-о-о! Я и не знал, что могу быть известным среди молодых, да еще таких прехорошеньких девушек! — воскликнул он, чем еще больше смутил ее. — Никогда не думал, что молодежь может интересовать подобная проблема?!

— Напрасно вы так плохо думаете о молодежи, — покачала она головой, не соглашаясь с ним. — Я сейчас на… в общем мы на своих занятиях весьма подробно знакомимся с вашими трудами мэтр.

— Мэтр?! Мне кажется или это дух Сорбонны? — рассмеялся он уже совсем по-доброму.

— Нет! — так же засмеялась она ему в ответ. — Всего лишь курс вольных слушателей при Академии Ангельского Воинства.

Боясь, как бы слишком эмансипированная девица вновь не перехватила его инициативу, Захария, решил на этот раз не упускать инициативу разговора из своих рук.

— Лев Николаевич, обратился он к нему, — у меня к вам очень серьезное дело. Я всегда очень внимательно относился к вашим работам, особенно к тем, что имеют отношение к обществоведению. И должен вам сказать, что целиком и полностью разделяю ваши взгляды на историю и развитие сообществ этносов и их связей внутренних и внешних. Наверно я не ошибусь, если скажу, что вы первый кто поднял проблему зарождения, развития и гибели суперэтносов. Эта тема была актуальна там, на Земле, но как видите, с течением времени, она стала актуальна и здесь. Райографы уже лет сорок, как начали бить тревогу по этому поводу. Да вы и сами могли в этом убедиться по тому, как освещается эта тема в наших средствах массовой информации…

— Да, вы правы молодой чел… ой, простите меня великодушно, я тут без малого двадцать лет, а все никак не привыкну к моложавому виду аборигенов, — добродушно улыбаясь своим «бульдожьим» лицом, ответил пожилой ученый, — в свое время, находясь там, на Земле, я получил немало шишек на свою голову за теории о цикличности развития и пассинарности суперэтносов. К моменту моей кончины она имела вполне заслуженную репутацию еретического учения, чуть ли не прообразом расовой сегрегации. Да и тут, как я уже убедился, вокруг нее ломаются копья.

— Ну, что говоря до нашего с вами сектора, то здесь все более или менее ясно. Неприятие она вызывает только в Европейском Секторе, где ее обвиняют в лженаучности…

— Из-за апелляции к национальному духу! — выпалила Ирия, но тут же умолкла под насупленным взглядом своего спутника.

— Да, Ирия, именно из-за этого. И никакие диспуты и общественные слушания не могут переубедить наших оппонентов в этом, — печально согласился Гумилев. — Они почему-то дружно решили, что моя теория противоречит духу интернационализма райского общества, вносит в него раскол и ставит одни нации превыше других.

— Они все дураки! — безаппеляционно заявила Ирия, не обращая внимания на строгие покашливания Захарии. — Да! Дураки! Потому что никак не могут понять, что именно наша планета и есть