Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

Она вынула из кармана носовой платок, смочила его водой и вытерла мужу лоб и виски. Это был жест, показавший сострадание и нежность, как если бы не прошло много лет, как если бы они всегда были вместе здесь, в этом доме. Жослин снова сел в кресло. Он дышал с трудом.

— Мне жаль, что вы так думаете, — быстро сказала Эрмин. — Я не испытываю к вам ненависти, но вы приехали без предупреждения, даже не сочли нужным нам написать. Если бы мы получили письмо, то эта встреча не стала бы для нас с мамой таким шоком. Мы бы к ней приготовились. Откуда у вас наш адрес?

— Мне дала его сестра Викторианна, там, в санатории, — ответил Жослин. — Она понятия не имеет, кто я на самом деле. Я же, как только узнал, где вы живете, сразу отправился в путь. Ничто не могло помешать мне, я был одержим мечтой увидеться с вами.

— Господи, ты уже приходил в Валь-Жальбер! — вскричала Лора. — Значит, снегоступы у крыльца — твои? Признайся, прошу тебя! И ты стоял там, под окнами, когда я объявила день нашего с Хансом бракосочетания!

— Так и было, — согласился он. — Я стоял на улице, в холодной темноте, и смотрел на радостную компанию, собравшуюся в твоей гостиной. Яркий свет, красивые шторы и мебель; все эти незнакомые люди! И ты, Лора, так сильно изменилась… Просто дама из модного журнала в крепких объятиях другого мужчины! Эрмин и Тошан переговаривались на ушко. Господи, мне показалось, что теперь-то я точно умираю, что я всего лишь привидение, проклятая душа, человек, который не имеет права на радости жизни. Не будет больше для Жослина Шардена ни светлых комнат, ни смеха, ни ласки! Ничего не будет! Я сказал себе, что попросту не имею права разбивать ваше счастье, что должен исчезнуть. И я убежал, в очередной раз убежал. Вся моя жизнь — бесконечное бегство…

— Но ведь это было в марте! — вмешалась Эрмин. — Почему вы до сих пор не предприняли ничего, чтобы помешать маме выйти замуж?

— Я знал, что обречен. Лора считала себя вдовой, это я понял со слов Мелани Дунэ. Я же готовился к смерти, поэтому мог предоставить свободу женщине, которую так любил.

— Которую так любил? — повторила задетая за живое Лора. — Скажи лучше сразу, что больше меня не любишь! И почему ты говоришь в прошедшем времени? Ты больше не обречен, ты не умрешь?

— Похоже, что так, — ответил Жослин. — Я консультировался с доктором в Шикутими. У меня ремиссия.

— И каким же чудом? — спросила взвинченная до предела Лора.

Он только загадочно улыбнулся в ответ. Тала взяла с него обещание, что он никогда никому не расскажет об их короткой связи и ее роли в исцелении. Индианка не разбиралась в медицине, но считала, что человеческий дух временами оказывается сильнее тела. По ее словам, воля к жизни и радость бытия вполне заменяют прописанные докторами лекарства.

— Так решил Господь! — сказал он. — Возможно, это знак, которым он уберег меня от совершения очередной ошибки. Я исповедовался в церкви Сен-Жан-де-Бребеф в Робервале. И священник взял с меня обещание объявить о себе до твоей свадьбы. В противном случае по моей вине ты впала бы в смертный грех. Двоемужество у католиков не приветствуется.

В словах Жослина прозвучала легкая ирония. Это не слишком понравилось Лоре, которая знала его в те времена, когда он был очень набожен и больше всего боялся Божьего гнева, как на земле, так и в загробной жизни. Она хотела задать ему вопрос, когда в маленький кабинет без стука вошел Ханс. На лице его читалось любопытство.

— Вот уже час, как я слышу гул голосов! — воскликнул он. — А Шарлотта поет двадцатую колыбельную. В таких условиях невозможно уснуть! Мсье? Разрешите представиться: Ханс Цале, будущий супруг хозяйки дома.

Эрмин затаила дыхание. До этой секунды она пребывала в раздумьях, испытывая противоречивые чувства, вынуждавшие ее молчать. Неожиданное появление пианиста вывело ее из этого состояния. Она успела подумать, что отец обладает особым магнетизмом: с тех пор как он вошел в дом и заговорил своим низким звучным голосом, молодая женщина была словно околдована.

— Мсье, с кем имею честь? — добавил Ханс.

— Жослин Шарден, супруг Лоры в настоящее время и навсегда!

Смысл этих слов не сразу дошел до ошеломленного Ханса. Он внимательнее присмотрелся к человеку, который произнес их весьма энергичным тоном.

— Но это полнейшая бессмыслица! — возмутился он. — Лора, дорогая, не позволяй этому типу обмануть себя! Ты всегда говорила, что твой первый муж умер, и хотела поехать к его могиле этим летом. Перед нами самозванец!

— Я могу доказать правдивость своих слов, — заявил Жослин. — В этой папке — мой паспорт, свидетельство о браке и свидетельство о рождении нашей дочери Эрмин. Я вас понимаю, мое присутствие вам не по нраву. Но раз я жив, то обязан помешать вашему бракосочетанию.

Ханс побелел как полотно. Лора, понимая, каково это слышать, потянулась к нему. Глаза Ханса за стеклами очков расширились, и он отшатнулся.

— Мне очень жаль! — вздохнула Лора. — Но это правда, Жослин Шарден — мой первый муж. Я его узнала. Это долгая история, очень запутанная.

— Хотел бы я ее услышать, эту историю! — сердито отозвался пианист. — Мне казалось, что я тоже имею к этому отношение! Ты должна была меня позвать. И вы, мсье Шарден, вы решили появиться в последний момент, чтобы разрушить наше с Лорой счастье? Я не знаю, каким чудом вы остались живы, но решение напрашивается простое — развод! Правда, Лора? Ты ведь попросишь развод? Венчания в церкви не будет, но я без него обойдусь, тем более что мы уже…

Намек был прозрачным. Жослин получил подтверждение своих опасений: его жена и Ханс не стали дожидаться благословения священника, чтобы лечь в одну постель. Эрмин, которая об этом тоже догадывалась, была шокирована, но скорее отсутствием деликатности со стороны Ханса. Он поставил Лору в весьма неловкое положение.

— Замолчи, Ханс! — воскликнула последняя. — Я и так сама не своя от волнения! Никто не виноват в том, что случилось. Но теперь ясно, что мы не сможем пожениться.

Цале смотрел на Жослина со все возрастающей ненавистью. Эрмин и Лора никогда не видели его таким, ведь Ханс всегда был покладистым и терпеливым.

— Мсье Шарден, — начал он, тыча в Жослина указательным пальцем, — предупреждаю, так легко я не сдамся! Я люблю Лору и не уступлю вам свое место. Вы слишком торопитесь! Приезжаете, чтобы разрушить все наши планы! Лора, скажи ему, чтобы катился к черту!

— Ханс, не надо так, — дрожащим голосом попросила Эрмин. — Ты потерял голову. Подумай о маме. Посмотри, она плачет!

И это была правда. Лора рыдала, в смятении заламывая руки. Жослин сделал шаг вперед и посмотрел сопернику в глаза.

— Если моя супруга попросит, чтобы я ушел, я уйду! — заявил он. — Но я не собираюсь исполнять приказы каждого желторотика!

— Останься, Жослин! — воскликнула Лора. — Нам нужно найти общий язык, объясниться!

— Теперь я понял! — выкрикнул Ханс. — Ты собираешься снова жить с человеком, который стал для тебя чужим? Ты разочаровываешь меня, Лора. Прости, но не твой ли первый муж пытался убить тебя в жалкой лачуге на берегу Перибонки? Однажды вечером ты рассказала мне об этом. Эти прекрасные вечера, когда мы вместе сидели возле камина, для тебя больше ничего не значат? Ты предпочитаешь остаться с этим убийцей? С тем, кто заставил тебя бросить дочь, которой не было и года? Браво! Я терпел твои нервные срывы со слезами, твои таинственные горести, твои капризы, а теперь ты вышвыриваешь меня!

— Нет, Ханс, нет! — возразила Лора. — Я и не думала прогонять тебя!

— Этому парню нужны только твои деньги, — вмешался в разговор Жослин. — Он тебя не любит.

— Я не разрешаю вам судить о моих чувствах, — ответил Ханс, не помня себя от гнева.

Эрмин подошла к матери, которая рыдала, уязвленная словами пианиста. Отголоски ссоры привлекли Мирей. Дверь кабинета осталась приоткрытой, и домоправительница наблюдала за происходящим из коридора, не решаясь войти.

— А вы, Шарден, вы любите свою жену? — агрессивным тоном спросил Ханс. — Если да, то почему вы не искали с ней встречи все эти годы? Да вам должно быть стыдно даже подойти к ней!

До этого момента Жослин сдерживался, чтобы не спровоцировать скандал. Однако видеть так близко разгневанное лицо Ханса Цале, слышать его презрительные слова — это оказалось выше его сил. Еще одной ошибкой было представить его в постели Лоры: ревность проснулась в нем и затмила все остальные чувства.

— Закройте рот, мерзавец! — крикнул он, угрожающе поднимая руку. — Или я…

— Ну же, ударьте меня! — отозвался Ханс. — Давайте выйдем! Вы слышите, Шарден, если хотите драться, я к вашим услугам!

Пианист сделал шаг назад, натолкнувшись на Мирей. Он принял боевую стойку, держа сжатые кулаки перед грудью, как боксер. С удивительной скоростью он открыл входную дверь и поманил Жослина с крыльца. Последний бросился за соперником, не вняв мольбам Лоры.