Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

Эрмин растроганно смотрела на них. Она осознала масштаб их семейной трагедии.

«Мои родители! — думала молодая женщина. — Впервые я говорю эти слова, когда они оба рядом со мной…»

И она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Я думаю, вам не помешает подкрепиться, — более доброжелательным тоном сказала Эрмин. — Пойду принесу джина и печенья.

— Спасибо, дорогая, — отозвалась Лора слабым голосом. — Я совсем без сил.

Молодая женщина вошла в кухню. Неутомимая Мирей как раз чистила картошку.

— От меня что-то скрывают? С каких это пор мадам принимает в кабинете, а не в гостиной?

Она говорила шутливым тоном, но в нем слышались нотки волнения:

— Если это судебный исполнитель или нотариус, лучше, если вы мне скажете! Мадам разорилась? Меня увольняют?

— У тебя нет повода волноваться, Мирей, — ответила Эрмин. — Ты скоро узнаешь, кто пришел. Это очень близкий родственник.

— Близкий родственник, — пробормотала та себе под нос. — Рассказывай какие хочешь глупости, моя девочка, но я-то не дурочка! Происходит что-то нехорошее, вот что я думаю!

Эрмин решила, что Мирей, верная своей привычке, должно быть, подслушивала у двери.

— Ну ладно, — уступила молодая женщина. — Только не говори ничего Шарлотте и Хансу. Мой отец жив! Жослин Шарден жив! Похоже, он узнал, что мама собирается замуж, и решил приехать.

— Господи Иисусе! — воскликнула домоправительница. — Но, глядя на тебя, я бы не сказала, что ты рада!

— Года два назад я украсила цветами его могилу. Я молилась за него, а он в это время жил где-то… Мирей, мне нужен кофе, джин и что-нибудь перекусить.

— Не нравятся мне твои мысли! Эрмин, у тебя теперь есть мать и отец — чем не повод для улыбок?

— Слишком поздно, — отрезала молодая женщина. — Лучше бы он приехал, когда я жила без родителей в монастырской школе. В канун Рождества я часами смотрела на улицу Сен-Жорж и верила, что вот-вот появится упряжка, которой будет править он, мой отец. Но она так никогда и не появилась. Я зла на него, Мирей, это сильнее меня. Но если бы даже я и хотела обрадоваться, это невозможно — он болен туберкулезом.

В нескольких фразах она рассказала домоправительнице, как познакомилась с неким Эльзеаром Ноле, который, по мнению докторов, был обречен на скорую смерть. Этот человек оказался Жослином Шарденом.

— Он не мог за это время выздороветь, — добавила она. — Думаю, он пришел, чтобы попрощаться. И я не хочу привязываться к нему, если скоро мне предстоит его потерять. Но маме снова придется страдать из-за него!

— Он — твой отец, и ты обязана его уважать, — отрезала Мирей.

— Но для меня он чужой! — возразила Эрмин и расплакалась.

Домоправительница встала, вытирая руки о фартук. В порыве искреннего сочувствия она притянула Эрмин к себе.

— Моя крошка, ты совсем извелась. Я вижу, как тебе плохо. Но надо быть сильной, волнения только начинаются, помяни мое слово! Свадьбы не будет, мсье Ханс упадет с небес на землю. А тебе нужно беречь себя. Думай о хорошем: скоро приедет Тошан, на Рождество у тебя родится чудесный малыш…

— Тошан! — повторила Эрмин. — Но ведь он привезет Талу! Мы пригласили мою свекровь на свадьбу! Это же катастрофа!

И молодая женщина еще крепче прижалась к Мирей. Доброе отношение и неизменная искренность той действовали на нее успокаивающе.

В кабинете Жослин, пользуясь отсутствием дочери, затронул деликатный момент их с Лорой раздельного существования:

— Я не хочу ничего скрывать от тебя, Лора, ты моя жена перед Богом. Я считал себя вдовцом и имел связи с другими женщинами. Их было немного. Но об одной, ее звали Алин — мир ее душе! — я должен упомянуть. Это была хозяйка пансиона, в котором я жил, когда работал на лесопилке, недалеко от Ла-Тюка. Она была вдовой и сдавала комнаты, чтобы хоть как-то заработать. Мы скрывали наши отношения: ни я, ни она не хотели вступать в брак. Алин часто кашляла. Она была больна туберкулезом, и от нее я заразился. Ты уже знаешь, что я болен, иначе не жил бы в санатории.

— Я не могу ни в чем тебя упрекнуть, Жослин. Я сама, когда у меня была амнезия, вышла замуж за Фрэнка Шарлебуа. И сейчас тоже готовилась к свадьбе.

— Ты любишь этого человека? — спросил он едва слышно.

Лора не знала, что ответить. Ей не хотелось причинять боль Жослину, и в то же время она пыталась разобраться, что именно чувствует к Хансу.

— Он стал для меня нежным, приятным и терпеливым спутником, — призналась она. — Когда Эрмин уехала, я чувствовала себя очень одинокой, мне нужно было общество. По правде говоря, она не уехала, а убежала, ты ведь не знаешь всей этой истории. Жозеф Маруа, который в то время был законным опекуном Эрмин, запретил ей выходить замуж за Тошана, вернее, за Клемана Дельбо.

— Что ж, я его понимаю, — сказал Жослин. — Признаюсь, узнав о замужестве дочери, я удивился. Но почему ты согласилась на этот неравный союз? Эрмин получила образование, она могла бы стать учительницей. И это кроме того, что у нее талант к пению! Наша дочь заслуживала лучшего!

— Жослин, я запрещаю тебе говорить так! Ты осуждаешь своего зятя, хотя почти не знаком с ним! Ты можешь сказать, что он перебивается с работы на работу, что он метис, и я соглашусь. Но человек он достойный.

Лора знала, что несколько месяцев назад ни за что не сказала бы такого. Сейчас же, стремясь быть справедливой, она сочла своей обязанностью защищать Тошана.

— Как бы то ни было, теперь он член нашей семьи, и я не советую тебе критиковать его в присутствии Эрмин, она непременно покажет свои коготки!

— Я не стану его критиковать. Она и так смотрит на меня как на постороннего, — с горечью отозвался он.

В эту же секунду молодая женщина постучала в дверь. Лора сразу заметила, что дочь плакала.

— Дорогая, иди ко мне! Что вкусненького ты нам приготовила?

— Это не я, а Мирей, — сухо ответила Эрмин.

— Жослин, теперь, когда наша дочь здесь, я хочу, чтобы ты сказал, кто похоронен на твоем месте, там, на севере. Ты думал, что это я, я же была уверена, что ты. Кто же тот несчастный или несчастная, что покоится в той могиле?

— Хм! Я понятия об этом не имею, — тихо ответил он. — Те края оказались не такими уж пустынными. Возможно, там свел счеты с врагом кто-то из золотоискателей. Анри решил, что это я пустил себе пулю в лоб, потому что нашел труп недалеко от хижины. Тело невозможно было опознать: у него не было лица, да и волки съели почти половину.

Это была ложь, однако он покорился желанию Талы оставить в тайне личность умершего. Заинтригованная, Эрмин спросила:

— Откуда вы это знаете? Кто вам сказал?

Пойманный врасплох, Жослин развел руками.

— Уезжая из санатория, я задавался сотней вопросов, — сказал он, вставая. — В Робервале я остановился в одном пансионе и случайно встретился в городе с некой Мелани Дунэ, которая когда-то жила в Валь-Жальбере. Она мне все это и рассказала. Люди любят делиться слухами… Поставь себя на мое место, Эрмин. Я хотел знать. Я увидел тебя и узнал, что моя жена жива. Моя Лора, которую я так долго оплакивал! Я чувствую, что ты не доверяешь мне, думаешь только о том, чтобы я поскорее ушел, но я здесь, чтобы все тайное стало явным. Можешь ли ты представить, каким кошмаром стала для меня жизнь? Я чуть было не убил женщину, которую обожал, чтобы не видеть, как она умирает, не видеть, что она потеряла разум! Сколько раз я порывался убить себя, когда узнал, что любовь всей моей жизни лежит под грудой камней и грубо сколоченным из досок крестом, не получив святого причастия!

Жослин был на голову выше Эрмин. Он слегка наклонился, во взгляде его читалось страстное желание оправдаться.

— И знаешь ли ты, почему я не повесился на первом же дереве? Скажи, ты это знаешь?

— Нет, — выдохнула молодая женщина, находящаяся под впечатлением этого порыва.

— Из-за тебя, моей дочери! Я еще надеялся, что однажды встречу тебя и расскажу трагическую историю твоих родителей. Эта мечта была единственным, что осталось у меня в жизни. Я старался держаться подальше от Роберваля, Шикутими и уж тем более от Валь-Жальбера, и слишком стыдился себя, чтобы пытаться что-то узнать о тебе. Я верил, что монахини позаботятся о тебе. Как горячо я молился! В глубине сердца я был уверен, что ты, по крайней мере, жива и получаешь образование. Сегодня я наконец тебя вижу, могу к тебе прикоснуться, просто протянув руку, но я понял, что ты меня ненавидишь. Господи, как же здесь душно!

Эрмин заметила, что лоб отца покрыт мельчайшими капельками пота. Лора широко распахнула защищенное москитной сеткой окно, до тех пор лишь слегка приоткрытое.

— Жослин, успокойся! — взмолилась Лора растроганно. — Нам было бы удобнее в гостиной, но я решила, что будет лучше, если никто не станет нам мешать.

Она вынула из кармана носовой платок, смочила его водой и вытерла мужу лоб и виски. Это был жест, показавший сострадание и нежность, как если бы не прошло много лет, как если бы они всегда были вместе здесь, в этом доме. Жослин снова сел в кресло. Он дышал с трудом.