Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

чемпиона Олимпии Фидиппида. На браслете висела пестрая ракушка, подаренная ему мальчиком Лахгалом в тот далекий день на побережье Кипра. Клейдемос сорвал ее, швырнул на землю и растоптал каблуком.

– Теперь ответь, Клейдемос. Ты человек, который родился дважды и получил два имени. Кто ты на самом деле? Сын Спарты или тех, кто подобрал тебя на горе Тайгет?

Царь Павсаний ждал ответа, но Клейдемос растерянно молчал.

– Я хорошо знаю, что у тебя нет ответа. Твое сердце принадлежит людям, которых ты любил, но ты не можешь подавить в себе силу своего рода, силу крови Аристархоса Дракона. Именно поэтому я верю в то, что ты поймешь и поддержишь мой план. Спарта не может продолжать жить так, как жила во времена ее основания потомками Геракла. Численность равных стремительно падает из года в год. В один прекрасный день нашей армии просто не хватит воинов, чтобы отразить вражескую атаку. Число илотов между тем постоянно растет, и даже они могут стать угрозой для города. Вот почему Спарта должна измениться, и все жители Лаконии должны стать ее гражданами. Настало время стереть старые границы.

– Твой проект неосуществим: илоты ненавидят вас, – холодно ответил Клейдемос.

– Да, это так. Но если мы вернем им достоинство и свободу, возможность владеть землей и стадами, то исчезнет пропасть, которая разделяет их и равных. Возможно, не скоро, но это произойдет. Во многих других государствах Греции этот процесс начался сто лет назад. Поэтому Афины строят свою империю на море и процветают. Мой проект может и должен быть осуществлен, – воскликнул царь, – но для этого нужно, чтобы исчезли ревностные хранители наших институтов. Их придется уничтожить, если они возникнут на пути осуществления моего замысла. – Клейдемос был ошеломлен словами Павсания. Царь продолжил речь более ровным тоном: – В этом начинании я совершенно один, Клейдемос. Одному мне не хватит сил, чтобы осуществить проект. Мне нужен могущественный союзник… Самый могущественный. – Павсаний на мгновение задумался, а потом устремил на Клейдемоса горящий взгляд и сказал: – Царь царей!

Клейдемос содрогнулся.

– Мой отец и брат погибли, защищая Грецию от вторжения персов. Я не буду помогать тебе, я никогда не предам их память, – сказал он и встал, собираясь уйти.

– Сядь, – приказал царь твердым голосом. – В битве при Фермопилах твой отец и брат, а также царь Леонид и его люди стали жертвами слепой глупости спартанских эфоров и старейшин. Их ты должен винить в смерти отца. И именно они являются хранителями бесчеловечных законов, из-за которых отцу пришлось бросить тебя на горе Тайгет. Но эпоха ушла, и после нее должно прийти нечто новое. Спарта должна меняться, или она обречена на погибель, а вместе с ней погибнут и илоты, зависящие от нее. Поэтому мне нужен ты: я уверен, что илоты пойдут за тобой и прислушаются к тебе.

Настало время открыть одну тайну. Мне известно, откуда лук, из которого ты стрелял под Платеями. Я видел на нем клеймо с волчьей головой царя Мессении. Человек, которого ты считал своим дедом, – старик Критолаос – тоже знал об этом и, несомненно, рассказывал тебе. Мне многое известно, Клейдемос… Я был главой криптии на протяжении десяти лет. В ту ночь, когда Бритос поднялся на гору с молоссом, я был осведомлен об этом. И мне известно о спартанском воине, который много лет бродил по горам, закутавшись в серый плащ с капюшоном…

– Это был отец… – сказал Клейдемос с дрожью в голосе.

– Да. Послушай, ты носишь одно из знатнейших имен Спарты. В то же время ты наследник Критолаоса, вождя илотов. Однажды ты вернешься к ним и уговоришь поддержать наш план. А я к тому времени пойму, как избавиться от эфоров и старейшин и даже от царя Леотихида, если понадобится… с помощью персидского царя. Ксеркс обещал оказать материальную поддержку. Он уверен в том, что я стану верным ему сатрапом Греции, новой провинции его великой империи. Но я разгромил его армию при Платеях и смогу сделать это еще. Сейчас же мне нужны его деньги.

У меня влиятельные друзья в других городах Греции, включая Афины. Сейчас, к сожалению, я должен ехать в Спарту. Эфоры что-то подозревают, и мне надо успокоить их и убедить в своей преданности. Ты тем временем отвезешь мое послание Ксерксу и передашь хранителю императорского дворца в Келайнае во Фригии. Тебе придется побыть там, пока не получишь ответ, а потом сразу поедешь в Византий. Скорее всего, ты вернешься к началу следующей осени. И я буду ждать здесь, на своем месте.

Клейдемос погрузился в раздумья. Все, что он услышал, показалось ему почти невероятным. При этом в его голове промелькнула мысль о том, что мир, который хотел построить Павсаний, не так уж и плох. Ему захотелось жить в этом мире и освободить без кровопролития людей, которые когда-то спасли его жизнь. Этим он увековечил бы имя Клеоменидов, не запятнав его.

– Я отправлюсь в дорогу, когда пожелаешь, – неожиданно для себя сказал он.

Павсаний проводил Клейдемоса до дверей. Когда настало время прощаться, царь положил руку ему на плечо.

– Я хотел спросить тебя еще кое о чем, – сказал он. – Кто такая Антинея?

– Антинея, – пробормотал Клейдемос и опустил взгляд. – Антинея… – Не промолвив больше ни слова, он вышел. Ночь выдалась звездной.

Клейдемос побывал в богатом городе Кизике, расположенном между двумя морями, в густонаселенных городах Адрамитион и Пергам, а также в Эфесе, гавань которого кишела кораблями. Он плыл по величественной реке Большой Мендерес и посетил Иераполис, где бьют горячие источники. Он видел огромный и богатый город Сарды и полуразрушенный храм Великой Матери богов, сожженный афинянами во время Ионийского восстания.

Лахгал ехал с ним в роли переводчика и помогал в общении с варварами, которые сопровождали их на некоторых участках пути, чтобы путники не стали жертвами грабителей, хозяйничавших во внутренних регионах.

Азия была необъятной и прекрасной. Пологие холмы спускались к зеленеющим лугам, покрытым пурпурными цветами чертополоха и красными маками, чей сок дарует людям глубокое забвение. Когда солнце клонилось к горизонту, на небе загорались яркие краски заката и алые облака становились лиловыми, постепенно смешиваясь с глубокой синевой неба. В этот час бесчисленные овечьи отары тянулись к загонам, вздымая клубы пыли, которые было видно издалека. Их руно сияло, словно золото, а блеяние долго отдавалось эхом среди тихих равнин, покуда последние отблески заката не угасали в небе. И тогда на невероятно ясном ночном небе загорались миллионы мерцающих звезд, с земли поднимался мерный стрекот сверчков, а из крестьянских хижин доносился лай собак.

Воздух был пропитан густым, пряным ароматом Азии. То был аромат желтого дрока, временами столь переполняющий воздух, что вдыхание его пьянило, или