Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

был адвокатский голос. Голос крутого и напористого манхэттенского адвоката, который не боится никого и ничего.

– И тем не менее он так сказал, – вяло возразила я. – И добавил, что иначе между нами все кончено. Что он бросит меня, если я оставлю ребенка. Сказал, что чувствует себя старым, что у него нет сил на еще одного ребенка, что не хочет быть старым отцом.

Чарла ответила не сразу.

– А не связано ли это так или иначе с той женщиной, с которой у него была интрижка? – наконец спросила она. – Как там ее звали?

– Нет. Бертран о ней не говорил.

– Не позволяй ему решать за тебя, Джулия. Это и твой ребенок тоже. Никогда не забывай об этом, дорогая.

Весь день слова сестры не шли у меня из головы. «Это и твой ребенок тоже». Я побывала у своего врача. Она не очень-то удивилась решению Бертрана, заметив, что у него классический кризис пятидесяти лет и ответственность за еще одного ребенка слишком тяжела для него. Еще она добавила, что он, без сомнения, чувствует себя уязвимым, как часто случается у мужчин, приближающихся к этому возрастному барьеру.

Действительно ли Бертран переживает такой кризис? Если да, то я не заметила его приближения. Как такое возможно? А по-моему, он просто выставил себя эгоистом, он думает только о себе, как обычно. Кстати, именно это я ему и сказала во время нашего разговора. Я выложила ему все, что лежало у меня на сердце. Как он мог толкать меня на аборт после всех выкидышей, которые я перенесла, после боли, несбывшихся мечтаний, отчаяния? Я даже спросила, любит ли он меня, любит ли по-настоящему. Он посмотрел на меня, покачивая головой. Ну конечно, он меня любит. Как я могу быть настолько глупой, чтобы об этом спрашивать? Он любит меня, я не должна в этом сомневаться. Я вспоминала его срывающийся голос, его признание, что он боится стареть. Кризис пятидесяти лет… Может, в конечном счете врач права? А я ничего не замечала, потому что была слишком занята последние месяцы. Я пребывала в растерянности. И не знала, что делать со страхами Бертрана.

Врач также предупредила, что у меня остается мало времени для принятия решения. Беременности уже шесть недель. Если я решу делать аборт, то только в течение ближайших пятнадцати дней. Еще надо сдать анализы и подобрать клинику. Она посоветовала нам с Бертраном поговорить с семейным психологом. Было бы неплохо все обсудить и расставить точки над «i». «Если вы сделаете аборт против собственного желания, – настойчиво внушала врач, – вы никогда не простите этого мужу. Но если вы не сделаете аборт, то, как он вас предупредил, ситуация станет непереносимой для него. Поэтому вам необходимо поговорить друг с другом, и как можно скорее».

Она была права. Но мне очень не хотелось торопить события. Каждая выигранная минута – это лишние шестьдесят секунд для ребенка. Которого я уже любила. Пока он был не больше горошины, но мне был дорог не меньше, чем Зоэ.

Я решила зайти к Изабель. Она жила в небольшой, но очень симпатичной двухэтажной квартире на улице Тольбиак. Я чувствовала, что не в состоянии прямо из бюро вернуться домой, где мне оставалось только ждать возвращения мужа. У меня не было сил. Я позвонила Эльзе, няне, и попросила подменить меня. Изабель сделала мне тосты с овечьим сыром и вкуснейший салат. Ее мужа дома не было, он уехал в деловую поездку.

– Ладно, птичка моя, – сказала она, старательно выдыхая в сторону, чтобы дым сигареты не попадал мне в лицо, – постарайся вообразить жизнь без Бертрана. Видишь картинку? Развод, адвокаты, роды, чем это станет для Зоэ, во что превратятся ваши жизни: два дома, раздельное существование, Зоэ мечется от одного к другому, нет больше настоящей семьи, никаких завтраков, никаких сочельников, никаких совместных каникул… Ты чувствуешь, что готова к этому? Ты можешь себе представить такую жизнь?

Я не сводила с нее глаз. Нет, это казалось немыслимым, невозможным. И все же такое случалось на каждом шагу. Зоэ была практически единственной в своем классе, чьи родители были еще женаты после пятнадцати совместно прожитых лет. Я сказала Изабель, что больше не в силах продолжать этот разговор. Она угостила меня шоколадным муссом, а потом мы устроились перед видеопроигрывателем и посмотрели «Девушек из Рошфора». Вернувшись домой, я нашла Бертрана под душем, а Зоэ крепко спящей. Я забралась в кровать, пока Бертран сидел в гостиной перед телевизором. Когда он пришел ложиться, я уже уснула.

Сегодня был день визита к Мамэ. Впервые я едва не позвонила, чтобы его отменить. Я была вымотана и хотела только одного: остаться в постели и спать до середины дня. Но я знала, что она ждет меня в своем самом красивом платье, лавандово-розовом, что она даже дала себе труд подкрасить губы и надушиться «Шалимаром». Я не могла подвести ее. В дом престарелых я пришла перед самым полуднем и заметила серый «мерседес» свекра, припаркованный во дворе. Это было непривычно.

Он приехал повидать меня. Обычно он никогда не навещал мать в один день со мной. Мы распределили дни. Лаура и Сесиль приходили по выходным, Колетт – в понедельник после полудня, Эдуар – в четверг и пятницу, а я – в среду с Зоэ и в полдень четверга. И мы твердо придерживались этого расписания.

Он был там – сидел, прямой как палка, и слушал мать. Она только что отобедала. Стариков всегда кормили до смешного рано. Я вдруг почувствовала беспокойство, как школьница, наделавшая глупостей. Что ему от меня надо? Почему он не позвонил, если хотел меня видеть? И почему сейчас?

Скрывая свой гнев и волнение за теплой улыбкой, я расцеловала его в обе щеки и присела рядом с Мамэ, взяв ее за руку, как делала всегда. У меня была тайная надежда, что он уйдет, но нет, он остался сидеть, приветливо глядя на нас. Это очень раздражало. Как если бы кто-то влез в мою личную жизнь, шпионя и оценивая каждое слово, которое я говорила Мамэ.

Через полчаса он, глянув на часы, встал и обратился ко мне, странно улыбаясь.

– Я должен поговорить с вами, Джулия, пожалуйста, – тихо проговорил он, чтобы Мамэ не услышала. У него вдруг сделался напряженный вид, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Я поцеловала Мамэ и пошла за свекром к его машине. Он жестом предложил мне сесть в салон. Сам устроился за рулем, повертел в руках ключи,