Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

тех страшных гроз, которых так боялся Мишель. Как добраться до вокзала? Далеко ли отсюда Орлеан? Она не имела ни малейшего представления. Как же ей лучше поступить? Как узнать, какая дорога правильная? Она твердила себе, что раз продержалась до сих пор, то сейчас тем более не время опускать руки. Она найдет, у нее нет выбора. Но она не могла уйти, не попрощавшись с Жюлем и Женевьевой. Поэтому она стала ждать, бросая крошки хлеба курам и цыплятам у дверей.

Женевьева спустилась через полчаса. На ее лице еще лежал след вчерашних событий. Жюль последовал за ней через несколько минут. Он поцеловал ежик волос на голове Сары. Девочка смотрела, как они готовят завтрак медленными точными движениями. Она испытывала к ним такую нежность. Даже больше того. Как им объявить, что она сегодня уйдет? Это разобьет им сердце, она уверена. Но у нее нет выбора. Она должна вернуться в Париж.

Она подождала, пока они закончат завтрак, и, когда они убирали со стола, сказала, что уходит сегодня.

– О, но ты не можешь так поступить, – задохнулась старая женщина, едва не уронив чашку, которую вытирала. – На всех дорогах контрольные пункты, и поезда под наблюдением. У тебя даже нет документов. Тебя задержат и отправят обратно в лагерь.

– У меня есть деньги, – возразила Сара.

– Это не помешает немцам…

Жюль прервал жену взмахом руки. Он попытался убедить Сару остаться еще ненадолго. Он говорил спокойно, но твердо, как ее отец. Она слушала, рассеянно качая головой. Она должна сделать так, чтобы они поняли. Как объяснить, что вернуться было для нее абсолютной необходимостью? И как это сделать, оставаясь такой же спокойной и решительной, как Жюль?

Слова цеплялись друг за друга в полном беспорядке. Ей надоело играть во взрослую. Она затопала ногами, как капризный ребенок.

– Если вы захотите мне помешать… – заявила она почти угрожающе, – если вы захотите задержать меня здесь, я убегу.

Она встала и направилась к двери. Они не шевельнулись, застыв и неотрывно глядя на нее.

– Погоди! – сказал Жюль в последний момент. – Подожди минуту.

– Нет. Я не могу ждать! Я иду на вокзал, – сказала Сара, взявшись за ручку двери.

– Ты даже не знаешь, где он, – попытался вразумить ее Жюль.

– Я найду. Я разберусь.

Она толкнула дверь.

– До свиданья, – сказала она пожилой чете. – До свиданья и спасибо.

Она повернулась и пошла к калитке. В конечном счете это оказалось просто. Легко. Наклонилась погладить собаку, вышла, но, едва оказалась за оградой, вдруг поняла, что сейчас сделала. Теперь она осталась совсем одна. Совсем одна. Она вспомнила страшный крик Рашель, тяжелые мерные шаги, леденящий смех лейтенанта. Мужество покинуло ее. Невольно она в последний раз повернула голову в сторону дома.

Застывшие Жюль и Женевьева смотрели на нее сквозь стекло. Оцепенение спало с них в одну секунду. Жюль схватил свою кепку, Женевьева – бумажник. Они выбежали на улицу, заперев дверь на ключ. Догнали девочку, и Жюль положил руку ей на плечо.

– Прошу вас, не пытайтесь меня остановить, – пробормотала Сара, краснея. Она была и счастлива, и раздосадована тем, что они пошли за ней следом.

– И не собирались! – улыбнулся Жюль. – Совсем наоборот, маленькая упрямица. Мы идем с тобой.

Под палящим солнцем мы двинулись по дороге к кладбищу. Меня вдруг замутило, и пришлось остановиться, чтобы как следует продышаться. Бамбер заволновался. Я успокоила его, сказав, что это просто недосып. У него опять закрались сомнения, но он воздержался от комментариев.

Кладбище было небольшим, но мы потратили много времени, пока нашли то, что искали. Мы уже готовы были махнуть рукой, когда Бамбер заметил булыжники на одной из могил. Это такой еврейский обычай. Подойдя к белой гладкой стеле, мы прочитали:

Через десять лет после своего заключения в лагерь бывшие депортированные евреи возвели этот памятник, чтобы увековечить память о своих мучениках – жертвах гитлеровского варварства. Май 1941-го – май