Неприкаянная душа - Лариса Малмыгина

— Не бойся, — прижимая меня к себе, прошептал Хесед, — помни, что на тебе кровь Христова.

— Ты спустишься со мной на тот этаж, где обитает бедняжка? — ощущая колющие ядовитые прикосновения страждущих, заглянула я в его синие очи.

— Я провожу тебя к ней, но разговаривать вы будете без свидетелей, — игнорируя потусторонних нахалов, покачал головой небожитель.

— Почему ты решился стать проводником в столь несимпатичном месте? — тщетно уворачиваясь от привидений, пробормотала я.

— А ты смогла бы найти дорогу к сестре? — обреченно окидывая взглядом обнаглевших призраков, поморщился дух Добра. — Прости, Алиса, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

— Это мои проблемы, — вздохнула я и покинула сильные руки ангела.

Смердящие белесые черепа внезапно вздрогнули, зашевелились и медленно опустили трап, сооруженный из обглоданных берцовых и бедренных костей, к площадке, на которой стадо великих грешников ожидало падения в жуткую неизвестность.

Ночь густела. Вдоволь насладившись видом моей теплой физической оболочки, незрячие попутчики зябко кутались в бывшие когда-то белыми саваны и угрюмо молчали, изредка бросая в нашу сторону пронизывающие насквозь взгляды.

— Сади-и-ись! — неожиданно прозвучало гулкое подземное эхо.

Будто электрический ток прошелся по напряженным теням, и они, издавая стонущие звуки, обреченно ступили на скользкую поверхность адского лифта. Мы неуверенно примостились с краю, ощущая всем своим естеством отчаянную дрожь призрачного окружения. Смрад становился невыносимым: так пахнет незахороненный покойник с трехдневным стажем. Но покойников было много. Очень много.

— Это фантомы или трупы? — прикрывая перчаткой обожженные зловонием ноздри, прошелестела я.

Небольшое количество приговоренных, копируя меня, тоже отвернулось от толпы и попыталось зажать воображаемые носы тем, что осталось от верхних конечностей.

— Это — грабители, — наблюдая за их неверными движениями, проронил ангел, — их лишили рук.

Казалось, яме, в которую сползает наше гадкое сооружение, не будет конца. Но вдруг мерзкое средство перемещения, дробно забренчав обнаженными костями, остановилось, выплевывая из своей утробы горстку страдальцев, болезненно реагирующих на запахи смерти. Безобразные тени, громко ухая, плотным кольцом окружили вновь прибывших, чтобы волоком утащить туда, где постоянные мучения станут их огромной платой за маленькое удовольствие прожить в роскоши несколько десятков лет на земле.

Освободившись от удалого воровского контингента, черепа дернулись и стали неторопливо втягиваться в бездну, жадно поглощающую свою тошнотворную добычу. Спуск продолжился без любителей нажиться за чужой счет.

— У- у- у, — надрывно завыло стоящее рядом существо.

— У-у-у, — отозвалось на его зов другое.

— Это лжецы и клеветники, их лишили языка, — сжимая мою руку в своей, объяснил Хесед.

Следующее застопоривание скелетов предназначалась для них. И снова страшные тени, грубо схватив болтунов за вороты обледеневших саванов, потащили бедняг в темные пещеры, видневшиеся вдали.

Оставшиеся на площадке грешники, испуская нечленораздельные вопли, затравленно озирались по сторонам. Передернувшись от омерзения к самому себе, чудовищный лифт снова тронулся в путь, прокладывая дорогу в вечность для отвергнутых праведным Господом Богом.

— Какие грехи совершили эти мученики? — ощущая мелкую дрожь во всем теле, осведомилась я.

— Убийство и самоубийство, — покрываясь красными пятнами, прошептал дух добра.

Мощи остановились. Роняя мнимые слезы, лихие вершители чужих судеб смиренно склонили буйные головы и безропотно поползли на выход. И тут же их сграбастали амбициозные пролетарии суровой адской конторы.

Две одинокие фигуры испуганно вжались в скользкие перила. Одна из них отчаянно зарыдала, поднимая волны жалости в бессмертных душах невольных экскурсантов.

— Остались самоубийцы, — печально промолвил Хесед, — нам за ними.

И снова спуск в неизвестность заставил сжаться от страха наши трепещущие сердца.

— Мне жаль бедолаг, так как они мучились и при жизни, — не выдержав нервной нагрузки, всхлипнула я.

— Не все, — погладил меня по голове ангел, — некоторые всего лишь ненавидели.

Я ничего не понимала. Или не хотела понимать.

— Террористы с взрывчаткой на шее приговаривают к смерти не только себя, но и окружающих их безвинных людей, — притянул меня к себе небожитель. — Это не только убийство, помноженное на количество загубленных душ, но и самоубийство. То, что дано Создателем, даже собственная жизнь, бесценно, и не должно отбираться отдельными личностями. Таков нерушимый закон Небес.

Убийственная тишина встретила нас на нижнем этаже Ада.

— Наверное, поседею, — присматриваясь к горемычным спутникам, подумала я. — Среди них есть чеченские боевики?

— Угадала, — потянул меня к отверстию в черной каменистой горе попутчик. — Пора, мы прибыли.

Содрогнувшись бестелесным дуэтом, величайшие грешники планеты Земля боязливо засеменили за нами, надеясь избежать цепких лап усердных работников страшнейшего этажа царства кошмара. Темные тени с неистовым гиканьем стремительно подскочили к самоубийцам, схватили их за пустые глазницы и быстро потащили в прожорливую клоаку омерзительной зловонной пещеры.

Каждый шаг причинял невыразимую боль, так как мертвенная, шевелящаяся под ногами, земля была усеяна ядовитыми тварями, старающимися вонзить свои длинные жала в живую, все еще чувствующую плоть

— Дальше ты пойдешь одна, — внезапно проронил Хесед, отступая на шаг от смрадного зева, который несколько минут назад проглотил две несчастные жертвы. — Жителям Рая вход туда строго запрещен.

— Боюсь, — непроизвольно прошептали мои потрескавшиеся от холода, непослушные губы, казалось, существующие отдельно от самого организма.

— Я буду ждать тебя здесь, — лаская меня глазами, молвил ангел, — иди.

И я побрела туда, куда еще не ступала нога живого человека, я пошла к той, которая ненавидела меня при жизни, чтобы попросить у нее прощения.

ГЛАВА 39

ПРОЩЕНИЕ

Тысячи злобных глаз впились в сумасшедшую, посмевшую нарушить их размеренную работу. Тысячи хриплых глоток извергли из гнусных пастей проклятия в мой адрес, отравляя воздух зловонием никогда не чищеных останков зубов и некогда больных желудков. Омерзительная клоака с аппетитом величайшего в мире обжоры постепенно засасывала новую жертву. Неведомое насекомое благополучно пробралось сквозь норковую шубу и по- хозяйски ползало по моей спине, выделяя на нежную кожу холодную, едкую слизь. Чешуйчатая тварь, похожая на огромную аскариду, медленно карабкалась по моим облаченным в лайкровые колготки ногам, стараясь присосаться к напряженным кровяным сосудам, которые безумно гнали кровь к сердцу, заставляя его бешено трепыхаться.

— Вперед, только вперед, — до судорог стиснув зубы, гипнотизировала я свое израненное тело и машинально переставляла непослушные распухшие стопы.

В пещере вечных мучеников царил зловещий полумрак, дозволяющий избранным смельчакам оценить по достоинству феноменальные местные достопримечательности. Объемные желтоватые сосульки свисали с ее осклизлых стен, благоухая многодневной мочой тяжелобольного человека. Да, здесь содержались те, кого отвергли все адовы инстанции, выбросив за свои отвратительные пороги. Глубокая яма преградила мне путь, и только милость божья не дала соскользнуть в пропасть, чтобы навсегда оставить на ее губительном дне неразумную ученицу, не выполнившую обещания, данного любимому Учителю.

— Кто там? — раздался из темноты подземелья жалобный женский голосок.

— Я ищу Жанну! — страшась, что обитающая в бездне грешница меня не услышит, закричала я.

— Она дальше, — простонала горемычная. — Поговорите со мной, сударыня.

— Извините, но мне некогда, — стараясь успокоить сердечные спазмы, присела на корточки я.

— Здесь очень холодно, — всхлипнула незнакомка. — Болит голова, зубы, сердце, ноги, руки. То, из-за чего я попала сюда — сущая ерунда, мгновенный порыв, не более. Но за этот мгновенный порыв я расплачиваюсь уже около сотни лет.

Щелкающий хруст под туфельками заставил меня оцепенеть на минуту, но и этой минуты стало достаточно, чтобы, не разбирая дороги, рвануть вперед. Жирные тараканы в неимоверном количестве копошились на нижнем этаже Ада. Откуда ни возьмись, ледяной, скользкий обруч замкнулся на моей шее, чтобы обвиться вокруг нее непроницаемым, удушающим кольцом: огромный питон с нескрываемым вожделением заглядывал в мои расширенные от ужаса зрачки. Вспомнив наказ нежного Иисуса, я поднатужилась и скинула гадкое пресмыкающееся на дно близлежащей пропасти, откуда послышался нечеловеческий вопль, проклинающий и жуткий. Ямы, ямы, ямы виднелись там и сям, но в какой из них находится бедная сестричка, я не знала.