Неприкаянная душа - Лариса Малмыгина

— Вот вам свадебный подарок, — ловким движением Мадим бросил на колени Марины Ивановны большой целлофановый пакет, через который просвечивали тугие пачки русских рублей. — Денег хватит даже на машину.

— А что такое — машина? — озадаченно пролепетал Федор Апполонович.

— Железная лошадка, — встрял в разговор Карлос. — Хотите познакомиться с Аристархом?

— С машиной? — испугался господин Ставров.

— С домовым, — с раздражением отчеканил Жемчужный.

— Самым верным другом порядочного человека.

— Хотим! — отмирая, пропищала Онорина.

— Идем! — скомандовал Карл Жанович, и охваченные неимоверным любопытством счастливые молодожены мигом убежали наверх расшаркиваться с загадочным Алмазовым.

— Прекрасно! — провожая безбилетников торжествующим взглядом, победно улыбнулся Мадим. — Теперь мы одни, если не считать вредного старика и черной бестии.

— Они останутся здесь! — посматривая на растерявшуюся Марго, заявила я. — Лучше уходи сам.

— Пойдем в спальню, я очень устал, — игнорируя мое заявление, обнял меня элементал. — Хорошо, любимая, пусть дед занимается домашним хозяйством.

— Но кто-то недавно признался, что старше Карлоса? Значит, старик ты, а не он, — подколола я высокомерного любовника.

— Сдаюсь, — рассмеялся Страшная Сила и, схватив на руки, увлек меня на давно забытую скрипучую кровать.

Ласковое плотное облако вобрало в себя мое усталое тело, чтобы напоить его силой и блаженством. Перестало существовать все.

К радости моего жениха супруги Ставровы остались ночевать в собственной квартире, где им предстояло провести первую ночь любви. Карлос, в ногах приютив кошку, тихо примостился на старом диване.

А за окном раздавались звуки двадцать первого века, к которым я привыкла, по которым скучала там, в средневековой Франции и античном Риме. Я дома, наконец- то я дома!

ГЛАВА 37

ССОРА

Тесный темный коридор, тягучая серая мгла, тяжелые хлюпающие звуки под ногами женщины в изношенных, грязных одеждах. Безысходность. Тоска. Отчаяние.

— Алиса, спаси меня, — театрально заламывая руки, надрывно рыдает Жанна. — Мне плохо, мне очень плохо.

— Не плачь, сестренка, — медленно тянусь я к ней, — не плачь.

— Я поняла все, дорогая.

— Что? — соленая влага двумя едкими ручьями стекает по моим щекам, обильно орошая разрывающуюся от душевной боли грудь.

— Твоя единственная сестра — стерва.

— Не надо так, — стараясь обнять страдалицу, которая отодвигается от меня по мере моего к ней приближения, слезно прошу я.

— Ты простила женщину, которая всю свою жизнь ненавидела тебя? — синими губами шепчет она.

— Конечно, — трясу головой я. — Конечно.

— О-о-о! — стонет Жанна. — О-о-о! Как больно!

— О-о-о! — рыдаю я, чувствуя, как чьи-то пальцы железной хваткой вонзаются в мои плечи.

— Алиса, проснись! Что с тобой? — врывается в сон смятенный знакомый голос.

— Только ты можешь помочь бедной грешнице, — вздрагивает сестра и втягивается в жуткую черную трубу, из которой нет выхода.

Я открываю глаза. Наверное, еще раннее утро. Мадим с тревогой всматривается в мое заплаканное лицо:

— Плохой сон, любимая? — шепчет он и целует мои руки.

— Да, Жанна в опасности, и только я могу спасти ее.

— Спустишься к ней в Ад? — кривит красивые губы бессердечный дух. — И это после того, как завистница призналась, что всю сознательную жизнь делала красивой сестричке сплошные пакости?

— Кто бы говорил! — волнуюсь я. — А разве не пылкий возлюбленный поспособствовал тому, что мне пришлось скитаться во времени и пространстве? Или ты считаешь, что жительнице цивилизованного третьего тысячелетия, брошенной мужем по милости коварного любовника, было приятно лицезреть острый топор над своей головой в тюремном дворе первого века?

— Во имя любви, — раздраженно поправляет он и пытается завладеть моим непокорным ртом, — во имя любви я сделал то, что сделал.

— Так чем же твоя любовь отличается от ненависти, если она приносит сплошные страдания? — плачу я.

Повелитель Стихий вздрагивает и потрясенно молчит, а затем кладет на мой взмокший лоб горячую ладонь, и я мгновенно засыпаю.

Иисус, прекрасный и воздушный, появляется из света, мягко льющегося мне в глаза:

— Ты помнишь о нашем разговоре, Алиса? — грустно спрашивает ОН.

— Все, все помню, — заверяю я Спасителя и падаю ниц к ЕГО стопам.

— Встань, — просит Бог и тотчас поднимает меня строгим взглядом.

— Я спасу ее, — обещаю я, обретая твердую почву под ногами, — я обязательно спасу ее.

— Верю тебе, — ласково касается ОН рукой моих волос, — верю тебе.

И медленно исчезает. Последние слова Мессии тонут в сладостной музыке, струящейся из неизвестности.

Я снова открываю глаза. Ярко светит солнышко двадцать первого века. Черные очи могущественного любовника опечаленно впиваются в мои губы.

— Я боюсь потерять тебя, — тяжко вздыхает Страшная Сила и берет в большие ладони мое лицо, — если бы ты только знала, как я боюсь потерять тебя.

В дверь робко постучали. Сияющий Жемчужный притащил двум засоням ароматный кофе с горячими булочками.

— Доброе утро, молодожены, — устанавливая поднос на мои колени, застенчиво произнес Карл Жанович, — супруги Ставровы приглашают нас к себе на обед.

— И когда пришло приглашение? Ночью? — удивилась я.

— Утром. А сейчас — полдень, господа, — засмеялся Карлос. — Кстати, потешному комедианту очень понравилось его отчество, коим он страшно возгордился, так что считает себя теперь сыном Аполлона, бога красоты.

— В приливе счастья плохая тетка забыла о своих племянницах, — приподнимаясь с кровати, покаялась я мужчинам. — Может, стоит пригласить и их?

— Неплохо придумано, — одобрил мою идею домовой, — немедленно звоню Жанниным дочкам.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Через сорок минут мы, одетые и причесанные, маячили на пороге бывшей квартиры Трухлявиных, сменивших не только подданство, но и национальность.

— Как же здесь шумно, — натирая виски дешевым одеколоном, пожаловался Фарий. — Всю ночь проворочался с боку на бок. Ваши жуткие машины похожи на больших жирных жуков, которые заглатывают людей, чтобы насытиться, и при этом противно жужжат.

— Хи, хи, хи, — подал голос Алмазов, — ну и дикарь!

— Клянусь Зевсом, я прогоню тебя из своего триклиния! — показал домовому кулак бравый комедиант. — О боги, боги, не помогает мне смердящая жидкость, данная презренным рабом!

— Рабом? — возмутился Аристарх.

Но тут раздался звонок в дверь, и возбужденная толпа племянниц с мужьями и детишками ввалилась в бывшее жилище нынешних новозеландцев. При знакомстве гости галдели так, что Федор Аполлонович вновь схватился за голову и тихо завыл.

— Что с вами? — обеспокоилась милосердная Ксюша.

— Болит, — ткнул пальцем в висок римлянин.

Ксюша потрогала пылающий лоб Фария и предложила ему обыкновенный анальгин. Маленькая беленькая таблетка необычайно привлекла внимание древнего артиста. Он недоверчиво понюхал странный кругляшек, осторожно положил его себе на макушку, прислушался к ощущениям внутри организма, брезгливо взял его в рот, закашлялся и выплюнул.

— Какая гадость! — бросая разъяренный взгляд на Жаннину дочку, прошипел несчастный. — Плебейка посмела предложить сыну самого Аполлона кусок горького мела!

— Что ты сказал? — приближаясь к нахалу, процедил сквозь зубы накаченный Юрик.

— Вы никогда не принимали лекарства? — поспешно влезла в полемику представителей мужского пола добродушная Ксения.

— Никогда, — сердито уточнил комедиант.

Незлобивая племяшка на свой страх и риск вложила следующую таблетку в рот мерзкого типа, заставила его выпить немного воды и ласково усадила привереду на кожаный диван, бережно подложив под спину трухлявинскую подушку. Через десять минут блаженство отразилось на лице нового хозяина дома. Он с обожанием уставился на спасительницу и послал ей кокетливый воздушный поцелуй, чем поверг в замешательство забытую новобрачную.

— И что за снадобье вы мне дали, милая? — закидывая ногу на ногу, тоном капризного ребенка уточнил высокомерный римлянин.

— Анальгин, — недоуменно ответила племянница. — Препарат, который лечит любую боль.

— Ты его сотворила своими нежными ручками? — изумился Фарий.

— Нет, я его купила в химчистке, — обозлилась Ксюша.

— Надо запомнить, — нервно почесывая котелок, промычал Скавр, — значит, в химчистке. А что это такое?

— Как спалось на новом месте? — доставая из-за пазухи несколько бутылок коньяка и коробку конфет, встрял в разговор представителей разных эпох догадливый Карлос.