Победитель - Андрей Волос

Чтобы со злобы не брякнуть чего лишнего при подчиненном, Мосяков снова припал к бокалу, а когда ледяная пузырчатая вода ежом прокатилась по горлу и провалилась в желудок, перевел дух и сказал:

— Ну, что делать. На нет и суда нет. Мы тоже, знаешь, тут!.. — покрутил в воздухе пальцами, а слова опять сдержал (вот откуда она, ранняя смертность работников спецслужб: все в себе!). — Ладно. Вторым номером сам поедешь?

— Ну да.

— А первым кто?

— Старший лейтенант Плетнев. Плетнев Александр Николаевич. — И, не дожидаясь вопроса, Иван Иванович пояснил: — Симонов рекомендовал. Говорит, парень пулями гвозди заколачивает.

* * *

У дверей гаража, поблескивавших мелкими каплями в сиреневых сумерках раннего утра, Плетнев оказался за минуту до назначенного срока. Полковник Иванов уже был там. Демонстративно посмотрел на часы, поднял было брови — и разочарованно крякнул. Но все равно состроил такую рожу, будто Плетнев все-таки опоздал, а он его как следует пропесочил.

— Товарищ полковник, старший лейтенант Плетнев по вашему при..!

— Тихо, тихо! — буркнул Иван Иванович. — Не на плацу. Пошли.

Нынче он был в тех же кроссовках, но зато не в кожаном пиджаке, а в джинсах и защитного цвета рубашке.

Полковник отпер машину — вишневого цвета «вольво»-пикап — и сел за руль.

— Значит, слушай, — сказал он, когда выехали за ворота.

Говорил он внятно, четко, и единственное, что мешало слушать, — это его недовольный тон: казалось, Иван Иванович заранее был уверен в том, что с поставленной задачей Плетнев не справится.

— Понял?

— Так точно. Понял. А машины какие?

— Вот именно, машины, — спохватился Иван Иванович. — Машин две — белый «мерседес» и белый джип сопровождения «тойота». Объект номер один будет находиться в «мерседесе». Скорее всего, на заднем сиденье за водителем. Имей в виду, стекла задних дверей всегда задернуты шторками, работать придется по невидимой цели… Пассажир переднего сиденья тоже является объектом — объектом номер два. Понимаешь?

— Так точно.

— По нему работать во вторую очередь. Главная цель сзади. В случае недостатка времени объект номер два можно не задействовать. Все внимание на объект номер один. Ясно?

— Так точно.

Когда выехали на набережную и покатили вдоль того мутного ручья, что назывался здесь рекой, он описал схему отхода. Схема отхода Плетневу понравилась. Плетнев как раз про нее и думал. Очень не хотелось, чтобы она оказалась неудачной. Он вспоминал лица тех офицеров, по которым веером от живота палил министр безопасности Сарвари… Нет, он не сомневался ни в чем. Но все-таки по краешку сознания скользили мысли, что они, конечно же, едут совершать что-то из ряда вон выходящее… в сущности, незаконное. Да, они собирались нарушить местные законы — да еще как! И в случае неудачи окажутся в очень неприятном положении.

— Объект номер один, — неожиданно прервал его мысли Иван Иванович, как будто перед тем прочитав их, — крупный государственный преступник. Просто распоясавшийся бандит. По ряду причин руководству страны трудно сладить с ним самостоятельно… Короче говоря, оно обратилось к нам за помощью. Понятно?

Он повернул голову и посмотрел на Плетнева долгим взглядом.

Может быть, он хотел понять, что Плетнев думает насчет объекта номер один. Но, если честно, Плетнев старался вообще не думать. Орудие не должно думать, а он сейчас был именно орудием. Как нож или пистолет не знает ничего ни о добре, ни о зле, ни о преступлении, ни о наказании, а лишь тупо и послушно повинуется держащей его руке, так и он не должен подниматься выше самого нижнего пласта сознания, отвечавшего за то, чтобы точно и успешно выполнить поставленную перед ним задачу. Хотя, конечно, Плетнев догадывался, кто такой этот объект номер один. Слишком много в последнее время сходилось разных мелких обстоятельств. И машины эти он знал. Несколько дней назад Амин приезжал к послу. Да, именно белый «мерседес» со шторками на стеклах задних дверей и белый джип сопровождения «тойота».

— Так точно, — сказал он. — Понятно.

Машина петляла по улицам, а Плетнев старался думать о пустяках. Но все равно сквозь мелькание мелочей проступало выразительное, властное лицо правителя, знакомое ему всего лишь по газетным фотографиям и портретам. Теперь их пути должны пересечься… Месяц назад Плетнев ничего не знал о нем. Он о Плетневе и сейчас ничего не знает. Но в какой-то момент траектории их жизней пересекутся. Примерно так сходятся в космосе два обломка, веками летевшие из разных концов Вселенной. Ближе, ближе… бац!.. Странно как-то, да?.. Нет, уж лучше и впрямь о пустяках.

Скоро миновали городскую черту, выбрались на шоссе. Километров через восемь свернули на какую-то неприметную сельскую дорогу.

Она оказалась отвратительной.

Машина кое-как переваливалась на колдобинах богом забытого проселка, подвеска задушенно крякала, Иван Иванович отчаянно крутил руль, шепотом матерился, и те пять или шесть километров, что пришлось проехать, растянулись, по ощущениям Плетнева, на все двадцать пять… Всякий раз, как колесо валилось в яму, из нее выплескивалось ведра полтора желтой пыли. Она поднималась в воздух, висела бурым облаком, скрипела на зубах… Такая, должно быть, и на Луне. Знаменитая лунная пыль… Американцы вроде бы садились на Луну. Плетнев думал, что один раз. Советские газеты сообщали об этом очень скупо. Но недавно Астафьев принес журнал «Америка» — не говорил, где взял, — и в нем оказалась статья, из которой следовало, что на Луне якобы побывало три удачных экспедиции! Еще один корабль — «Аполлон-13» — потерпел аварию в пути и вынужден был вернуться на Землю с полдороги… Сомнительно это все, — размышлял Плетнев. — Наша космонавтика, советская, — это да! А американцы?.. Он в это не особенно поверил. Серега, правда, отстаивал противоположную точку зрения. Мол, так оно все и есть. Вот, мол, напечатано… Еще Зубов при этом разговоре присутствовал. Прямо закатился: «Напечатали! Подумаешь! Они тебе напечатают!..» Зубов вообще хохмач и весельчак. Вот уж кто никогда не унывает. Правда, шуточки у него, конечно, довольно лобовые, но… короче говоря, для спецподразделения годятся.

Иван Иванович съехал на обочину — точнее, проехал несколько метров по выгорелой траве — и остановился возле большого валуна.

Выбрались из машины.

Над валуном росло кривое и почти безлистое дерево. Зато на каждую ветку было повязано множество разноцветных лоскутков и ленточек, и все они легонько трепетали на утреннем ветерке.

— Что это?

— Поверья какие-то, — недовольно морщась, отозвался Иван Иванович. — Мазар называется. Духи, души… черт их знает, тут не разберешь. Но все равно, — сказал он с усмешкой. — Со святого места начинаем.

Он открыл заднюю дверь и осторожно вынул длинный зачехленный предмет.

— Сам понесу, — буркнул полковник в ответ на вопросительный взгляд Плетнева. И пояснил: — Тебе нельзя. Руки будут дрожать…

Склон холма, по которому они поднимались к водоразделу, лежал в тени. Трава шуршала под ногами. Приходилось выбирать, куда ставить ногу, — склон местами был осыпной.

Иван Иванович шагал впереди. Вот наконец солнце озарило его макушку… еще шаг — полголовы… теперь вся голова полковника засияла… и тут же лучи ударили в глаза Плетнева.

Вышли на водораздел и остановились.

Все вокруг заливало ослепительное солнце.

— Красотища-то, а! — негромко воскликнул Иван Иванович.

Внизу змеилась асфальтированная дорога. Она появлялась из-за склона одного холма, делала длинную пологую петлю длиной метров в сто пятьдесят и скрывалась за склоном другого.

Плетнев приложил ладонь ко лбу и сощурился.

— Товарищ полковник, здесь ничего не выйдет…

— Что?

— Солнце слепит. Надо сменить точку. Я отсюда не вижу ничего.

Он так уставился на него, будто и впрямь неживой предмет заговорил с ним человечьим голосом.

— Серьезно, товарищ полковник! — Плетнев щурился и моргал. — Ни черта не вижу. Как стрелять? Солнце слепит.

Иван Иванович почему-то по-зверьи ощерился и проговорил сквозь сжатые зубы, как если бы Плетнев был его злейшим врагом:

— Да насрать мне на твое солнце! Позиция утверждена! Понял?! И никакой самодеятельности!

Он не шутил. Плетнев сразу как-то внутренне окаменел от злости и беспомощности. На мгновение у него возникло чувство, что он снова бесполезно бьется о днище баржи, ему негде вдохнуть воздуха… он обречен, и нет сил, чтобы что-нибудь исправить!..

— Но, товарищ полковник… — выдавил он.

— Без всяких «но»! — заорал он. — Игры кончились! Это боевая задача! Понял?! К бою!

Еще четверть секунды Плетнев смотрел в его остервенелое лицо. Потом со свистом выдохнул сквозь зубы застоявшийся в легких воздух.